Я сжал пистолет обеими руками и прислонил дульный срез к двери, на уровень головы входящего. Ну, знаете вы о бомбоубежище Юнга или нет?

— Подвинься правее!.. — раздраженный шепот рядом с моим ухом был настолько неожиданным, что я едва не спустил курок. — Весь проем загородил!

Мать-перемать! Это Верховцев, который вовсе не собирался куда-то торопиться! А я тут его шансы просчитываю!.. Теперь у нас только один шанс — устроить дуэль с корейской братвой на дистанции два метра. Такого страшного оружия, как у Верховцева, у них, конечно, нет, но их столько, что даже если они одновременно выстрелят из рогаток, нас как ветром унесет вниз тоннеля.

— Какого хера ты здесь делаешь?! — зашипел я.

— А ты какого хера здесь делаешь?!

Кажется, мы еще поживем. Не знаю наверняка сколько, но то, что еще минут пять мы будем в безопасности, это точно. Топот шагов в кабинете стихал в двух направлениях. Мне не было видно, но я хорошо слышал, как несколько человек метнулись в приоткрытую дверь, замаскированную под стеллаж, а остальные ушли так, как вошли, — через двери. Жаль, что я не знаю корейского языка. Верховцев, насколько я помню, тоже не полиглот. Речь бандюков Юнга была хорошо слышна. Я даже слышал, как шелестела моя куртка. Если бы знать, о чем они толковали…

Однако Юнг ушел той же дорогой, которой сейчас уходим и мы. Длина тоннеля неизвестна. Возможно, глава «семейства» уже из него вышел и сейчас возглавил карательный отряд. Первым делом, конечно, будет проверен ход-«западло», на который я не купился. А уже потом — этот коридор. В любом случае медлить нельзя. Кровь за Димой я не смогу подтирать постоянно. Капли, как ариаднова нить, выведут преследователей прямо на нас. Здесь темнота, но рано или поздно мы выйдем на свет. Плюс к этому тот факт, что после ранения самочувствие Верховцева явно не улучшилось. Он теряет кровь, а значит, силы и ясность мышления.

Я остановился у самого выхода. Опять дверь, из-под которой пробивается узкая полоска света. Узкая настолько, что перевязать Верховцева я могу, лишь сидя на полу. Так лучше видно. Сунув руку под рукав пуловера, я осторожно оторвал рукав рубашки. Подарок Насти… Быстро скрутив его в жгут, туго перемотал ногу Димы на дециметр выше раны. Рана пустяковая, но она опасна тем, что вот так, по пустякам, из нее может выйти много крови.

— Как чувствуешь себя?

— Пойдем, — опершись на меня, он поднялся.

Спускаясь вниз, мы держались руками за стену.

Никаких ответвлений или дверей мы не обнаружили. Выход из лабиринта был один, и он был перед нами. Я хотел было уже осторожно нажать на ручку и приоткрыть дверь, как Верховцев схватил меня за плечо: по полоске света скользнула тень и остановилась прямо перед нами. Судя по тому, что по другую сторону не было суеты и шума, можно было сделать резонный вывод: Юнг, если он вообще был в своем кабинете, уже давно командует своими людьми в доме. Ждать, пока тень уберется, нам не улыбалось. Выход в этом случае превращался в западню, аналогичную первой.

Дима бесшумно передал мне ружье и шагнул к двери. Что он делает? Он ее изучает. Зачем? Я нашел ответ на этот вопрос лишь тогда, когда он начал действовать. Верховцев просто убеждался, что дверь открывается наружу, а не вовнутрь. Резко нажав на ручку, он вложил в удар дверью всю свою дурь. Чего-чего, а этого у него было предостаточно.

Массивная резная створка распахнулась, как лист книги на ветру. Сокрушающий удар снес с ног владельца тени — среднего роста корейца. Он выронил из рук автомат Калашникова и почти плашмя рухнул на спину. Верховцев, решив, что этого недостаточно, вырвал из моих рук ружье и уже знакомым мне ударом отключил братка. Автомат имел ископаемый вид, и, что не исключено, именно из него какой-то дух стрелял на перевале Саланг в советских солдат. Я схватил его, высматривая на теле лежащего запасные магазины. Их не было. В отверстии на магазине, что был в автомате, блестел капсюль последнего патрона. Это значит, что в мое распоряжение попал автомат с полным магазином. После того как затвор выбросит последнюю, тридцатую, гильзу, можно выбрасывать и сам автомат. Но это было уже кое-что…

