Кто-то дотронулся до его руки, и Уэмак вздрогнул, приходя в себя.

– Что с тобой? – спросил обеспокоенный жрец.

– Всё в порядке, Истаккальцин, – спокойно отвечал царевич. – Нам нужно готовить церемонию.

Слуги правителя созывали народ к палатке вождя, всех без исключения, даже грудных детей и раненых. Жрецы доставали свёртки с шипами агавы и другими приспособлениями для кровопускания. Вскоре начала собираться толпа. Люди знали, какую новость сейчас объявит предводитель, их переполняла надежда. Кругом только и говорили о начале новой, счастливой жизни и о таинственном боге, под покровительством которого закончится время скитаний и начнётся эпоха роста и процветания.

Уэмак слышал из палатки шум сотен радостных голосов. Снова он осмелился достать и надеть регалии Кецалькойотля – расшитый плащ правителя и прекрасный головной убор кецальтлапилони[59] – роскошный каскад из перьев, ниспадающий с темени на спину и плечи.

– Когда мы построим временный храм, я первым делом устрою ритуал вступления в ранг правителя с постом, молитвами, речами и жертвоприношениями, – сказал он Истаккальцину, облачаясь в костюм владыки.

– Все в сборе, – доложил слуга, вошедший в палатку.

– Тогда пора, – произнёс царевич и в сопровождении жреца вышел наружу.

Увидев Уэмака, люди притихли. Молодой вождь оглядел собравшихся. В первых рядах находились представители знати в ярких плащах и прекрасных головных уборах из драгоценных перьев. Их жёны надели белые блузы уипилли[60] с красочной вышивкой и юбки, окантованные пёстрой бахромой. Позади теснился простой люд в одежде из грубых волокон агавы, испачканной водными растениями и чёрным густым илом. Теперь вождь не отводил взгляда. Он пристально всматривался в глаза каждому, пытаясь понять мысли и настроения людей. Надежда, ожидание, радость, восхищение, боль, неверие, тревога, предвкушение – столько чувств застыли на лицах, и все они обращены к нему.

Предводитель изгнанников начал: – Это говорю вам я, Уэмацин из Ойаменауака. Сегодня ночью все вы стали свидетелями явления великого бога, который во время долгих странствий оберегал нас, защищал от врагов и прочих напастей, отвращал беду и посылал своих слуг, которые ценой собственной жизни отстояли наше существование. По окончании сражения он призвал нашего великого жреца, пернатого змея, достойного Истаккальцина, к себе, дабы объявить нам свою волю. И Истаккальцин отправился к нему и говорил с ним. Это произошло сегодня, в день тринадцать-цветок года десять-дом. И вот что поведал Истаккальцин, когда вернулся. Этот бог – молодой воин, идущий своей дорогой, раздающий перья, выкрикивающий клич войны. Он называется защитником людей. Его сердце предвидит, оно поддерживает и защищает. Его слова – нефрит и перья кецаля[61]. Его обиталище – область тайны. Он – Таинственный Владыка. Его сущность скрыта от глаз любого смертного. И он желает, чтобы мы утолили его голод. Он жаждет свежих человеческих сердец и драгоценной влаги так же, как и мы вожделеем только что испечённого мягкого и вкусного хлеба. Мы должны насытить его. Нам же он обещает быть во всём и везде покровителем. Он дарует нам место, где мы построим свой город, где мы засеем поля, где мы разобьём сады. То будет место щитов и дротиков, откуда мы с его благотворением поведём наши отряды и завоюем все местные народы и подчиним их нашей воле. Ибо для того пришёл к нам тот бог, чтобы силой своей груди и головы собрать, привлечь к себе и к своей службе все народы, коих мы встретим на своём пути. – Уэмак остановился и обвёл взглядом собравшихся, лишь одобрение прочитал он в их глазах. Много тяжёлых дней измученные скитаниями люди ждали восстановления союза с богами. И теперь пришло время оправдать их надежды. Нет, правитель ничего не обещал, чтобы его слова не обернулись ложью, но в то же время царевич понимал, без связи с великими нет власти, нет тлатоани. И он продолжил: – И чем больше мы дадим нашему богу, чем лучше будем заботиться о нём, тем сильнее будет его благоволение, тем больше славы и величия мы обретём. Бог выбрал нас неслучайно. Ему не нужен народ дикарей, народ слабый и страшащийся, народ, пребывающий в плену страстей, телесных и духовных. Возрадуйтесь, ибо он выбрал нас, именно нас, наделенных храбростью, мудростью, сильной верой и яростным рвением. Ибо мы – великий народ отважных воинов и прославленных мудрецов, равного которому нет более нигде. Но наш бог не должен ждать. И теперь в знак заключения союза и установления прочной нерушимой связи на века мы все должны даровать нашему богу, Таинственному Владыке, каплю своей крови, драгоценной влаги. Волю нашего покровителя должны исполнить все до единого: и воины, и крестьяне, и слуги, и рабы, и мужчины, и женщины, и грудные дети, старые и молодые, больные и здоровые. Так говорю вам я, Уэмацин из Ойаменауака, сын доблестного Цинпетлаутокацина, потомок блистающего, как сверкание нефрита, Се Сипактли.

