Дело в том, что мама уже два раза находила рогатку дома и строго велела ему раз и навсегда от нее избавиться. Валька был самым послушным и добрым из детей в семье, но рогатку свою очень любил — ему по секрету сделал ее дядя Гриша в свой прошлый приезд. Рогатка была отменная — ручка покрыта лаком, с прицелом, а резиновый хлястик был толстый и тугой — такой не скоро порвется. Стреляла рогатка очень метко и больно, — они с Сашкой проверили.

Так вот, несмотря на то, что беседка почти вся была скрыта густыми кустами, кроме того, Валька внимательно огляделся по сторонам, прежде чем спрятать свое сокровище, подлец Петька, умудрился проследить за ним, и как только Валька ушел, стащил рогатку. А потом встал под окнами их квартиры и принялся вопить:

— Валька… Валька!

Когда Валя высунулся в окно, он, подпрыгивая и захлебываясь словами от удовольствия, замахал рогаткой и закричал:

— Смотри, какая у меня рогатка! Я сам сделал! Хочешь, продам?

И увидев огорчение и растерянность, которые появились на Валькином добром лице, издевательски громко захохотал. И хотя Валя тут же отошел от окна, чтобы поплакать, уткнувшись в вытертую бархатную подушку с вышитым на ней слоном в попоне, с улицы еще долго слышались вопли, в которых Петьке уже помогали другие мальчишки:

— Валька! Посмотри, какая у нас рогатка! Покупай, дешево отдаем…

С каждой такой обидой дети Гольденштейн все больше ненавидели своих врагов-мальчишек. Особенно Сашка с Валькой. И хотя мама говорила о том, что на глупых людей не стоит обращать внимания, нужно быть выше них и оставаться порядочными и интеллигентными в любых ситуациях, им совсем не хотелось быть порядочными.

— Вот приедет дядя Гриша, — говорил Валя, — я его попрошу, чтобы он этому Петьке как следует врезал!

Но дядя Гриша все не приезжал.

Однажды Саша стояла у окна, прижавшись к стене так, чтобы с улицы ее не было видно, и подглядывала, как мальчишки играют в футбол.

Играли они впервые за долгое время, хотя раньше гоняли мяч почти каждый день. Невеселым настроением взрослых заражались и дети, поэтому уже не собирались во дворе ватаги для шумных игр. Регулярный обстрел немецкой артиллерией окраин города наложил отпечаток страха на лица всех. Но сегодня мальчишки все же организовали матч. Поводом к некоторому воодушевлению одесситов стало известие о том, что вчера — в ночь на 27 августа — полки кавалерийской дивизии генерала Петрова на юге оборонительной линии пошли в контратаку в тот момент, когда немцы уже готовились к наступлению. Конники, которые на самом деле в это время уже действовали без коней, как пехота, и лишь носили название — кавалерийские, нанесли неприятелю большие потери, захватили много орудий и других трофеев. Но главное, что выяснилось из захваченных документов, — сорвали наступление, запланированное на утро! В ознаменование этого события мальчишки с самого утра в пьяной радости носились по двору, пронзительными воплями вводя в смятение оставшихся редких стрижей.

Некоторым семьям из их двора посчастливилось уехать, поэтому команды футболистов поредели. Первая была в шесть человек с шепелявым коротышкой Вовкой в капитанах. Игроки в ней были слабые, больше орали, к тому же среди них был ненавистный Петька, который мяча хорошо вести не умел — только путался под ногами. В другой команде из пяти человек были ребята посильнее, и капитан у них был Колька — веселый светловолосый кучерявый мальчишка лет тринадцати, который никогда первым не начинал ссоры с ребятами Гольденштейн. И Сашка, конечно, болела за Колькину команду.

