Подытоживая эту часть рассуждений, можно сказать, что сегодняшняя Россия переживает кризис «общего» — интересов и занятий, значимых событий и авторитетных фигур, общего интереса и блага, выходящих за ближайший круг родных и знакомых для старших, менее образованных, обеспеченных, активных групп населения и, опять-таки, ближайший круг друзей и знакомых для более молодых, образованных и благополучных жителей России (на выработку таких общих идей и ценностей, на формы добровольной солидарности вокруг них, новые основания публичного авторитета, собственно говоря, и работал в странах Запада процесс модернизации, просвещенческая программа культуры). За пределы «своих» — таких же в социальном и культурном плане, как сам респондент, — старших россиян выводит разве что телевизор: они рассеянно посматривают на него как зрители, но на показанные им события не в силах повлиять как участники. Мир другого для младших открывает Интернет: здесь они, с одной стороны, остаются в кругу «своих», а с другой — выступают под масками, «никами» и проч., опять-таки, как и старшие, не втягиваясь в происходящее и в его заинтересованное обсуждение, а, напротив, отстраняясь от этого. Экран — и телевизора, и компьютера — не только показывает других, но и отгораживает от них, экранирует показанное.
В российском интеллектуальном сообществе, явно теряющем общественный и культурный авторитет и признание, но не приобретшем социальной автономии, эти процессы в стране сопровождались кризисом рефлексии и анализа, в том числе — самоанализа и самокритики, а в массовых институтах — кризисом репродуктивных систем. Речь идет прежде всего о школе — как средней, так и высшей, а в значительной мере о библиотеках, музеях и других институциях, представляющих культуру и просвещение. И то и другое фактически означало провал прежней интеллигенции, ослабление и даже исчезновение ее места и роли в социуме, а вместе с тем — выявило крайне слабый творческий потенциал интеллектуального слоя, несамостоятельность его поведения, отвлеченность и мечтательность мысли.
После четверти века относительной свободы думать, высказываться и действовать в России можно сказать, что групповой уровень существования (не путать с кружковым!) в отечественных условиях так и не появился. А соответственно, не были созданы каналы меж- и надгрупповой коммуникации, не появилась конкурентная и динамичная сфера публичности, равно как и формы институционального отбора, обобщения, закрепления и воспроизводства различных групповых ценностей и образцов. А раз так, то мы — в основном, хотя уже не только — по-прежнему пребываем в состоянии разложения прежнего целого (советского социума, советской цивилизации), по возможностям той или иной семьи или кружка обживая этот распад.
2
Вот лишь некоторые цифры для иллюстрации сказанного (здесь и дальше я имею в виду и непосредственно использую данные общероссийских репрезентативных исследований населения, специализированных зондажей молодежи и экспертных углубленных интервью, проведенных Левада-Центром более чем за двадцать лет полевой работы)[86].
Таблица 1
Как часто вы читаете книги?
(в % к числу опрошенных в соответствующем году)
Как видим, в 1990 г. читали книги хотя бы раз в неделю 38 % взрослых россиян (18 лет и старше), в 2010-м — 27 %. При этом доля людей, практически не читающих книг, выросла с 44 % до 63 %.
Таблица 2
Как часто вы читаете журналы?
(в % к числу опрошенных в соответствующем году)
Если в 1990 г. практически не читали журналы 19 % взрослого населения России (причем речь идет, по тогдашним условиям, прежде всего о тонких журналах типа «Огонька» и «толстых» литературных вроде «Знамени» и «Нового мира», незадолго до этого ставших независимыми от государства), то сейчас эта цифра достигла 57 % (среди молодежи — 58 %, а среди самых старших россиян — 69 %).
Таким образом, хотя бы раз в месяц сегодня бывают в библиотеках 6 % взрослых россиян, свыше 85 % их вовсе не посещают; 20 лет назад соответствующие цифры выглядели как 21 % и 63 %. Даже среди молодежи крупных и средних городов страны, а это сегодня наиболее активные абоненты библиотек (опрос 800 человек в 2011 г.), посещают библиотеки для учебы, самообразования лишь 26 %, а трое из пяти опрошенных не бывают в них практически никогда.
Свыше 70 % наших взрослых сограждан (опрос 1600 человек в 2011 г.) не покупают книг. Делают это хотя бы раз в месяц 13 %, причем две трети покупающих приобретают в среднем одну книгу в месяц, но чаще — и того меньше. Из книг, которые россияне читали на момент опроса в 2010 г., 62 % были куплены ими недавно или раньше, 19 % — взяты у друзей или родных, каждая девятая была скачана из Интернета и опять-таки каждая девятая была из библиотеки (напомню, что, по данным опросов в 1970-х гг., библиотечными были от 40 % до 60 % книг, читавшихся респондентами на момент социологического опроса). Соответственно свыше 70 % семей не имеют домашних библиотек — у них либо вовсе нет книг, либо есть меньше 100 книжных изданий, то есть разрозненные книги, не составляющие общего и значимого культурного ресурса. Доля семей с большими домашними библиотеками, свыше 500 книг, сократилась за последние 15 лет с 10 % до 2 %.
Таблица 3.1
Как часто вы бываете в библиотеке?
(в % к числу опрошенных в соответствующем году)
Таблица 3.2
Как часто вы бываете в библиотеке?
(в % к числу опрошенных в соответствующем году)
При этом книгоиздание в стране, ставшее за последние двадцать лет практически целиком негосударственным, характеризовалось более или менее постоянным ростом числа названий публикуемых книг при последовательном сокращении их тиражей, то есть сужении значимости каждого отдельного образца. Так, количество издаваемых книг и брошюр за 1990–2010 гг. увеличилось почти в три раза, тогда как средний тираж сократился в 7 раз. Еще резче выглядит этот разрыв применительно к переводным книгам, доля которых в книгоиздании, заметим, сокращается: количество названий переводных книг за период 1991–2010 гг. выросло в 3,79 раза, тогда как средний тираж сократился в 24,5 раза. При этом книгоиздание последовательно сериализуется, иначе говоря, работает как канал по преимуществу массовой коммуникации: серийные издания книг составляют сегодня до двух пятых (39 %) книжного потока по названиям и свыше трех пятых (62 %) — по доле в совокупном тираже.
Еще острее ситуация с журналами — их покупкой, подпиской на них, чтением. Наиболее широко употребительными среди них выступают тонкие иллюстрированные с аннотированной телепрограммой и цветными фото из жизни «звезд» кино и эстрады, а также тонкие для женщин (с выкройками, кулинарными и медицинскими рецептами). Следующая подгруппа, с заметно меньшей популярностью, — толстые глянцевые журналы, либо для мужчин, либо для женщин (важно, что прессу такого типа не читают, а просматривают — это другой режим коммуникации, по-другому в таких случаях чувствует, ведет себя и сам рассеянный потребитель). Третья подгруппа — научно-популярные журналы, юмористические издания и периодические сборники кроссвордов. Старые «толстые» литературно-художественные журналы — органы сплочения инициативных групп, с помощью которых групповые ценности и нормы регулярно выносятся в публичное пространство коммуникаций с другими такими же группами и борьбы за публику, расширение ее круга, — редуцировались по тиражам и функциям до «малых литературных обозрений». Причем новые журналы этого последнего типа, десятками ежемесячно возникавшие на заре перестройки и гласности, за девяностые годы в абсолютном большинстве исчезли (хотя за последние 15 лет стали доступны — прежде всего через «Журнальный зал» в Интернете — несколько старых и новых литературных журналов российской эмиграции).
