Он произнес это так свирепо, что я обняла себя руками. Мне вовсе не хотелось вспоминать о том кошмаре, об этой бойне.

— А что с выжившими солдатами? — прошептала я.

— Выживут, — ответил он, — как и наш прекрасный принц, хотя и заслуживает иного. Хватка Чащи на нем была не так уж велика. — Он через силу поднялся. — Идем. Я очищаю их последовательно. Пора следующего этапа.

Два дня спустя принц Марек снова стал самим собой — это случилось с такой скоростью, что я почувствовала тоску и черную зависть. Всего утром он поднялся с постели, а уже на ужин слопал целого жаренного цыпленка и принялся разминаться. Я же едва сумела впихнуть в себя пару кусочков хлеба. Наблюдая, как он подтягивается на суку, я ощущала себя простыней, которую сперва хорошенько выстирали, а потом несколько раз отжали. Томаш с Олегом — двое солдат — тоже очнулись. К этому времени я уже знала их по именам, к своему стыду так и не узнав тех, что так и не вернулись.

Марек даже пытался накормить королеву. Но та лишь сидела, уставившись в тарелку, которую он держал перед ней, и не жевала вкладываемые ей в рот ломтики мяса. Потом он пробовал кашу. Она и не отказывалась, но и помощи от нее не было никакой. Ему пришлось запихивать ей в рот ложку как матери, обучающей младенца есть. Принц пытался ее накормить с мрачным упорством, но спустя час, когда ему едва удалось впихнуть в нее полдюжины ложек, он сдался и разбил миску с ложкой о камень. Осколки вперемешку с брызгами каши разлетелись в разные стороны. Принц как буря унесся прочь. Королева и на это даже глазом не моргнула.

Я стояла в дверях амбара, наблюдая и давясь от тошноты. Мне было не жалко ее вытащить из Чаши. По крайней мере, для нее закончилась эта пытка, быть погребенной заживо. Но это… такая мерзкая полу-жизнь, которая ей осталась была хуже смерти. Она не была больна и не бредила, как было с Касей в первые дни после очищения. Просто казалось в ней не осталось ничего, что могло бы чувствовать или мыслить.

На следующее утро Марек подловил меня, когда я несла в амбар воду из колодца и схватил за руку. От неожиданности я подпрыгнула и, пытаясь освободиться, облила нас обоих водой. Принц совершенно не обратил внимания на воду и мои попытки вырваться, наорав на меня:

— Довольно! Они солдаты. С ними все будет хорошо. Уже было бы хорошо, если бы Дракон не пичкал постоянно их своими снадобьями. Почему бы вам не сделать что-нибудь для нее?

— И что по твоему мнению, здесь можно сделать? — спросил Дракон, выходя из амбара.

Марек повернулся к нему:

— Ее нужно лечить! Вы ведь даже не напоили ее ни разу, хотя тратите эликсиры…

— Если бы в ней было что очищать, мы бы очистили, — ответил Дракон. — Но нельзя вылечить отсутствие. Считай, что тебе повезло, что она не сгорела с очаговым деревом. Если только можно назвать это везением, а не сожалением.

— Жаль, что ты сам не сгорел, раз даешь такие советы, — ответил Марек.

Я видела, что в глазах Дракона светится с десяток едких ответов, но он сжал губы и промолчал. Марек скрипнул зубами, и схватившая меня рука дрожала, будто нервная лошадь, хотя на той ужасной лесной поляне в самой гуще опасности он был спокоен как скала.

— В ней не осталось ни следа скверны. Что касается остального, поможет лишь время и лечение. Как только я закончу очищение твоих людей и им будет безопасно появляться среди людей, мы доставим ее в Башню. Я подумаю, что еще можно предпринять. А пока, будь с ней, разговаривай на знакомые темы.

— Разговаривать? — переспросил Марек. Он отпустил мою руку, и ушел, а я снова облила ноги водой.

Дракон забрал у меня ведро, и я пошла за ним в амбар.

— Чем мы можем ей помочь? — спросила я.

— Что можно сделать с чистой доской? — спросил он. — Дай ей время и она сможет на ней написать что-нибудь новое. А что до того, чтобы вернуть того, кем она когда-то была… — он покачал головой.

