Но и по дороге ехать опасно.

Понятно, что я не могу подорваться и в чистом поле, и на дороге. Я подорвусь только на одном из этих мест. Но как понять, в каком именно? Монголы ведь могли поставить мину где угодно.

Тогда что же? Не ехать? Выходит, так. Но как я могу не ехать после такого оскорбления? Маша меня совсем не будет считать за мужчину.

Коля в раздумье положил голову на баранку. Клаксон взревел.

— Эй! Ты что! — растолкал Колю запасной шофер Виталик. — Спишь, что ли? Иди-ка спать, а то еще с курса собьемся.

— Да, мне все приснилось, наверное, — спасительно решил Коля и полез в спальник.

Ветер принес с корабля какую-то бумажку и налепил на стекло. Виталик включил дворники.

Бумажка эта была та, на которой Алеша написал записку, чтоб девушки не волновались. А сами Алеша и Дэн летели над степью в кромешной тьме.

Алеша не знал, куда лететь, и Дэн тоже не знал. Они переговаривались по рации:

— Куда лететь? — спрашивал Дэн. — Прием.

— Погоди, погоди…

— Да ты знаешь ли? Прием.

— Да погоди ты, погоди! Я еще сам не понял. Вот развиднеется…

Ничего не было видно, и Алеша повел Галину машину наугад — на юг, в направлении Степи. Дэн следовал за ним, ориентируясь по бортовым огням.

— Ну как? Прием.

— Никак.

— Долго еще солярку жечь будем? Говорил, за час обернемся.

— Да погоди ты! Я, кажется, понял. Дай подумать.

— Подумал? Прием.

— Лети за мной.

— Я-то лечу, только ты знаешь, куда лететь?

— Как слышно меня? Прием!

— Прием.

— Прием!

— Але! Ты меня слышишь?

— Ничего не слышу! Прием!

— Я-то ведь могу и обратно повернуть, лети тогда сам. Прием.

— Не слышно, говорю, ничего! Прием! Следуй за мной! Я знаю, куда лететь!

— Ты же говорил, ничего не видно.

— Прием! Прием! Тьфу ты, черт, какие-то помехи… Прием!

— Ладно, полетели… Не бойся, не отстану я.

— Я и не боюсь. Прием.

— Что?

— Как слышно меня? Прием.

— Слышно тебя хорошо. Как слышно меня? Прием.

— Слышимость плохая. Следуй за мной. Прием.

— Я и следую…

Алеша перестал дуть в ларингофоны и сосредоточился на полете. Приборы показывали сверхмалую скорость.

— Что так тащимся? Прием! — раздался в наушниках голос Дэна.

— Тьфу ты! — выругался Алеша и снова подул в ларингофон. — Ничего не слышу! Прием!

Дэн замолчал.

Алеша слегка ускорился и летел, вглядываясь в степь под крылом. Ничего все равно не было видно, ни проблеска, абсолютная темнота расстилалась внизу. Только какой-то монгол ходил внизу и светил фонариком. Услышав жужжание мотора, он выстрелил в небеса.

— Тут стреляют! — донеслось из наушников. — Прием!

— Что случилось?

— У моего уха только что просвистела пуля!

— Ну и что?

— Как что? Прием! Да ведь я мог умереть!

— Это была шальная пуля.

— А-а-а…

Справа по борту завиднелись огни. Алеша осторожно повернул туда.

— Ты что! — заверещала рация. — Вдруг там монгольский аэродром!

— Ничего не слышно! Прием!

— Нет, туда я не полечу, ни за что!

— Как слышно меня! Прием!

— Ты как хочешь, а я поворачиваю на корабль!

Алеша сдался. Самолеты продолжали свой путь на юг, а Алеша тем временем втолковывал Дэну:

— Понимаешь, Дэн, если бы то был монгольский аэродром, то его не было бы видно издалека. Его бы маскировали. Это, скорее всего, какая-нибудь русская деревня.

— Может быть, может быть, — говорил Дэн, радостный оттого, что не полетел к огням, — может быть.

