Жидомасонский заговор Умберто Эко
Итак, Умберто Эко взялся в своем новом романе «Пражское кладбище»[138] за еврейскую тему. Читателю не нужно спрашивать себя, какова трактовка: уж, конечно, не антисемитская. Но и тех, кто надеется услышать от маэстро изощренный панегирик еврейской нации, ожидает разочарование. Евреи в романе не проявляют новых черт, не проливают новый свет на историю и вообще ведут себя тише воды и ниже травы, нисколько не мешая основному повествованию.
Главный герой, отвратительный капитан Симонини, ведущий род от пьемонтской знати (дедушка — роялист и антисемит, отец погиб за республику в отрядах Гарибальди), на протяжении всего романа создает для различных секретных служб фальшивые документы, компрометирующие то иезуитов, то евреев, то масонов.
От «Пражского кладбища», как и от других романов Эко, не следует ожидать серьезности (пожалуй, за исключением тех страниц, что посвящены детству героев, — вспомним хотя бы «Маятник Фуко»), Лучше всего эти тексты работали бы вкупе с комиксами на дидактические темы — они в Италии очень популярны. Маэстро всегда склонялся к тому, чтобы в доходчивой форме пересказывать различные исторические эпизоды, щеголяя при этом эрудицией. Приемы, используемые Эко, складываются в отчетливую систему: он неизменно ироничен и в полной мере придерживается доктрины постмодернизма.
Яркое исключение составил роман «Таинственное пламя царицы Лоаны»: огромный, неуклюжий, наивный, сентиментальный, прощальный и на самом деле серьезный. Автор очень солидно анализирует генезис итальянского фашизма, что нам, русским, без надобности, потому что там, где у Эко двадцать страниц рассуждений и теорий, у нас высечен в глазу все это вобравший в себя иероглиф.
В «Пражском кладбище» Эко остался верен себе. Пародийность на сей раз задается тем, что все крутится вокруг бульварных романов: они вдохновляют провокаторов, фальшивками провокаторов вдохновляются литераторы. Разумеется, и сам роман строится как стилизация под бульварную литературу XIX века. Только вот мешает вопрос: а это правда стилизация? Или привычная авторская маска, которую уже не отодрать — только оправдать? И оправдание имеется: Эко проговорился. В одном из интервью он заявил, что пишет такой роман, от которого смогут получать удовольствие даже читатели Дэна Брауна. Возможно, они и получают — надо у них спросить. Но вернемся к евреям.
Про евреев я знаю только то, чему научил меня дедушка. Это племя закоренелых атеистов, учил он меня. Они исходят из того, что блага следует осваивать здесь, а не за могильной плитой. Поэтому все их действия направлены на завоевание мира.
Евреи снились мне каждую ночь на протяжении многих лет. К счастью, я никогда с ними не встречался, кроме той сучки из Туринского гетто, когда был ребенком (но мы и двумя словами не обменялись), и австрийского доктора (или немецкого, что то же самое).
«Сучка из Туринского гетто» — еврейская девушка, отвергшая ухаживания юного Симонини. Австрийский (или немецкий) доктор — молодой Зигмунд Фрейд, олицетворение эмансипированного еврея. Все его выступление в романе сводится к подробному и довольно восторженному рассказу о видах кокаина, способах его применения и оказываемом эффекте.
Еще один фирменный прием Эко — ввод в повествование реальных исторических личностей — на этот раз сработал неважно. Очевидно, потому, что, за исключением главного героя и нескольких проходных персонажей, все действующие лица в романе — реально существовавшие фигуры. При этом Эко заверяет нас, что все они в книге говорят именно то, что говорили в жизни. Так что мы имеем дело не просто с пародией на бульварный роман, но с пародией документальной. И что же интересного рассказывает нам главный мэтр бульварно-приключенческого жанра Александр Дюма (тоже персонаж «Пражского кладбища») об освободителе итальянского народа Джузеппе Гарибальди?
