Кася положила на землю Дракона рядом со мной, немного утрамбовав ногами траву, чтобы расчистить место. Волшебник лежал неподвижно, молча, с закрытыми глазами. Вся правая сторона его тела была обожжена и покрыта нарывами, багровыми и жутковато поблескивающими. Его одежда была разодрана и местами сгорела до кожи. Мне еще не приходилось видеть столь страшных ожогов.

Сокол повалился на землю рядом с ним. В его руке был зажат конец цепи, прикованной к ярму вокруг шеи королевы. Цепь натянулась, и королева тоже остановилась как вкопанная посредине выжженной земли у границы Чащи. Ее лицо было почти столь же нечеловечески спокойным как Касино, только хуже, потому что в глазах не было души. Все равно, что за вами по пятам ходит марионетка. Когда цепь тянули, она через силу шла, переваливаясь из стороны в сторону словно полностью забыла, как пользоваться ногами и руками, и они не сгибались больше как следует.

— Нам нужно отойти подальше от Чащи, — сказала Кася. Никто ей не ответил и даже не пошевелился. Даже мне казалось, что она говорит откуда-то издалека. Она аккуратно взяла меня за плечо и встряхнула:

— Нешка, — позвала она. Я не отозвалась. Небо сумеречно потемнело и вокруг нас взвились ранние весенние комары, назойливо пища над ухом. Я была не в состоянии поднять руку, чтобы прихлопнуть даже самого крупного, севшего прямо на мою ладонь.

Моя подруга выпрямилась и неуверенно оглядела нас. Не думаю, что ей хотелось бросать нас здесь одних, в подобном состоянии, но особого выбора не было. Она прикусила губу, присела передо мной и заглянула в мое лицо:

— Я отправляюсь в Камик. Думаю, он ближе, чем Заточек. Буду бежать всю дорогу. Вы тут держитесь, Нешка. Я вернусь сразу же, как только кого-нибудь найду.

Я лишь смотрела в ответ. Она помедлила, пошарила в моем кармане на юбке, нашла книжечку Яги и силой впихнула мне в руки. Я сжала пальцы, но больше не пошевелилась. Кася повернулась и скрылась в траве, пробивая себе дорогу вслед за лучами заходящего солнца.

Я сидела в траве словно мышь-полевка без малейшей мысли в голове. Шелест уходящей сквозь высокие заросли Каси затих. Я бездумно смотрела на книжку, ощупывая стежки на обложке, складки на мягком переплете. Дракон неподвижно лежал рядом. Состояние его ожогов стало хуже, по всей коже налились прозрачные волдыри. Медленно я открыла книгу и начала листать. «Средство от ожогов, лучше всего действует вместе с утренней паутиной и каплей молока», — лаконично гласила страница с одной из заметок на память.

У меня не было под рукой ни паутины, ни молока, но чуть-чуть пошарив рукой вокруг по помятым стеблям травы, я выдавила на палец немного зеленого травяного сока. Смочив им пальцы, я пропела: «Iruch, iruch», — громче и тише, словно колыбельную ребенку, и начала легонько поочередно прикасаться указательным пальцем к худшим волдырям. Один за другим они дергались и начинали постепенно сдуваться. Сильное покраснение спало.

Работа дала пусть и не полное, но прояснение мыслей, словно я полила рану водой, поэтому я продолжила напевать снова и снова.

— Прекрати шуметь, — наконец произнес Сокол, приподняв голову.

Я взяла его за руку:

— Заклинание Грошо от ожогов, — назвала я одно из тех заклинаний, которым пытался научить меня Дракон, когда думал сделать из меня целительницу.

Сокол помолчал, потом хрипло начал:

— Oyideh viruch, — начиналось заклинание, а я продолжила напевать свое: «Iruch, iruch», — ощущая его работу как хрупкое колесо прялки вместо дерева сделанное из соломы, и я навила свое волшебство на него. Он оборвал заклинание. Я продержала нашу общую работу достаточно долго, чтобы он продолжил.

Это и близко не было похоже на работу с Драконом. Все равно, что пытаться надеть сбрую на старого и упрямого осла, который мне абсолютно не нравится, и который все время норовит больно укусить. Я все время старалась отстраниться от Сокола, даже управляя заклинанием. Но едва он уловил суть, как работа задалась. Ожоги начали быстро исчезать с кожи Дракона, затягиваясь новой кожей, кроме ужасного яркого шрама, огибающего середину его руки и с боку, где были самые сильные волдыри.

