Больше всего на свете мне хотелось схватить Сандру за горло, прижать к стенке и заставить сказать всю правду. Но она вообще уехала из Англии на четыре дня. У меня есть ее челтнемский телефон, и я позвонила ей, надеясь, что у нее поменялись планы, но ее соседи по квартире подтвердили, что она улетела в Испанию и не оставила контактного телефона.
Особенно раздражало то, что я так мало знала о Сандре — никаких фактов, которые могли бы подтвердить или опровергнуть мои подозрения. Потом я подумала о ее личном деле, которое должно храниться на факультете английского. Я вышла из дома и побрела по опустевшему кампусу. Он теперь походил на кладбище или город-призрак. Все разъехались, за исключением иностранных студентов, которым уезжать некуда. А может, они просто не готовы к такому внезапному исходу. Они озадаченно озирались по сторонам, не понимая, что особенного в этой пятнице, из-за которой все разлетелись кто куда, будто услышав весть о чуме. Холодный ветер шевелил траву и гнал рябь на поверхности пруда. Ни намека на весну, если не считать случайных нарциссов и крокусов, мелко дрожавших на ветру. Мне повстречалась парочка японцев в застегнутых на все пуговицы пальто: очевидно, соседи вышли на прогулку. Они кивнули и заулыбались. Наверное, им хотелось поговорить, но я не была расположена к общению. Я выдавила из себя улыбку и помахала им, делая вид, что бегу по очень важному делу, а затем повернула к гуманитарному корпусу.
И там столкнулась с препятствием. Двери главного входа были закрыты. Я поспешила к кабинке охранников и спросила, может ли кто-нибудь впустить меня в здание. Вахтеры были вежливы, но непреклонны. Спросили, есть ли у меня пропуск, позволяющий входить в здание в нерабочие дни. Нет, пропуска у меня нет. В таком случае они ничем не могут мне помочь. Я начала с ними спорить, но они становились все несговорчивее. В конце концов, я разозлилась и выскочила из офиса, выкрикивая ругательства и угрожая жалобой. Вернувшись в дом, я на скорую руку приготовила себе ланч, перекипятила суп и сожгла тост, но заставила себя все это проглотить, совершенно не чувствуя вкуса. Пыталась читать, но безуспешно. И тут мне в голову пришла еще одна мысль: у Джаспера Ричмонда, декана английского факультета, должны быть ключи от всех дверей. Я позвонила ему — трубку взяла Марианна. Оказалось, Джаспер пошел погулять с Оливером. Может ли она чем-нибудь мне помочь? Я сказала, что перезвоню позже. «Хорошо, я передам ему, когда придет». Она говорила ледяным тоном, возможно, потому, что уловила истерические нотки в моем голосе.
Джаспер позвонил сам часа в три. За это время я придумала предлог, для чего мне понадобились ключи от гуманитарного корпуса и английского факультета и от ящиков, в которых хранились личные дела студентов. Он предложил проводить меня, но я сказала, что заеду к нему сама, возьму ключи и вечером верну. Через полчаса я подъехала к его дому. По дороге миновала несколько деревень с церквями и часовнями; вокруг множество автомобилей. Церковная служба в самом разгаре, но дороги были пустыми и спокойными. Дверь мне открыл Оливер.
— Здравствуйте, Хелен Рид, — опередил он меня с приветствием. — Вы написали еще какие-нибудь романы?
— Пока нет, — сказала я.
— Эгг тоже. А все потому, что Милли гуляет с О’Доннелом. И Майлз ревнует из-за того, что Анна слишком мила с Джерри.
Он продолжал пересказывать мне последние события из телесериала «Такова жизнь», пока Джаспер не вышел из своего кабинета и не вручил мне ключи. Я отказалась от чашки чая и поехала прямо в университет.
Припарковалась у гуманитарного корпуса и немного посидела в машине, спрятавшись за тонированными стеклами и дожидаясь, пока патруль пройдет мимо. Я опасалась, что охранники не дадут мне открыть дверь, потому что у меня нет пропуска. Потом я, словно воришка, прошмыгнула в здание и поднялась на лифте на десятый этаж. Мне было не по себе в гигантском пустом здании, в котором любой звук усиливался стократно. Шаги по линолеуму, глухой стук двери, захлопнувшейся у меня за спиной, поворот ключа в замке офисной двери и скрежет металлических ящиков. Я сделала глубокий вдох, из всех сил стараясь сохранять спокойствие.