С генералом вы встретитесь очень скоро, — сказал Дюма, и от одного упоминания о генерале его лицо засветилось восхищением. — Со своей светлой бородой и голубыми глазами он напоминает Иисуса с «Тайной вечери» Леонардо. Все его движения исполнены элегантности; голос наполнен бесконечной сладостью. Он кажется человеком спокойным, но произнесите при нем слова «Италия и независимость», и вы увидите, как в нем пробудится вулкан, извергающий пламя и куски лавы. В бой он идет безоружным. Когда начинается схватка, он хватает первую же попавшуюся саблю и бросается на врага. У него только одна слабость: он считает себя заправским выпивохой.
По мере чтения «Пражского кладбища» возникает досадное ощущение, что ты все это когда-то уже читал, а если даже и не читал, то можешь быстренько справиться в Википедии. Так произошло, например, с историей Лео Таксиля, которая у Эко растягивается на полромана, в то время как ее суть излагается за три минуты и ни в каких украшениях не нуждается.
Таксиля советский читатель знал по неоднократно переиздававшейся книге «Забавная Библия». До 1885 года Таксиль, воспитанник ордена иезуитов, активно занимался антиклерикальной пропагандой. Затем он вернулся в лоно Римско-католической церкви и на протяжении 12 лет яростно выступал против масонов, обвиняя их в поклонении Люциферу, черных мессах и других общепринятых святотатствах. Когда в 1897 году Таксиль публично разоблачил себя на вечере в зале Парижского географического общества, заявив, что все это время фабриковал свои брошюры и книги с помощью сообщников, Карла Хакса и профессиональной машинистки Дианы Воган, изображавшей впадавшую в транс масонку, многие ему не поверили. Легенда о злокозненных масонах живет и здравствует по сей день.
Ничего более интересного, чем эта краткая справка, вы в романе Эко о Таксиле не найдете.
Но мы совершенно забыли про Пражское кладбище! Где оно? Как описано? Извольте:
Вот эта сцена. Собравший их голос вопрошает: «Прошло сто лет с нашей последней встречи. Откуда вы и кого представляете?» И голоса по очереди отвечают: рабби Иуда из Амстердама, рабби Биньямин из Толедо, рабби Лев из Вормса, рабби Гад из Кракова, рабби Дан из Константинополя, рабби Ашер из Лондона. Тогда тринадцатый голос из собравшихся начинает подсчитывать богатства всех еврейских общин, а также Ротшильдов и других успешных банкиров. Результат получается по шесть тысяч франков на каждого из трех миллионов живущих в Европе евреев. «Пока что недостаточно, — комментирует тринадцатый голос, — чтобы уничтожить двести шестьдесят пять миллионов христиан. Но этого достаточно, чтобы начать».
При всей моей любви к Умберто Эко его последний роман я рекомендовал бы детям младшего и среднего школьного возраста для чтения в летних лагерях перед сном. Тем более что в пионерском лагере так сладко послушать на ночь страшилки про евреев.
Письмо римскому другу
Дорогой Умберто!
Я ужасно рад, что ты наконец решился покинуть этот гнусный буржуйский город, в котором с человеком и разговаривать никто не соизволит, если его ботинки стоят меньше двухсот евро. Уверен, что римское небо и римский народ благотворно скажутся на твоем здоровье, настроении и писаниях, а нелицеприятная критика, которой ты регулярно потчуешь нечестивца Берлускони, станет еще беспощадней.
Приеду ли я навестить тебя в Риме? Ты еще спрашиваешь! Да у меня сердце замирает в предвкушении этого праздника, а поселившийся во мне от века беспардонный журналист подзуживает захватить диктофон, чтобы запечатлеть наши беседы и добавить к твоей библиографии еще одну чудесную книгу. Мне, ей-богу, досадно, что я не сделал этого в Милане. Рассказываешь ты так же ясно, светло и занимательно, как пишешь, и, по-моему, нет никакой причины, по которой стоило бы отказать широкой публике в возможности услышать твои истории. Мне же сейчас хочется ответить на тот деликатный, но все же упрек, который ты высказал мне во время нашей последней прогулки. Наслушавшись моих историй, ты мягко пожурил меня за отсутствие в них личной метафизики. Я взял паузу, чтобы поразмыслить, и убедился в том, что упрек твой совершенно справедлив. Мы шли по площади Сан-Бабила по направлению к Дуомо.