Тучи, наконец, разошлись. Алеша залюбовался, как ветер гонял внизу серебристые от луны травяные волны. «Степь, она как море», — рассуждал Алеша, — «А монгол в ней, как рыба в воде. Как акула. Постоянно в движении. Никогда не поймешь, что у него на уме. В чистом поле от монгола не спастись, зато в лесу монгол беззащитен. Нужно наступать на море, как голландцы наступают — делают польдеры, или как японцы — насыпают искусственные острова. Нужно выращивать леса — в степи монгола не победить. Леса это чуждая монголам стихия, так же, как степь — чуждая нам стихия. В степи долго не протянешь, утонешь за три дня, хорошо, что есть еще острова. Добрые люди деревья посадили. Странные эти люди, русские, которые в степи селятся. В них тоже есть что-то рыбье. Когда мы завоюем степь, надо их всех куда-нибудь переселить, на Урал там…»

— Дэн, — сказал Алеша в рацию, — как думаешь, может человек покорить чуждую стихию?

— Ничего не слышно, прием, — хрюкнула рация.

Впереди и слева по борту появилось множество огней.

— Видишь огни? — спросил Алеша.

— Не слепой, — ответил Дэн. — Прием.

— Это монгольское кочевье. Надо поворачивать направо.

— Справа аэродром, нас там убьют.

— Сколько раз тебе говорить, справа русское селение. Оно оккупировано монголами, но монголов там сейчас нет. Нам там обрадуются, чаем напоят. Скажут, где тетю Валю искать.

— Нет, я лучше обратно полечу.

— Сзади монгольская эскадрилья. Только вправо можно лететь.

— Ты откуда знаешь?

— Знаю. Тот монгол, который в тебя стрелял — это разведчик был. Он эскадрилью и вызвал.

— Почему? Прием.

— Ну а что ему ночью в степи делать? Надо было смотреть, он три зеленых ракеты потом выпустил. Лети, конечно, домой, если хочешь, чтоб тебя подбили.

— Не хочу. Прием.

— Ну и полетели к бабушке тогда. Осталось-то…

— А ты знаешь, куда лететь?

— Конечно, знаю. Направо. — Ответил Алеша, хотя, куда лететь, он не знал.

— Ну, полетели…

Огни, привлекшие внимание летчиков, действительно принадлежали русской деревне. Во всей деревне было только три маленьких домика, один из которых оказался сараем, а другой туалетом. Алеша с Дэном сделали над селением круг. Из избушки выбежали мальчик с девочкой и стали махать самолетам.

— Спускаемся. Безопасно, — скомандовал Алеша, и самолеты приземлились на поляне перед домом.

Первым вылез Дэн, размял затекшие ноги и постучал в стекло Алеше.

Алеша спрыгнул на землю и огляделся.

Из сортира выходила довольно объемистая телесно, рыхлая бабушка. В этой бабушке Дэн с Алешей единогласно и не сговариваясь признали несколько погрузневшую и постаревшую, но все же тетю Валю.

Дэн подтолкнул Алешу плечом.

— Здравствуй, бабушка! — обрадовался Алеша. Он стоял и улыбался во весь рот.

— Здравствуйте, здравствуйте… Вы чьих будете? — сказала тетя Валя, готовая в любой момент удивиться и тоже заулыбаться во весь рот.

— Мы — русские летчики! — сказал Дэн.

— Ах, русские летчики! — восхищенно всплеснула руками тетя Валя. — Освободители!

— Твой внучек, Алеша, — сказал Алеша. Он все так же улыбался.

— Ах, Алешенька! — обрадовалась тетя Валя, — Как твои дела, Алешенька? Ты тоже русский летчик?

— Да, бабушка! Я тоже русский летчик, — улыбался Алеша.

— И я русский летчик! — встрял Дэн.

— Ай, молодцы! — восхитилась бабушка. — Алеша — и русский летчик!

— А меня Дэн зовут! — закричал Дэн.

— И ты, Дэн, тоже молодец! А как вырос-то, Алешенька!

— Мы приехали тебя выручать из монгольского плена! — не унимался Дэн.

— Да, — подтвердил Алеша.

Мальчик с девочкой стояли в отдалении, почтительно глядя на русских летчиков.

— Тут монголы есть? — деловито спросил Алеша. Ему надоело улыбаться.

— Есть, конечно, внучек, как без них. Пришли, козу забрали.

— А сейчас они где?

— Сейчас в двадцати километрах на восток-юго-восток отсюда, собирают большие силы в количестве двадцати тысяч человек, собираются двигаться на север и захватывать штаб пятой дивизии, — отчеканила бабушка. Ей тоже надоело улыбаться.

— Полетишь с нами, тетя Валя? — спросил Дэн.

— Полетели с нами, а? — попросил и Алеша. — На корабль. Сказки будешь нам рассказывать.