– Ты пока иди, – сказал он девушке. – Я тебя позову потом.
Та послушно вышла без лишних слов.
«Вот и пригодился, – подумал Истаккальцин и вынул чёрный корень иселеуа. – Держись, парень», – добавил он, бросив взгляд на Несауальтеколотля. Жрец налил в чашку воды и поставил её на жаровню. Нараспев он прочитал заговор, а потом бросил подарок травницы в кипяток и начал бормотать под нос другое заклинание. Вдруг юноша резко повернулся, и мокрая тряпочка упала со лба. Первосвященник взял её, намочил и попытался приложить снова. И тут вместо неясных стонов парень отчётливо произнёс: «Дай мне драгоценной влаги, и лихорадка пройдёт». Служитель культа вздрогнул от неожиданности и уставился на больного – тот продолжал лежать на боку, выгнув спину и мучаясь от сильного жара. Да, голос, безусловно, его, но всё же какой-то странный. Так Несауальтеколотль никогда не говорил. Нет, это точно сказал не он, а тот, кто вошёл в тело мальчика. И его жажду следовало немедленно утолить, а то существо погубит молодого жреца.
Пробежав взглядом разложенные на циновке лекарства и прочие целительские принадлежности, испуганный Истаккальцин нашёл шипы агавы. Он решительно оттянул мочку уха и привычным жестом проколол её насквозь острой колючкой. Алая кровь побежала из ранки и закапала на землю. Мужчина наклонился над юношей. Внезапно тот перестал биться, уверенно сел, схватил первосвященника за шею и начал пить драгоценную влагу. Верховный жрец старался не шевелиться, он замер, полностью доверившись судьбе, и отдался на милость неведомого существа. Когда кровотечение прекратилось, Несауальтеколотль разжал хватку и повалился на циновку. Жертвователь уставился на него в ожидании. Вскоре паренёк открыл глаза и приподнялся на локтях. Истаккальцин потрогал лоб, он оказался мокрым от проступившего пота. Лихорадка спадала, мальчишку начало трясти. Не в силах держаться, он снова лёг, а жрец накрыл его плащом и сел рядом, решив пока не задавать вопросов.
Через некоторое время Несауальтеколотль заговорил сам: – Я знаю, что случилось, на самом деле я видел всё. – Голос его дрожал. – Как только разбили лагерь, я снова увидел странного человека, высокого чужака в роскошных одеяниях. И, кроме меня, его присутствия опять никто не замечал. Он подошёл ко мне, а я застыл неподвижно и только глядел на него. Тело моё словно онемело, я не мог ему противиться, не мог даже позвать вас. «Будет плохо, – сказал мужчина. – Но, по крайней мере, ты не умрёшь». С этими словами тот господин направил на меня руку. Поток нестерпимого жара окатил моё тело, и я почувствовал, как подкашиваются ноги. Я медленно осел на землю, но не смог ничего сделать. Незнакомец склонился надо мной, а потом вдруг вошёл в меня. Я ощущал его внутри себя, а он не давал мне ничего сделать. Мне оставалось только трястись в лихорадке и беспомощно наблюдать за тем, что случилось потом. Меня подобрали, принесли в палатку, уложили на циновку, пытались влить в рот какое-то лекарство, но я не смог проглотить, затем положили на лоб мокрую полоску ткани, ну а потом пришли вы. Я не видел ничего, глаза были закрыты, но понимал и чувствовал всё происходящее вокруг. Тот господин сказал мне, что если вы сделаете всё, как он скажет, то он оставит меня. Тут по его воле я произнёс, что хочу драгоценной влаги, точнее, он хочет. И когда вы проткнули ухо, он заставил меня подняться, схватить вас и пить вашу кровь. Тогда я ощутил, как тот, кто находился во мне, наполняется силой, с каждой каплей он будто рос, расширялся, я не знаю, как ещё объяснить. А когда кровь перестала течь, он оставил меня и исчез. Жар стал спадать и начался озноб.
Договорив, паренёк устремил полный боли и горечи взгляд больших тёмных глаз на Истаккальцина. Испуг, сожаление, отчаяние, мольба о помощи и прощении – столько чувств перемешалось в нём. В уголках глаз начали скапливаться прозрачные, словно горный хрусталь, слезинки. Пока юноша рассказывал, верховный служитель слушал и перебивал. Всё случилось так, как он и не предполагал. Желая приободрить мальчика, главный жертвователь потрепал его по волосам.
