— Он жив, капитан Зеленов? — нерешительно спросил корреспондент.

— Нет, он был убит на том самом месте, где когда-то стояла батарея Раевского. Погиб в сражении с немецкими танками. — Генерал перевел взгляд на начальника политотдела: — О подвиге наводчика из дивизиона Зеленова, что, оставшись из расчета один, истекая кровью, продолжал расстреливать фашистские танки с оторванной рукой, расскажите особо. И если известен адрес госпиталя, где лежит этот наводчик, сообщите корреспонденту.

— Федор Чихман?

— Да, Федор Чихман.

Было заметно, что для генерала тяжелы всколыхнувшие его душу воспоминания о кровопролитных октябрьских боях на Бородинском поле, в селе Семеновском, в Шевардино, в Дорохово, а также в других деревнях и селах можайского рубежа обороны, и поэтому он дал знать корреспонденту, что беседа окончена:

— Свой регламент я нарушил.

Корреспондент встал, но блокнот все еще держал в руке, рассчитывая что-то еще записать в нем.

— Товарищ генерал, вы сказали, что в ноябре разведчики вашей армии взяли в плен германского офицера, у которого была обнаружена оперативная карта и что эта карта помогла вам разгадать замыслы противника использовать на ближних подступах к Москве тактику двойных клещей. Вы можете назвать фамилии этих разведчиков?

Командарм оживился, посмотрел на часы:

— Командир группы захвата, что взяла в плен офицера оперативного отдела немецкой армии, будет у меня через десять минут. Я вызвал его для нового важного задания.

— Как его фамилия? Кто он по званию и можно ли с ним встретиться?

— Его фамилия Казаринов, по званию он лейтенант, а повидаться с ним вы сможете лишь после того, как он выполнит мое задание. Так что молите бога, чтобы он живым вернулся с этого задания.

Попрощавшись с генералом, корреспондент вышел из отсека командующего. Следом за ним вышел начальник политотдела.

Адъютант снял газеты с оперативной карты и, аккуратно свернув их, положил на край стола. Говоров подошел к чугунной печке, бока которой розовели цветом созревающей клюквы, и, боясь обжечься, осторожно поднес к ней руки.

— Жарко топите.

— Сухими топим, товарищ генерал. В блиндаже тепло, и из трубы ни дыминки. Их «рама» зоркая, малейший дымок засекает.

— Позвони Полосухину и скажи, чтобы корреспондента у него хорошенько покормили и взяли на полное довольствие по зимней норме, пока он будет у него в полках. — Слова «по зимней норме» командарм сказал с особым нажимом, и адъютант понял значение этого нажима.

— Слушаюсь, товарищ генерал.

— Передай начальнику штаба: если корреспонденту будет нужна пишущая машинка — скажи, что я разрешил.

— Понял вас, товарищ генерал!

Говоров посмотрел на часы:

— На восемь тридцать я вызвал лейтенанта Казаринова и начальника штаба 113-го стрелкового полка из дивизии Полосухина.

— Они уже здесь.

— Давай их сюда.

Адъютант вышел и через минуту вернулся с лейтенантом Казариновым и майором Казаковым. На обоих были новые дубленые полушубки и серые военного образца валенки.

Когда майор Казаков доложил о прибытии, генерал встал из-за стола и крепко пожал обоим руки.

— Смотрю, вы нарядились, как женихи.

— Земляки о нас не забывают, товарищ генерал! — громко ответил майор.

— Это кто же ваши земляки?

— Сибиряки, товарищ генерал! Одевают нас по высшему классу! Можно трое суток лежать в сугробе и думать, что ты лежишь на сочинском пляже.

— Остер, остер ты на язык, майор.

— Весь в деда пошел, товарищ генерал!

— Он что, дед твой, был первым балагуром на деревне?

— Балагуром мой дед не был, товарищ генерал, а конной разведкой у генерала Брусилова командовал.

— И ты пошел по стопам деда?

— Гены сработали, товарищ генерал, и тонкое чутье полковника Полосухина.

— Ну что ж, хорошо, что твой дед командовал конной разведкой у генерала Брусилова. И хорошо, что у полковника Полосухина такое чутье на мужественных людей. Присаживайтесь. — Генерал рукой показал на табуретки у стола.

