– Вспомните, чему нас учили в кальмекак[19], – стараясь сделать голос как можно более ровным, проговорил возжигатель копала. – Зрелый человек имеет сердце твёрдое, как камень, мудрое лицо. Он хозяин своего лица, у него ловкое и понятливое сердце. Так вот я пытаюсь сохранить самообладание, и ничего более. Уэмацин, простите меня, если я недостаточно почтителен к правителю. Осмелюсь дать вам совет. – Главный жертвователь сделал паузу, пристально посмотрел в глаза друга, не нашёл в них гнева и продолжил: – Станьте вновь хозяином своего лица и сердца. Не дайте обстоятельствам толкнуть вас на необдуманный поступок. Больше размышляйте, меньше выносите суждений, взвешивайте каждое решение. Вам предстоит стать тем, кто ставит зеркало перед другими. Помните и не дайте никому заподозрить хоть малую толику волнения.

– Прости, Истаккальцин, я не должен так себя вести. – Царевич виновато посмотрел вниз и отпрянул назад. Служитель Тескатлипоки всегда представлялся молодому вождю много старше, чем на самом деле, а потому мнение первосвященника мужчина ценил особенно высоко. – Если люди узнают, что мы лишены поддержки великих, они точно не пойдут за нами. Раньше была хоть какая-то надежда, теперь её нет вовсе, – угрюмо произнёс царевич.

– Верно, – ответил жрец, – поэтому нам нужно покинуть город как можно быстрее. Я уверен, слухи уже расползаются. Люди злы. Они запросто могут напасть на нас, если найдётся умелый подстрекатель.

– Но куда идти? Кто захочет принять безбожников, вызвав вдобавок гнев Кецалькойотля?

– Туда, где мы сами сможем найти свой дом, – загадочно взглянув на собеседника, проговорил Истаккальцин.

– О чём это ты? – недоумённо спросил Уэмак, насторожившись.

– По близости осталось только одно место, где нет ни городов, ни государств, – рассудительно произнёс верховный жрец. – Я говорю об Атекуаутлане. Если мы уйдём туда, нас даже не будут преследовать.

– Затопленный лес? – негодующе воскликнул царевич. – Податься в те края – чистой воды безумие. Мы не найдём там пригодной для жизни земли, к тому же он кишит множеством опасных тварей. Только великий Ипальнемоуани знает, кто встречается в тех тёмных дебрях. Столетиями наш народ опасался ходить в Атекуаутлан. Предки всегда поступали правильно, они не могут ошибаться.

– Предкам не было никакой нужды идти туда. Оставаться здесь – вот настоящее безумие! Это же верная смерть. Или вы предпочтёте отсиживаться у соседей, зная, что вас в любой момент могут выдать Кецалькойотлю? Вы же знаете, человек в двести раз опаснее и каймана, и кусачей черепахи.

– Но в лесу ведь живут и люди, – заметил Уэмак.

– Тоуэйо[20], дикари, – брезгливо бросил верховный жрец, скривив губы. – Трусливы, как лесные кошки. Стоит им только раз отведать нашего оружия, как они тут же скроются в чаще, дрожа от страха.

– Но а где же мы будем жить? Нам придётся оставить здесь всё. В твоём болоте не будет даже крыши над головой, не говоря уже о еде и одежде, – продолжал возмущаться Уэмак.

– Слыхал я от людей с востока: в глубине леса находятся острова, и чем дальше, тем больше. Да-да, твёрдая земля, пригодная для обработки. Как вы думаете, где живут тоуэйо? Их деревни как раз-таки располагаются на островах. Мы можем остаться там. Конечно, будет трудно. Но это уж лучше, чем жить в страхе на чужбине.

– И кто же будет нас кормить, обеспечивать одеждой, кто станет строить дома, делать посуду, расчищать землю под поля? Откуда мы возьмём хлопок, обсидиан, бумагу? Я уж не говорю о нефрите и драгоценных перьях, – покачал головой обладатель бирюзового венца.

– Поначалу придётся поручить всю тяжёлую работу нашим слугам, да и самим потрудиться немало. Не забывайте, у нас всё же есть воины. Пусть их недостаточно для боя с Кецалькойотлем, зато они могут заставить покориться деревни тех самых тоуэйо. Мы научим их выращивать кукурузу, бобы и тыквы, строить дома и ткать, обложим посильной данью. Думаю, их вожди вскоре сами встанут на сторону нового порядка, ведь у них будет больше пищи, появится защита и от соседей, и от ненастья. Быть может, кто-то захочет присоединиться добровольно.

– А по-моему, ты просто мечтаешь, Истаккальцин, – перебил жреца Уэмак. – Скажи, когда ты успел придумать всю эту нелепицу?