Через несколько минут отыскала папку Сандры Пикеринг. Там было немного документов — заявление, резюме и отчет Рассела Марсдена о ее работе в первом семестре, но этого оказалось достаточно. В резюме сразу отыскалось главное доказательство. С 1993 по 1994 год Сандра Пикеринг работала по контракту в Лондоне, на радиостанции Би-би-си, в должности ассистента по документальным программам.
Понедельник, 31 марта. Только что окончилась моя долгая и утомительная поездка по запруженным послепраздничным дорогам. У меня праздника не было — не то настроение, хотя приятно уехать на несколько дней из Глостерского «шталага», тем более в такой милый городок, как Саутуолд. Для мамы и папы это идеальное место. Они были пенсионерами большую часть моей взрослой жизни и вот теперь действительно состарились.
Я родилась, когда моей матери было уже сорок — полагаю, это была «ошибка», вызванная календарным методом предупреждения беременности. Для меня всегда оставалось загадкой, как им удалось ограничиться только тремя отпрысками — ведь они из тех католиков, которые принимают церковное учение безоговорочно. Я не спрашивала. Мы никогда откровенно не говорили о сексе. Подозреваю, они просто не так уж часто этим занимались, большую часть либидо приберегая для богослужений. Возможно, мое появление на свет было последствием очень редкого события в тот период их совместной жизни. Интересно, что же стало его причиной? Какой-нибудь семейный праздник? Эйфория после какой-нибудь экскурсии? Эротика по телевизору? Нет, только не это: пока я жила дома, мама всегда просила отца «переключить на другой канал», если на экране появлялось что-нибудь непристойное. И это делалось не только ради моей невинности. Мои произведения, по современным меркам, довольно сдержанны, но маму они шокировали, это было заметно по ее скромным комментариям: «…немного… ну, знаешь… слишком откровенно… я, конечно, очень старомодна…» Я не стала уточнять. Я вообще никогда не обсуждаю книги с родителями и предпочитаю, чтобы они их не читали — по той причине, о которой я недавно рассказала Эмили.
В детстве мамуля и папуля всегда казались мне значительно старше родителей моих сверстников — они были больше похожи на их бабушек и дедушек. А сейчас и вовсе не принадлежат современному миру мобильных телефонов, пирсинга, беспорядочных связей и транквилизаторов. Им идеально подходит Саутуолд с его грядками близ опрятных домиков с видом на море, с его старомодными чайными, телегами, запряженными лошадьми, с его судебными делами против собак, радио и вагончиков с мороженым — против всего, что нарушает тишину и покой. По тротуарам бродят старушки в чулках и цветастых платьях и джентльмены с отглаженными носовыми платками в нагрудных карманах. В Саутуолде время остановилось в пятидесятых годах. Там есть даже средневековая церковь, и папа любит повторять, что она лишь временно сдана в аренду протестантам. На пасхальную службу в субботу мы пошли в менее привлекательную католическую церквушку. Людей было много («в пять раз больше, чем в церкви святого Эдмунда», как хвастливо говорил папа), но все равно меньше, чем в прежние времена.
На меня по-прежнему производит глубокое впечатление пасхальный символизм: огонь, разжигаемый на жаровне снаружи и вносимый в святилище на свечах, а также некоторые отрывки, что читают во время службы, особенно из Ветхого Завета. Весь день меня преследовали неотвязные мысли о Мартине и Сандре Пикеринг, но в какой-то момент проникновенное чтение Библии отвлекло меня от собственных проблем. Мне вдруг стало так легко и приятно просто сидеть в этой церкви и слушать Слово Божье. Но затем прозвучало: «Отвергаешь ли ты Сатану? — Да. И все его деяния? — Да. И все его пустые обещания? — Да… Веришь ли ты в Иисуса Христа, единородного сына Божия, который был рожден от Святой Девы Марии, который был распят и умер, а затем был погребен, который воскрес из мертвых и сидит сейчас одесную Отца своего?» Нет, если честно, не верю. Я не могла заставить себя отвечать и чувствовала, что мама с папой это знали. Я даже не сдвинулась с места, когда они пошли причащаться.