– Всё будет хорошо, – произнёс он лживую ничего не значащую фразу. – Он вернётся, – в полудрёме проговорил молодой жрец.
– Я знаю, – ответил Истаккальцин.
Вскоре жар совсем исчез. Обессиленный, Несауальтеколотль заснул. Истаккальцин велел принести ужин и попросил передать Уэмаку, что сегодня останется у себя. Верховный жрец не хотел оставлять юношу одного. Вдруг таинственный дух вернётся или мальчику станет хуже? Ночь прошла в тревожных раздумьях. Паренёк несколько раз вздрагивал и стонал, но так ни разу и не проснулся.
Глава 11. Голос бога
Новый день начинался хорошо, по крайней мере, без тревожных известий. Правда, один из жрецов заболел, и Истаккальцин остался с ним на ночь. Уэмак ещё не говорил с первосвященником, но, если бы случилось что-то серьёзное, ему непременно доложили бы. Разведчики не сообщали о встречах с тоуэйо, но видели следы их стоянок на островках. Скорее всего, там ночевали охотники или рыбаки, группы не более двух-трёх человек. Сквозь мохнатые кроны кипарисов проглядывало яркое солнце. Тени от их стволов, словно в полоску, разлиновали гладь мелководных озёр. Погода стояла тёплая, и вода прогрелась на удивление хорошо. В воздухе витало спокойствие. Казалось, весь лес наполнился тишиной и умиротворением. «Затишье перед бурей», – сказал себе молодой вождь и крепче стиснул рукоятку разящего макуауитля.
Несколько раз за день к царевичу подходили главы кланов и некоторые высокопоставленные аристократы. Поводы оказались, по большей части, пустяшные. Неужели проверяют на прочность? Выбирают время для удара? Наверняка они замыслили недоброе и ждут подходящего момента. Так думал Уэмак, косясь по сторонам в тревожном напряжении.
На ночлег остановились на большом острове, окружённом зарослями кувшинок с редкими бледно-жёлтыми цветами. Как обычно, по периметру лагеря расставили дозоры и развели костры. Истаккальцин снова передал, что останется с больным юношей. На темнеющем небе одна за другой показались первые звёзды. В сумерках на ветвях кипарисов начали собираться совы и нетопыри. Диковинные создания пристально разглядывали людей сверху. За несколько дней пути они стали привычными спутниками изгнанников, и их присутствие уже никого не удивляло.
Этот тёплый безветренный вечер Уэмак решил провести на свежем воздухе и сел у костра напротив палатки. Мяса уже не осталось. Приходилось довольствоваться варёной кукурузой с бобами, сдобренной изрядным количеством перца чили. За время блуждания по затопленному лесу сухие припасы успели отсыреть, от чего еда приобрела прикус затхлости. Почему-то сегодня шум лагеря не тяготил предводителя изгнанников. Бренчание посуды, досужие разговоры, детские игры, треск поленьев, звуки зернотёрок и стук топора слились в единый монотонный гам. Издалека доносились кваканье лягушек и пронзительные крики ночных птиц. Хотелось сбросить неудобный эуатль, но так лень вставать и даже шевелиться. Словно завороженный волшебством ночи, Уэмак полностью расслабился и даже начал дремать. Отчего же так хорошо, когда на самом деле всё плохо?
Подошёл Косицтекатль, расставивший дозоры, и сел рядом. Словно голодный койот, молодой мужчина накинулся на пищу. Присутствие друга вывело Уэмака из благостно-сонного настроения. Кто-кто, а командир воинов-ягуаров заражал своей неиссякаемой энергией всех в его присутствии. Как всегда, весел, подвижен, рассудителен, будто и не прошёл наравне с остальными долгий, трудный путь по затопленному лесу. Царевича потянуло на откровенность, сейчас, когда обстановка вокруг такая умиротворяющая, пока гроза ещё не грянула и даже тучи будто бы не собираются, стоит поделиться тем, что завладело разумом и никак не хотело выходить из головы:
– Знаешь, Косицтекатль, с тех пор как мы пришли сюда, мне кажется, будто мы уже четвёртый раз переживаем один и тот же день. Ведь ничего не изменяется. Утром встаём, собираем пожитки, затем целый день идём, потом вечером находим остров и разбиваем лагерь. А назавтра всё сначала. Да и вокруг ничего не изменяется – тот же лес, те же кипарисы, те же свисающие с ветвей пачтли, те же кувшинки, та же глубина. Порой мне кажется, мы ходим по одному и тому же месту, мы вне пространства, вне времени. Вот ты знаешь, какой сегодня день?