— Привыкли стоя выслушивать приказы старших командиров, товарищ генерал! — Ответ майора прозвучал уверенно и четко, словно он заранее знал, что командарм предложит ему и Казаринову сесть.

— И это правильно, — согласился командующий и, склонившись над картой, стал во что-то вглядываться.

Была у генерала такая привычка: когда, давая приказание подчиненному, он на ходу обдумывал суть приказания, его смысл и значение, которые не укладывались в привычные уставные формы и понятия, он не любил стоять на месте, глядя в лицо подчиненному. Прохаживаясь, он легче и свободнее думал. Необычным приказание было и на этот раз, и поэтому, окинув взглядом майора и лейтенанта, командующий отошел от карты и молча прошелся взад-вперед по блиндажу. Начал спокойно, как бы издалека:

— Три дня назад разведчики из соседней с вами стрелковой дивизии приволокли «языка» в звании сержанта. Оказался француз. От него мы узнали, что на можайский рубеж обороны в середине ноября прибыл добровольческий французский легион. По кадровому составу это примерно полтора наших стрелковых полка. Командует этим легионом некий полковник Лябон. — Генерал с расстановкой повторил фамилию командира легиона: — Полковник Ля-бон. Запомните на всякий случай. Может пригодиться. — Генерал подошел к столу и заглянул в блокнот: — Легион формировался в июле в Париже. На верность Гитлеру легионеры присягали 7 ноября в Кракове. На допросе пленный француз сообщил, что еще при формировании легиона в Париже добровольцы просили, чтобы их направили на тот участок восточного фронта, который будет брать Москву. С уст каждого легионера не сходили два слова: «Бородинское поле». Но, к их огорчению, на Бородинское поле они опоздали. Не выпала им честь лечь костьми у могил воинов великой армии Наполеона. Сейчас, после перехода наших войск в наступление в первую неделю декабря, легион, потеряв половину своего кадрового состава, отступил. По сведениям, полученным от пленного сержанта три дня назад, остатки полуразбитых батальонов легиона дислоцируются в трех населенных пунктах: в Марьино, это за Нарскими прудами, в Калюбаково и в Выглядовке. Штаб легиона дислоцируется в Выглядовке. Подойдите к карте. — Когда майор и Казаринов подошли к столу, командарм ткнул пальцем в названные населенные пункты: — Вглядитесь внимательно. Марьино, Выглядовка и Калюбаково. — Оставив майора и лейтенанта склонившимися над картой, Говоров помешал во времянке дрова и подкинул в нее несколько поленьев. Закурил. Когда увидел, что Казаринов поднял голову от карты, спросил: — Запомнили?

— Запомнил, товарищ генерал! — ответил майор и на шаг отошел от стола. — Три этих названия врубились мне в память на всю жизнь. Даже два неказистых по первому впечатлению названия деревень — Выглядовка и Калюбаково — стали вровень с исторической деревней Марьино. При нашествии Наполеона, если мне не изменяет память, в Марьино дислоцировался партизанский отряд Дениса Давыдова.

— Память тебе, майор, не изменяет. А теперь я пожелаю, чтоб удача не изменила вам.

— Какие будут приказания, товарищ генерал? — Майор стоял посреди блиндажа, вытянувшись по стойке «смирно».

— Чувствуйте себя свободно. Вы не в строго на смотре.

Майор расслабился и запустил пятерню в свою густую каштановую шевелюру.

В отсек командарма вошел адъютант:

— Товарищ генерал, на проводе Первый.

По выражению как-то сразу изменившегося лица командарма майор и Казаринов поняли, что на проводе весьма важное лицо, и поэтому приготовились к тому, что генерал предложит им выйти из своего отсека. И они не ошиблись. Прежде чем принять от связиста телефонную трубку, командарм мягко произнес, обращаясь к майору и Казаринову:

— Покурите в соседнем отсеке. На проводе командующий фронтом.

Майор Казаков и Казаринов вышли.

Разговор с Говоровым Жуков начал с того, что поздравил командарма-пять с переходом армии к решительному наступлению, поблагодарил за освобожденные деревни и села Можайского района. Потом с какой-то особой, не свойственной ему торжественностью Жуков произнес: