— Если честно, нет. Эту проблему разрешит скорее всего компьютер, а не человек. Но вопрос в том, поймем ли мы, что это и есть разгадка.
Четверг, 10 апреля. Хороший практический семинар был сегодня. Сол Голдман читал главу, в которой главный герой впервые приглашает своего отца в гей-клуб. Получилось очень смешно. Но самое главное — Сара Пикеринг тоже присутствовала на занятии. Она не приходила уже два раза после нашего с ней разговора, и я начала опасаться, как бы она не впала в депрессию или, не дай бог, не решила уйти с курсов, что могло повлечь за собой неприятные последствия. Сегодня же она явилась в класс и даже произнесла несколько толковых замечаний. У нее во рту поблескивал штифт пирсинга. Мне подумалось, что он нужен ей для секса, но эта мысль не вызвала ревности, а скорее развеселила меня. Мне уже не хочется выцарапать ей глаза.
Жизнь потихоньку налаживается. В среду Ральф вел себя безупречно, и у меня нет причин, чтобы не поехать в воскресенье в Подковы. После обеда мы собираемся вместе отправиться в Буртон-он-зе-Уотер на утиные гонки Марианны Ричмонд. А завтра я устрою себе небольшую экскурсию. Погода установилась теплая, и я решила почаще выходить из кампуса, чтобы изучать окрестности. Сейчас читаю новое собрание писем Генри Джеймса; меня особенно заинтриговало одно письмо к Чарльзу Элиоту Нортону, отправленное весной 1870 года из Малверна, который находится недалеко отсюда. Джеймс приехал туда поправить здоровье после Флоренции (в тот год он совершил «большое путешествие» по Европе, оплаченное его отцом). Меня особенно поразил следующий отрывок:
«Вчера утром если я и думал о Флоренции, то со снисхождением. Я побывал в старинном Ледбери, около часа карабкался по общипанным оленями склонам и бродил по живописным аллеям Истнор-парка (обширное владение графа Сомерса) — удивительно пустынного и очаровательного, но в то же время неухоженного, как в Италии. В Ледбери я обнаружил одну очень старую и величественную церковь с отстоящей колокольней и церковным погостом, насквозь пропитанным стариной. Это столь удачная, характерная и неожиданная находка, что кажется мне сейчас (подобно множеству других мест) одним из наиболее памятных видов Европы».
Церковь с отстоящей колокольней — нечто необычное и совершенно неанглийское, очень хочется посмотреть самой, собираюсь съездить туда завтра. Пальцы крестиком за то, чтобы она не изменилась с тех пор, как ее впервые увидел Джеймс.
Пятница, 11 апреля. Сегодня произошло нечто из ряда вон выходящее. Не успела я подумать о том, что моя жизнь входит в привычное размеренное русло, как случилось событие, которое поставило все под сомнение и заставило задуматься, возможна ли хоть какая-то честность в человеческих отношениях. Странно, что все началось с путешествия по стопам Генри Джеймса и, в конце концов, стало напоминать сцену из его романа. Нужно обстоятельно все описать, чтобы меня мог бы одобрить сам Мастер.
До Ледбери легко добраться на машине. Нужно ехать по шоссе А-438 от девятого выезда до М-5. Проезжая через Тьюксбери, я увидела великолепное норманнское аббатство и решила осмотреть его поближе на обратном пути. Открытая и ровная дорога, пролегающая вдоль опрятной и милой деревушки (впрочем, не такой ухоженной, как Котсуолд), постепенно пошла в гору и поднялась прямо к центру Ледбери. Там есть несколько примечательных зданий на Хай-стрит, особенно Торговый дом — пропорциональное здание эпохи Тюдоров, построенное на деревянных сваях. Еще понравилась таверна «Перья» (того же периода, с восхитительным асимметричным фасадом). Нужно там как-нибудь пообедать. В маленькой туристической конторе я взяла небольшой буклет. Оказалось, что это место имеет более глубокие литературные корни, чем короткая путевая заметка Джеймса (о нем, кстати, в брошюре ничего не сказано). В Ледбери предположительно родился Джон Лэнгланд. И точно установлено, что здесь родился и жил Джон Мэйсфилд — вплоть до того, как отправился в плавание. Неподалеку, в очень необычном здании с турецким минаретом, воспитывалась Элизабет Баррет. К несчастью, оно сохранилось только на фотографии. Напротив Торгового дома расположен неказистый викторианский корпус какого-то института из дерева и красного кирпича и с часовой башней, который носит имя писательницы. На здании висит мемориальная доска сэра Райдера Хаггарда, основавшего институт в 1898 году.
Все это мне очень понравилось. Я мысленно поздравляла себя с удачным днем. Люблю чувствовать связь с великими и не очень великими писателями, бродить там, где бродили они, и видеть то же, что и они. Многие мои друзья в Лондоне любят подшучивать над мелочной индустрией сохранения национального достояния, но я невероятно рада тому, что столько усилий и денег уходит на сохранение этих памятников. Приходская церковь Ледбери предстала передо мной в таком же виде, как и перед Генри Джеймсом, правда, в его времена она еще не была так хорошо отреставрирована. К счастью, ее не осовременили. Взбираясь между низкими черно-белыми домиками по каменистой и извилистой тропинке от Хай-стрит, сначала замечаешь шпиль колокольни святого архангела Михаила со всем ангельским воинством и «флюгер золотой, что видит половину графства», как писал Мэйсфилд (это из брошюры, я не знаю Мэйсфилда наизусть). Слово «отстоящая» немного сбило меня с толку, и я надеялась увидеть башню в стиле итальянского Возрождения наподобие уменьшенной сиенской; на самом же деле, это норманнская колокольня со шпилем, который сменили в восемнадцатом столетии. Она действительно стоит в стороне от церкви в окружении зелени и истертых надгробий. Такого сооружения больше нигде в Англии не встретишь. Церковь очень интересна как исторический и архитектурный памятник. На больших деревянных дверях — следы от пуль, оставшиеся после битвы при Ледбери (в ее детали авторы моего буклета не вдавались), а над большим восточным окном пробито маленькое красное окошко, которое, по слухам, появилось только в XVI веке, заменив лампу святилища, которую запретили протестантские реформаторы. (Об этом надо рассказать папе, он любит такие вещи.)
Внимательно осмотрев церковь и побродив среди могильных плит, я пошла обратно, очень довольная прогулкой. У меня разыгрался волчий аппетит. Таверна «Перья» оказалась как нельзя более подходящим местом для обеда. Когда одинокой женщине приходится обедать в пабе, она обычно чувствует себя неловко, но это место было больше похоже на неформальный ресторан. На первом этаже — открытое пространство, вместо стен — вертикальные брусья, множество уединенных уголков и затемненных ниш. В большом камине потрескивали дрова, а на грубо сколоченных столах стояли живые полевые цветы. Виндзорские кресла оказались очень удобными. Над баром висела доска — меню с соблазнительным набором блюд. Я заказала пюре с чесноком и травами и острые креветки с вялеными помидорами, чтобы оставить место для десерта — апельсинового пудинга с трюфелями и соусом «гран-марнье». Улыбчивая официантка, похожая на заботливую мамашу, приняла заказ, к которому я еще добавила бокал их фирменного шардоннэ. Первое блюдо оправдало мои надежды — еда просто таяла во рту. С трудом верилось в такой удачный день.
И тут-то приключился этот казус. Я только расправилась с пюре и креветками. Официантка забрала тарелки и ушла за десертом. Я допила вино и откинулась на спинку стула, лениво разглядывая ресторан. В другом конце комнаты, в одном из уютных уголков, за столиком, на котором, когда я вошла, стояла табличка «заказан», сейчас сидели Кэрри Мессенджер и Николас Бек.
Моей первой реакцией была радость: какой приятный сюрприз и какое счастливое совпадение — встретиться с друзьями в таком восхитительном месте! Объяснение их присутствию пришло мгновенно (просто невероятно, как быстро работает мозг в таких ситуациях). Я сразу же вспомнила, что Кэрри в мой первый приезд в Питтсвилл рассказывала, как Николас Бек помогал ей приобретать антикварную мебель и они вместе ходили по аукционам и распродажам. «Наверное, опять приехали что-нибудь прикупить», — подумала я.