– Не спешите гневаться, владыка, – с досадой произнёс жрец. – Вчера я в последний раз беседовал с предками. Вот что они сказали: «На стороне тени появился новый дом. Голодный насытится. Немощный поднимется. Отнятое вернётся. Великий народ появится здесь, посреди вод». А ещё они показали мне копьё.

– Отнятое вернётся. Я уже понимаю, про кого это, – с невесёлой усмешкой произнёс царевич. – Что же до остального, предки никогда не говорят прямо. Ты ведь сам не можешь точно сказать, что за новый дом и великий народ. Извини, но я не могу считать твоё предсказание залогом успеха.

– Тогда я не стану вас разубеждать. Даритель Жизни сам распорядится судьбами каждого из нас. Мы все в его руках. Ну а что же вы намерены делать, если не хотите идти в Атекуаутлан?

– Не знаю, Истаккальцин, не знаю, – честно сказал Уэмак, потупив взор. У молодого вождя вдруг появилось нестерпимое желание выговориться. И пускай такое поведение не подобало твёрдому сердцем правителю. Но какой из него сейчас владыка? А царевич верил, Истаккальцин – как раз тот человек, которому можно доверить всё, тяготившее его последние дни.

– Мне тяжело, – произнёс сын правителя, покачал головой и снова опустил глаза. – Я в ответе за то, что происходит. Из-за меня столько людей обречены на смерть или изгнание. Они все жили в собственных домах, имели земли, запасы, прекрасные вещи. Быть может, не все их мечты сбылись, но жили они неплохо. И вот я пообещал им больше, сказал, будто исполню самые дерзкие желания, смогу даровать положение, которое бы они не смогли иметь при Кецалькойотле. И они поверили мне. Но затея обернулась провалом. Теперь мои друзья фактически потеряли всё имущество, им предстоит отказаться от прежней жизни и удалиться в изгнание. Если бы не я, они бы смогли сохранить хотя бы то, что имели. – Уэмак облокотился на трон и упёрся головой в ладонь, драгоценные перья обвисли, словно увядшие цветы. А Истаккальцин молчал. Ведь никому, даже верховному жрецу, не престало говорить правителю слова утешения. Царевич вновь посмотрел на собеседника и добавил:

– С самого начала я принимал все решения. Но я оказался слеп и не заметил очевидных вещей. А никто так и не сказал мне: «Постой, Уэмак, твой путь ведёт к гибели». Нет, ни один не решился. И вот теперь мы на краю пропасти. Сейчас впервые мне хочется последовать чужому мнению. Быть может, сегодняшнее решение окажется правильным только потому, что приму его не я. На закате здесь состоится государственный совет. Первый и единственный раз я буду сидеть на троне правителя, а те, кто помогал мне, – на местах советников, тех самых, которые я им обещал. Но я буду молчать всё время, не скажу ни слова. Пусть они обсуждают, спорят до хрипоты, обвиняют меня во всех несчастьях. Когда же они придут к соглашению, я одобрю его, каким бы оно ни оказалось. Даже если мы в результате погибнем, не я один буду нести ответственность за этот роковой шаг. – Мужчина приподнялся на троне и, плотно сжав губы, наградил жреца тяжёлым леденящим взглядом.

В ответ Истаккальцин понимающе кивнул и негромко сказал:

– Как вам будет угодно, государь.

Уэмаку показалось, что последнее слово жрец произнёс нарочито почтительно. Крылась ли здесь издёвка? Но самозванец не мог требовать отношения к себе как к настоящему владыке и сделал вид, будто не заметил насмешки.

– Иди, Истаккальцин, готовься к совету. Ещё есть время обо всём подумать.

Стемнело быстро. Вечер стоял тёплый и безветренный. Огонь в жаровнях, которые слуги принесли во двор совета, горел ровно, из-за чего фигуры собравшихся казались красноватыми. И Уэмаку, тревожно взиравшему на них с высоты трона правителя, казалось, будто все они обагрены кровью. Сын почившего правителя к тому времени снял роскошную розетку из перьев кецаля и завернулся в плащ со сложным цветным узором, головной убор он также заменил на более скромный. Такие роскошные вещи подобает носить на празднике, а не сейчас, когда предстоит проститься с обеспеченной, сытой жизнью во дворце и стать изгнанником. Заговорщики занимали места членов совета на террасе. Один лишь Истаккальцин находился здесь законно. Жрец нарядился в костюм бога смерти. На чёрном теле он успел нарисовать белые кости, надел маску в виде черепа с украшениями из бумаги. Место напротив него пустовало. Даже самозванец не мог посягнуть на священную должность верховного жреца Солнца.