«Каччхапу» тряхнуло на забытом кем-то в степи телевизоре, и тетя Валя выронила свой стеклянный глаз. Глаз покатился по полу. Тетя Валя обернулась.

Оторвался и провод, и упал со звонким металлическим звуком. Что-то приделано было к этому проводу, то ли деталь какая, то ли искусственная почка, то ли вообще что-то непонятное.

— Это ваше, бабушка! — подняла шарик Галя. — Ой!.. Что это? Почему глаза ваши велики, как поля сражений, и бездонны, как соленые озера?

— Ладно, девочка, — нехотя проворчала тетя Валя, — тебе я расскажу. Только никому, ладно?

— Конечно!

— Смотри, зачем мне стакан. — Тетя Валя снова протерла глаз спиртом и положила в стакан. — Я его туда на ночь кладу.

— А зачем? Бабушка, ты робот?

Тетя Валя сделала страшные глаза. Вернее, один глаз. Зрелище было жуткое. Если бы Гале как летчице не тренировали вестибулярный аппарат, она могла бы сойти с ума.

— Да, девочка. Я робот. Кстати, как тебя зовут?

— Галя.

— А вторую девочку как?

— Маша…

— Да, Маша. Я робот.

Галя онемела.

— Ну, смотри. Принеси мне еще стакан.

Галя принесла.

— Смотри, девочка Роза. Сейчас я отстегну свои зубы.

Тетя Валя вытащила вставную челюсть, протерла ее спиртом и положила в стакан. Прошамкала:

— Еще что-нибудь отстегнуть? Ногу? Сердце?

— Не н-н-надо, бабушка… Я верю…

— Ну, ступай тогда, девочка Галя. И смотри, никому!

Галя опрометью бросилась вон. Закрывая дверь, она слышала за спиной хохот робота тети Вали.

Капитан продолжал раздумывать:

— Ненавижу себя за интеллигентскую мягкотелость. Вот сейчас я хочу спать, а в моей каюте лежит бабушка. На моей постели. На моей простыне. Мало ли, что у нее там, хоть и бабушка. Надо куда-то ее поселить. Придется, наверно, уплотнить соколиц, хотя и не хочется. Но больше-то поселить негде.

Раздался стук, в радиорубку зашла одна из соколиц.

— Капитан, — сказала Галя, — буду кратка. Я слышала, вы хотите дать три наряда вне очереди Алеше. Так вот, этого делать не надо. Он привез нам бабушку, и… вообще. Не думайте, что я как-то особенно отношусь к этому мальчику, но, я считаю, что этого делать не надо. Нам всем известно ваше благородство и великодушие. Я… я пришла просить за него.

— Вот как? За него? А за Дэна? Ведь он тоже привез нам бабушку.

— Ну, за Дэна, конечно, тоже…

— То есть за Дэна тоже просишь?

— Да.

— Так чего ж сначала сказала, что только за Алешу? А говоришь, никаких особенных чувств к нему не испытываешь, а? Как же так получается? Поймал я тебя? а?

— Право, я не знала… А! Почему я должна перед вами оправдываться? Ваше дело верить или не верить женщине. Знайте только, что я полна решимости его защитить.

— Любой ценой?

— Если вам хватит подлости, то… любой ценой!

— Полно вам говорить о подлости, — сказал капитан ледяным тоном. — Я, знаете ли, русский офицер. Порой проявляющий необъяснимое чистоплюйство и интеллигентскую мягкотелость.

— Ну так как тогда, русский офицер? Вы уважите мою просьбу?

— Конечно, я пойду вам навстречу. Я с самого начала собирался это сделать.

— Спасибо…

— Погодите, погодите. Только и вы уж, пожалуйста, пойдите мне навстречу. Мне некуда поселить бабушку. Не могли бы вы, например, поселить ее у себя? А сами можете жить где пожелаете — у себя или у подруги. В общем, по штату вам на двоих полагается одна каюта.

— Я… я не могу жить с бабушкой. Пусть лучше бабушка будет жить у меня… нет, у Маши! — а мы вдвоем у меня!

— Это как вам будет угодно. Но учтите, что это приказ. При-каз. Исполняйте.

— Разрешите идти?

— Разрешаю, разрешаю, идите. — Капитан подпустил в свой голос раздражения, но был рад, что экипаж его поддержит в решении не наказывать Алешу и Дэна.

Пока на корабле разгорались африканские страсти, Дэн покойно спал себе в ангаре, а Алеша — в кубрике.