Когда Уэмак закончил свою речь, радостные, восторженные крики раздались из толпы, в считанные мгновения их подхватили другие собравшиеся, и вот уже все люди, словно рокочущее море, приветствовали обретение нового бога. Они славили Таинственного Владыку, Уэмака, Истаккальцина и самих себя. Тем временем молодой вождь взял заострённую резную птичью кость и с благоговейным трепетом поднял её к небу, а затем решительно вонзил в мочку уха, проткнув её насквозь. Он почти не почувствовал боли, лишь жар разлился по всему телу, содрогнувшемуся от пламенного экстаза. Жрецы начали раздавать всем колючки агавы. Люди без страха пронзали плоть и выпускали капли драгоценной влаги в честь Таинственного Владыки. Некоторые ранили себя ещё и ещё, стремясь угодить новообретённому богу. Матери протыкали кожу детям, и те плакали, не понимая, ради чего им причинили такую боль. Даже раненые, потерявшие много крови, исполнили волю правителя. И вот, когда в лагере изгнанников не осталось ни одного, кто бы не принёс жертву Тлакацинакантли, огромная тень в форме летучей мыши на мгновение закрыла небо и затмила солнце, а затем унеслась вдаль. Нетопыри и совы высоко в кронах неистово закричали, шумно хлопая крыльями. Налетел ветер, срывая пряди пачтли с ветвей кипарисов. А Истаккальцин вскинул руки и, воззвав к богу, начал читать молитву, первую за все дни испытаний и странствий.

Утро нового дня, светлое и радостное. Истаккальцин встал незадолго до рассвета. От томительного предвкушения щемило в груди и трепетало сердце. Жрец поймал себя на мысли, что такое светлое, искреннее чувство он испытывал последний раз в детстве, а во взрослой жизни с её сдержанностью, ложью, деланной степенностью и неестественностью такому восторженному и чистому переживанию места не находилось. «Цветов и песен жаждет моё сердце» [62], – вспомнилась ему строка из стихотворения. «Да, именно так», – ответил он сам себе. От утренней прохлады приходилось кутаться в плащ, но в груди всё пылало, клокотало, будто мужчина проглотил огонь, который заставлял кипеть все внутренности. Но Истаккальцин знал, то вспыхнуло пламя новой веры, разгорающееся прямо в сердце.

Рано на заре торжественная процессия покинула последний лагерь изгнанников, который они разбили предыдущим вечером. Но странствиям подошёл конец, больше не будет утомительных путешествий и временных стоянок. Сегодня измученные люди обретут новый дом. Разодетые в прекрасные цветные плащи с роскошными плюмажами на головах шли жрецы и аристократы. В руках они несли курильницы, мешочки с копалом, сосуды для возлияний, листы бумаги, приспособления для кровопускания и посохи-погремушки. День разгорался. Радостными криками и пением птицы встречали восход солнца. Невообразимо быстро, работая крыльями, пролетел над участниками шествия вечный труженик колибри. Черепахи, греющиеся на корнях деревьев, с плеском попадали в воду при виде приближающихся людей.