Голос Сокола окреп, и моя голова тоже прояснилась. Сквозь нас лилась сила, ее обновляющий поток освежал, и он потряс головой, моргая. Волшебник согнул руку, поймав мое запястье, и потянулся сильнее за моей силой. Я инстинктивно вырвалась, и мы разорвали нить нашего заклинания. Но Дракон уже перевернулся, опираясь на руки, тяжело вдохнул воздух и его стошнило. Он изверг из своих легких темную массу влажной сажи. Когда спазмы спали, он устало опустился на корточки, вытер рот и поднял голову. Королева неподвижно стояла светлой колонной посредине выжженной земли.

Дракон прижал запястья к глазам:

— Это было самое глупое предприятие из всех, — прохрипел он так сильно, что я едва его поняла, и уронил руки вниз. Он протянул мне руку, и я помогла ему подняться на ноги. Мы стояли посредине моря остывающей травы. — Нам нужно в Заточек, — произнес он, потянув за собой. — Там все наши запасы.

Я устало уставилась на него в ответ. С окончанием заклинания меня оставили последние силы. Сокол уже снова лежал на земле. Солдаты начинали дрожать и озираться, словно их глаза видели то, что-то невидимое для нас. Даже Марек впал в оцепенение. Между нами глыбой повисла тишина:

— Кася отправилась за подмогой, — наконец выдавила я.

Он огляделся, переведя взгляд на принца, солдат, королеву, обратно на нас с Соколом и, наконец, вниз на собственные испражнения.

— Ладно, — сказал он. — Помоги мне уложить их на спину. Луна вот-вот взойдет.

Мы заставили принца Марека и солдат улечься на землю. Все трое слепо уставились в небо. К тому времени, когда мы вяло утаптывали вокруг них траву, лунный свет уже высветил их лица. Дракон поставил меня между собой и Соколом. У нас не осталось сил на полное очищение: Дракон с Соколом лишь прочли несколько раз защитное заклинание, использованное утром, а я без слов пропела свое короткое очищающее: «Puhas, puhas, kai puhas». Кажется в их лица начали возвращаться краски.

Кася вернулась менее чем через час на телеге дровосека, с каменным выражением лица.

— Прошу прощения за задержку, — коротко сказала она. Я не стала спрашивать, откуда телега. Знаю, что могли подумать люди, видя, что она пришла со стороны Чащи и еще в подобном виде.

Мы пытались ей помочь, но она справилась практически в одиночку. Она затащила на телегу принца Марека, двоих солдат, а потом затолкала в нее и нас троих. Мы расселись, свесив ноги по сторонам телеги. Потом Кася сходила за королевой, заслонив собой Чащу, тем самым прервав ее созерцание. Но королева смотрела на нее все с тем же равнодушием.

— Ты больше не там, — сказала она ей. — Ты свободна. Мы свободны.

Но и на эти слова королева ничего не ответила.

Мы провели в Заточке в амбаре на его окраине на неделю, валяясь на матрацах. Я ничего не помню с того момента, как уснула на телеге, и проснулась три дня спустя в теплом и уютно пахнущем сеном пространстве с Касей рядом, которая вытирала мое лицо влажной тряпицей. В моем горле жгло от приторного запаха очищающего эликсира Дракона. Когда чуть позже тем же утром я набралась достаточно сил, чтобы подняться с моего ложа, он провел надо мной еще одно очищение, и потом заставил меня сделать тоже самое с ним.

— Что с королевой? — спросила я у него, когда мы после этого, обессилев, сидели на скамье снаружи.

Он ткнул вперед подбородком, и я ее увидела: она тихо сидела на ивовом пеньке в тенечке на другой стороне поляны. На ней по-прежнему было надето магическое ярмо, но кто-то нарядил ее в белое платье. На нем не было ни пятен, ни разводов: даже подол оставался белоснежным, словно она вообще не сходила с места с тех пор, как ее туда усадили. Ее лицо оставалось пустым, как ненаписанная книга.

— Что ж, теперь она свободна, — произнес Дракон. — Но стоило ли это жизни тридцати людей?