Весь оставшийся день Марек провел, сидя рядом с королевой. Я несколько раз по пути в амбар замечала выражение его жесткого, недовольного лица. Но по крайней мере кажется теперь он смирился с тем, что чудо внезапно не случится. Вечером он собрался и ушел в Заточек поговорить со старостой. На следующий день Томаш с Олегом уже самостоятельно смогли дойти до колодца и назад, принц крепко обнял их за плечи и сказал:

— Завтра утром на деревенской площади в честь остальных мы разожжем поминальный костер.

Из Заточка явились люди, которые привели для нас лошадей. Крестьяне были настороже, и я не могу их винить. Дракон заранее объявил, что мы вернемся из Чаши, и предупредил, что следует следить за любыми признаками скверны, и все равно, я бы не удивилась, если бы они вместо этого явились с факелами, чтобы сжечь нас вместе с амбаром. Правда, если бы Чаща все-таки добралась до нас, то, скорее всего, мы не стали бы тихо сидеть в амбаре целую неделю.

Марек сам помог Томашу с Олегом взобраться в седла, потом посадил королеву на смирную рыжую кобылу около десяти лет. Королева сидела в седле скованно, не сгибаясь. Принцу пришлось по очереди вдеть ее ноги в стремена. Потом он задержался, глядя на нее снизу вверх. Поводья остались зажаты в ее руке, как он их вложил.

— Матушка, — вновь попробовал он. Но она не посмотрела на него. Спустя мгновение он заиграл желваками. Взяв веревку, он соорудил удлиненный повод от ее кобылы и привязал его к собственному седлу.

Мы поехали следом за ним на площадь, где обнаружили высокий костер из сухого дерева — уже сложенный, ждущий только нас. На дальнем краю собрались все жители деревни, бросив все дела. В руках они держали факелы. Я не очень хорошо знала жителей Заточек, но мы встречались от случая к случаю во время весенней ярмарки. Я стояла рядом с принцем и волшебниками, а из толпы на другой стороне, будто призраки из прошлого, сквозь легкую сероватую дымку на меня смотрело с десяток смутно знакомых лиц.

Марек лично взял факел. Он встал рядом с костром, высоко поднял факел и назвал поименно каждого, кого мы потеряли, последним назвав имя Яноса. Принц сделал знак Томашу с Олегом, и они втроем вышли вперед и опустили факелы к сложенному костру. Глаза и полу-зажившее горло тут же защипало от дыма. Жар был невыносимым. Дракон следил за распространением огня с недрогнувшим лицом, а потом повернулся. Я знала, он не очень оценил жест принц, решившего почтить тех, кого сам же отправил на смерть. Но услышав их имена, внутри меня что-то расслабилось.

Костер горел долго. Крестьяне вынесли еду и пиво, все что у них было, и угостили нас. Мы с Касей прокрались к краю, и я выпила слишком много пива, смывая с языка вкус очистительного эликсира, страданий и дыма, пока, наконец, мы не прижались друг к другу и тихонько расплакались. Мне пришлось держаться за нее, поскольку она боялась сильно меня обнимать.

От выпитого мне стало одновременно и легче, и тяжелее, голова раскалывалась. Я хлюпала, закрывшись рукавом. На другой стороне площади принц Марек о чем-то беседовал со старостой и молодым большеглазым возницей. Они стояли у симпатичного свежеокрашенного зеленого фургона, запряженного четверкой лошадей. В их гривы и хвосты неуклюже были вплетены зеленые ленты. Королева уже сидела на полу фургона, засыпанном соломой, закутанная в шерстяной плащ. Поверх ее рубашки в солнечных лучах поблескивали позолоченные звенья волшебного ярма.

Пока я некоторое время следила за солнечными зайчиками, и до меня постепенно доходил смысл того, что я вижу, Дракон уже шел через площадь со словами:

— Что ты задумал?

Я поднялась и направилась к ним.

Принц повернулся как раз, когда я подходила:

— Договариваюсь о проезде, чтобы доставить королеву домой, — вежливо ответил Марек.

— Не говори чепухи. Она нуждается в лечении…

— Которое она в равной степени может получить в столице, — ответил Марек. — Я не собираюсь позволять, Дракон, запереть мою мать в башне, пока ты не решишь, что стоит ее снова выпустить. Не думай, что я забыл, насколько неохотно ты отправился с нами.