Спотыкаясь, на рассвете я вышла из Чащи с Касей, словно с вязанкой хвороста, на плечах. По пути Чаща сторонилась меня, словно она боялась снова навлечь на себя заклинание. С каждым моим тяжелым шагом слово «Fulmia» колоколом звенело в моей голове. Кася наваливалась на меня своим весом, мои грязные руки пачкали ее бледную кожу рук и ног. Наконец я перетянула за край леса в заснеженное поле и повалилась в глубокий снег. Выбравшись из-под Каси, я ее перевернула. Ее глаза до сих пор были закрыты. Волосы спутались и прилипли к лицу, намокнув от древесного сока. Я приподняла ее голову к своему плечу, закрыла глаза и произнесла заклинание.

Дракон поджидал нас на площадке на вершине Башни. Таким напряженным и мрачным я его еще не видела. Он взял меня за подбородок и поднял мое лицо вверх. Уставшая и опустошенная с смотрела на него, пока он вглядывался в мое лицо и в глаза. В руке он держал какую-то бутылочку. После длительного осмотра он снял с нее крышку и протянул мне:

— Выпей! До дна.

Потом он подошел к неподвижно лежащей Касе. Он провёл руками над ней, и когда я издала протестующий возглас и потянулась к ней, обернулся ко мне:

— Немедленно пей, — рявкнул он, — если только ты не хочешь заставить меня немедленно испепелить ее, чтобы заняться тобой. — Он дождался, пока я не начну пить, и быстро пробормотал какое-то заклинание, посыпав ее тело какой-то пылью. Над ней тут же вспыхнула яркая янтарно-золотистая сетка, похожая на клетку для птиц, и он повернулся, чтобы посмотреть, как я пью.

Сперва жидкость на вкус была невероятно приятной: все равно что в пересохшее горло влить теплой медовухи с лимоном. Но с каждым глотком мой желудок начинало подташнивать от чрезмерной приторности. Я хотела бросить на полпути. Закашлявшись, я сказала:

— Не могу.

— До дна, — ответил он. — И потом второй, если я сочту это необходимым. Пей! — и я заставила себя сделать следующий глоток, и еще один, и другой, пока полностью не осушила бутылочку. Он взял руками меня за запястья и произнес:

— Ulozishtus sovjenta, megiot kozhor, ulozishtus megiot.

Я закричала, чувствуя, словно внутри меня зажегся огонь. Я видела, как через мое тело просвечивает сияние, словно я превратилась в фонарь, и подняв руки, я, к своему ужасу, увидела под поверхностью кожи мечущиеся тени. Позабыв про жуткую боль, я ухватила свое платье и стянула его через голову. Он присел рядом со мной на пол. Я сияла как солнце, и по мне, словно рыбы под зимним льдом, мелькали тонкие тени.

— Убери их, — попросила я. Теперь, когда я их увидела, я внезапно ощутила, как они, перемещаясь, оставляют во мне след. Я-то наивно думала, что раз нигде не поцарапалась, не обрезалась, и меня не покусали, то осталась в безопасности. Думала, что это все его глупая мнительность. Вот теперь я поняла: даже с воздухом под кронами Чащи я вдыхала скверну, и не заметила, как они проникли в меня, потому что они были маленькими и ловкими. — Убери их из меня…

— Да-да, я пытаюсь, — буркнул он, снова хватая за запястья. Он прикрыл глаза и снова медленно начал читать длинное заклинание, которое длилось и длилось, поддерживая во мне огонь. Я уставилась в окно на разгорающийся утренний свет, и старалась дышать, не смотря на жжение. Из моих глаз ручьями текли слезы, обжигая мои щеки. Впервые его пальцы на моих руках показались мне прохладными.

Тени под моей кожей стали истончаться, мельчать, их края опалялись светом, осыпаясь как песок под напором воды. Они метались кругами, пытаясь отыскать, где им спрятаться, но волшебник не давал свечению нигде погаснуть. Я видела внутри себя светлые очертания своих костей и органов, и даже собственное бьющееся в груди сердце. Оно замедлялось, каждый удар был тяжелее. Я отстраненно поняла, что вопрос сейчас состоит в том, сумеет ли он выжечь из меня скверну быстрее, чем сдастся мое тело. Я покачнулась в его руках. Он внезапно меня встряхнул, и, открыв глаза, я увидела его взгляд. Он ни на мгновение не прервал ритм заклинания, но ему не нужно было мне объяснять словами: «Не смей тратить мое время, несносная идиотка!» — кричали его гневные глаза, и я, закусив губу, продержалась еще немного.