Опять коридор. На этот раз освещенный, и даже с некоторыми претензиями на изысканность. На стенах то тут, то там попадались небольшие миниатюры из древнекорейской, как я понял, мифологии. Слишком много драконов и раскосых мужиков с кривыми ножами. Или мечами. Я плохо разбираюсь в корейской мифологии. Пожалуй, даже Верховцев лучше соображает в этом деле…

Не нужно быть чересчур умным, чтобы понять: мы в подземной галерее. Верхнее перекрытие было недостаточно мощным, поэтому периодически слышались быстрые звуки шагов. Чьи-то ботинки глухо грохотали над нашими головами. В доме не прекращался ни на минуту квалифицированный шмон. Удивляться тут нечему. Двое незнакомцев, неизвестно каким образом проникнув в здание, устроили мордобой со стрельбой и исчезли. Природное спокойствие граждан с Востока нарушено и подогревается возмущением и жаждой мести.

— Ищут, поганцы… — Верховцев думал о том же, о чем и я.

Кровотечение у него прекратилось, но бодрячком он уже не выглядел.

Впереди раздался топот. Уже не глухой, а совершенно отчетливый. По одному с нами коридору, только навстречу, двигалось около трех-четырех человек. Отрывистая речь, в голосе — максимум внимания и ответственности. За то короткое время, пока мы пробирались по лабиринту и снимали показания с президента, люди Юнга успели проверить ловушку. Убедившись, что мы оказались умнее, чем они себе это представляли, Юнг отдал команду действовать наверняка — «мочить» пришельцев среди миниатюр. Отсюда такое сосредоточенное и ответственное дыхание. Они теперь точно знали, где мы, и были готовы ко всему. Коридор уходил вправо, и до встречи оставалось не более пяти секунд…

— Ложись! — тихо скомандовал я и плюхнулся на пол.

Только это сейчас могло нас спасти. Нелогичность нашего положения.

Дима, сморщившись от боли, распластался на бетонном полу и выставил перед собой, как при выполнении упражнения по огневой подготовке, оружие.

Трое!

Изумленные глаза… Растерянность длиною в миг и наш залп в этот момент…

Грохот ружья Дмитрия и длинная очередь моего автомата перечеркнули все надежды поисковой группы на блестящее выполнение задания. Сейчас только один из них, уползая в сторону, откуда он пришел, держался рукой за живот и широко раскрытыми глазами смотрел на свои сизые внутренности, что волочились за ним по грязному бетонному полу. Заряд шурупов, предназначенный для вышибания дверных замков, пришелся ему в нижнюю часть туловища. Выстрел пришелся не под прямым углом, а наискось. Только поэтому он еще жил. Бандит полз и полз, словно пытаясь так убежать от нас и своей смерти, оставляя после себя широкую полосу крови и продолжающие разматываться из нутра кишки.

Они хотели, чтобы так выглядели мы. Но мы этого не позволили. Мы пришли в этот дом не за собственным благополучием или обогащением. Другие мотивы движут нами. Нельзя в моем городе безнаказанно убивать людей. Но и стоять у меня на дороге с оружием в руках тоже не стоит. Мне сейчас до боли жаль этого человека, безнадежно пытающегося убежать от собственной смерти. Но разве я ему вложил в руки автомат и сказал: «Найди мусоров и убей!»? Может, Верховцев его заставил?! Или Юнг не догадывался, кто пожаловал к нему в гости? Да, он не догадывался. Потому что знал наверняка: у него в доме — полиция! И одного из них он хорошо знает. Капитан Загорский, застреливший его сына. У Юнга с головой все в порядке, и в умении мыслить ему не откажешь. Люди Креста никогда не стали бы проникать к нему в дом. Юнга можно уничтожить менее рискованным способом. Взрыв, снайпер, да что угодно. Запланированная полицейская операция тоже нонсенс. Во двор давно бы уже въехал бронетранспортер и смолол все в прах. Двадцать человек из группы «А» — и все бы закончилось в три минуты. Дом покрепче дворца Амина будет, но и «Альфа» уже не та. Но в доме люди, которым нужно большее, нежели криминал в доме. Им сейчас не нужна шумиха. А почему? Потому что понимают — пройдет шумиха, останется тишина. Им нужна информация для последующей ее реализации. Я не телепат, но уверен, что сейчас прочитал мысли Юнга.