«Каччхапа» шла по степи. Собирались тучи, громыхали в небе, а Дэну снилось, что кто-то наверху двигает мебель. Алеше опять снилось, что он играет в шахматы с шофером Колей. Бабушке снились электроовцы, механикам снился обобщенный образ врага, Хрюше — почему-то морковка, Степашке — шарики, ролики и родители-алкоголики. Все прочие спали без сновидений.

— Будем считать обобщенным образом врага, — говорил Коля, — ту самую точку, что вечно скрывается за горизонтом. Вообще-то этот обобщенный образ находится в космосе, но для простоты давай считать, что он находится просто в небе. e2 — e4.

— Так что космос — наш враг? e7 — e5.

— Да. Космос — наш враг. Из космоса идут специальные лучи, которые тоже наш враг, но забудем пока о них, забудем о лучах, и просто станем рассматривать эту точку.

— Хорошо. Забудем. Ходи. Опять время тянешь?

— Кg1 — f3. Итак, обобщенный образ врага — точка в небе, которая скрывается за горизонтом. Что мы увидим в этой точке? С одной стороны, вопрос кажется смешным — конечно, ничего не увидим, ведь точка скрывается за горизонтом, как мы ее можем увидеть? Все верно, точку мы не увидим, зато можем кое-что увидеть в точке.

— Погоди. Защитил пешку. Продолжай.

— Угу. d2 — d4. Сначала из этой точки появляются лучи, но лучи — это ладно, это постоянное зло, они всегда, они выходят из той точки, которую мы договорились считать обобщенным образом врага. Так что лучи мы не увидим.

— Слон на g4. А вот то, что там мебель двигают, это что значит? Это в той точке?

— Ну да. Это наши обобщенные враги мебель двигают. Взял пешку.

— Взял слоном на f3. А кто у нас враги? Монголы?

— Ну, монголы тоже враги, но не обязательно они. Монголы конкретные враги, а я говорю про обобщенных. Взял слоном ферзя.

— И чего?

— Ну как чего. Я же говорю — в небе находится обобщенный образ врага.

— Почему в небе?

— Ну смотри. Степь широкая?

— Да. Погоди — пешка d6 берет на e5.

— Широкая как что?

— Как стол.

— Нет, стол широкий, но маленький.

— Тогда как океан. Ходи давай.

— Мало. Еще шире.

— Ну тогда как степь, куда уж шире. Ты ходить будешь?

— Сc4. Нет, размеры степи ограничены степью. Я говорю про обобщенную степь. Она должна быть безбрежная.

— Не знаю тогда. Сдаюсь. Нет, а в партии не сдаюсь. В партии Кf6.

— Как небо! Как небо она широкая. Фb3.

— А-а!

— Вот. В этой степи обитают монголы. В нашей конкретной степи обитают конкретные монголы, а в абстрактной степи обитают абстрактные монголы. Как у степи нет края, так и у неба нет края, потому мы и не видим эту точку.

— Погоди. Фe7. У степи же есть край.

— Ну хорошо. Как мы не видим монголов, так мы и не видим точку абстрактного врага.

— А как же мертвая голова?

— Самого монгола мы же не видели? Видели только его голову. Так и ту самую точку мы тоже не видим. Видим только ее отблеск. Или видим ее, но самым краешком глаза, так, что и не понимаем, что такое мы видим. А это, оказывается, обобщенный враг. Да, вот тебе Кc3.

— А-а. А точку обобщенного друга мы видим? с7 — с6.

— Тоже не видим. Сg5. Мы же не видим тут вообще никого, только сами себя. В своем соку варимся потому что. Столько тут катаемся, туда-сюда, а кроме самолетов ничего не видели.

— Как это не видели? А тетя Валя? b7 — b5.

— Какая тетя Валя?..

— Ходи давай.

Алеша проснулся, когда Коля снова вызвал пчел. Вернулись с вечернего вылета Маша с Галей, все пошли в кают-компанию.

Вечерний вылет Маши с Галей был не боевой, они только покружились вокруг «Каччхапы», для моциона и чтобы не растерять форму. Опасно было отлучаться далеко от корабля, где-то в степи пряталась монгольская армада. Приказ из штаба все не приходил, бронеаэродром шел малым ходом по направлению к штабу дивизии.

Шофер Коля спал, ругался, плакал, угрожал, плевался, скрежетал зубами, сжимал кулаки. Во сне он точно решил сбежать. Солнце заходило за горизонт, как раз туда, где находился обобщенный образ врага. Или обобщенный образ друга, Коля никак не мог понять точно.