Последняя теневая рыбка распалась на корчащиеся нити и вот они тоже исчезли, до крайней степени истончившись. Он замедлил ритм заклинания и остановился. Огонь во мне слегка поутих к моему невероятному облегчению. Он мрачно спросил:

— Ну, что, довольно?

Я открыла рот, чтобы ответить «да, пожалуйста!», но вместо этого, испытав невероятный ужас, прошептала: — Нет. — Я все еще чувствовала в глубине себя смутный ртутный след выживших теней. Если сейчас мы остановимся, они спрячутся глубже, спрячутся в венах, в моем животе. Они дадут корни, и станут расти, расти, расти, пока полностью меня не поглотят.

Он коротко кивнул. Вытянув руку, он пробормотал какое-то слово, и в его руке появилась другая бутылочка. Я поежилась. Ему пришлось вливать ее мне в открытый рот. Давясь, я проглотила ее, и он снова затянул заклинание. Внутри меня снова вспыхнуло пламя: нестерпимое, ослепляющее, обжигающее.

После еще трех порций, подпитывавших пламя до полной силы, я была почти уверена. Но заставила себя принять еще одну, для полной уверенности, и после этого едва ли не сквозь слезы сказала: «Достаточно. Уже достаточно», но он застал меня врасплох, и заставил выпить еще одну. Когда я начала плеваться, он закрыл мне рукой рот и нос, и использовал другое заклинание: это не обжигало, но перекрыло мои легкие. Пять ужасных ударов сердца я не могла дышать вовсе, царапаясь, захлебываясь на открытом воздухе. Эта часть была хуже всего остального. Я глядела на него, видя, как его темные неумолимые и внимательные глаза наблюдают за мной. Я начала в них тонуть, мое зрение затуманилось, и руки обмякли. Тут, наконец-то, он прекратил, и мои изголодавшиеся легкие распухли как мехи, судорожно нагнетая воздух. Я прокричала что-то бессмысленное от гнева, и отпихнула его от себя, так что он покатился по полу.

Он умудрился извернуться и не расплескать жидкость из бутылочки. Мы яростно уставились друг на друга:

— Это самый из всех невероятно глупых поступков, что ты совершала! — рявкнул он.

— Могли бы и предупредить! — крикнула я в ответ, обхватив себя руками, все еще дрожа от ужаса. — Я вытерпела предыдущее, смогла бы стерпеть и это…

— Не могла бы, — категорично оборвал он меня, — если пала перед скверной. Если она глубоко проникла, то после моего предупреждения, ты стала бы пытаться этого избежать.

— Тогда бы вы все равно узнали! — сказала я, и он крепко сжал губы в тонкую линию, и отвернулся от меня странно напрягшись.

— Да, — произнес он, — узнал бы.

И тогда, ему пришлось бы убить меня. Ему пришлось бы убить меня, не смотря на мои мольбы, мои уверения, что я … возможно даже, что я сама верила бы в это, как это было… что не осквернена. Я замолчала, медленно, размеренно и глубоко дыша, восстанавливая дыхание.

— Ну так я… Я чиста? — наконец, выдавила я, с ужасом ожидая ответ.

— Да, — ответил он. — Ни какая скверна не сумела бы укрыться от этого последнего заклинания. Если бы мы начали с него, ты бы умерла, потому, что тени украли бы дыхание из твоей крови, чтобы выжить.

Я согнулась и закрыла лицо руками. Он поднялся на ноги и закрыл бутылочку. Пробормотав «Vanastalem» и взмахнув руками, он нагнулся надо мной и протянул мне аккуратно сложенный плащ из плотного прошитого шелком бархата темно-зеленого цвета с золотой вышивкой. Я непонимающе уставилась на волшебника, и только когда он натянуто отвернулся в сторону, поняла, что последние угольки сияния под моей кожей гаснут, а я абсолютно голая.

Я порывисто вскочила на ноги, заслонившись плащом, едва не позабыв о главном:

— Кася! — взволнованно выпалила я, и повернулась к лежащей в магической клетке подруге.

Он ничего не сказал. Я с тревогой посмотрела на Дракона.

— Ступай и оденься, — наконец сказал он. — Спешить некуда.