Границами ворот у ребят были нагроможденные кучами камни, вместо мяча — туго скрученный клубок тряпья. Наблюдая игру, Сашка со злорадным удовлетворением отметила, что Петьку несколько раз уронили, заставив хорошенько вываляться в пыли. Потом команде, в которой он играл, забили два гола. Первый — из-за трусости вратаря, который вдруг испугался мяча, летящего в его сторону, и вместо того, чтобы ловить его, загородился руками, защищаясь как от удара. А второй в тот момент, когда Петька, топтавшийся у своих ворот, побежал навстречу противнику, намереваясь отобрать у того мяч, но мяч пролетел у него межу ног и попал в ворота, под громкий хохот всех мальчишек.

Целую минуту все покатывались со смеху над Петькиной неуклюжестью, в то время как он, покраснев от злости, прыгал между ними и орал, что виноват в этом Володька, от которого он ждал паса, а тот соперника пропустил.

Сашка тоже, скрючившись у окна, захлебывалась от злорадного хохота. Она ненавидела Петьку страстно, особенно после кражи Валькиной рогатки, и теперь, когда был повод над ним посмеяться, она просто не могла остановиться: это надо же! Пропустить такой мяч, да еще между ног!

В это время из-за угла дома появилась Софья Львовна с сумкой в руках. Она, судя по всему, шла издалека, так как походка её была усталой, но Сашка заметила, что сейчас она ускорила шаги и спешит как можно быстрее и незаметнее пройти двор. Но тут ткань старой сумки, покачиваемой от ускорившихся шагов женщины, расползлась возле самой ручки. Сумка накренилась на один бок, и из появившейся дыры выпало несколько картофелин. Софья Львовна остановилась и неловко, точно неопытная наседка, пытающаяся удержать раскатывающиеся в разные стороны яйца, принялась ловить картофелины. Внимание мальчишек переключилось на нее. Неподалеку, как из воздуха, появилась Макаровна.

— Эй, немецкая прислужница! — начал чей-то мальчишеский голос.

Сашка съежилась у окна, полная жалости к двоюродной тетке.

— Надо было сумочку покрепче брать, а то, гляди-ка, картошечку растеряла! — насмешливо пропела Макаровна. — На какие это деньги купила, иль у дружков своих фашистских взяла?

Софья Львовна не отвечала и лишь торопливо собирала драгоценные картофелины. Но тут Петька, обрадованный случаю на ком-либо сорвать зло, подскочил к ней и с криком:

— Фашистка! — пнул сумку грязной босой ногой.

Картофелины покатились в разные стороны. Петька одну из них погнал к пустым воротам соперников, и под всеобщий хохот забил гол. Тут и другие мальчишки, кто понаглей, принялись выхватывать картофелины, напрасно Софья Львовна торопилась собрать их из-под босых ног. Всхлипывая, она пыталась загородить руками картошку, и вид у нее был нелепый и жалкий.

— Что плачешь-то? — злобно взвизгнула дворничиха, — небось, скоро немцы придут, они тебя и утешат и еще картошечки дадут!

А мальчишки скакали кругом и вопили:

— Немка!.. Немка! Фашистская прислужница!

Сашка, вдруг покачнувшись, схватилась рукой за подоконник — от накатившей ярости в глазах у нее потемнело, дышать стало трудно. Но едва вернулось дыхание, не помня себя, она, громко всхлипнув, помчалась через комнату, спотыкаясь о складки ковра и стараясь не заорать от злости. Она неслась сломя голову к входной двери, по пути едва не сбив с ног удивленного Вальку.

Чудом не пересчитав ступени на подъездной лестнице, она вылетела во двор. Впереди хороводом скакали мальчишки, вопя на разные голоса. Сашка подскочила к толпе. С невероятной, неизвестно откуда взявшейся силой, схватила ближайшего мальчишку за майку и развернула к себе. К ее безумной радости это оказался Петька. Размахнувшись и собрав всю свою ярость, она двинула ему в глаз. Петька упал на спину, стукнув при этом затылком в лоб стоявшего сзади мальчишку.

А потом Сашка молча бросилась в толпу. Не чувствуя посыпавшихся на нее ударов, она кусала, била кулаками, пинала, бодала головой, царапала, но казалось все мало, что она никак не попадает в цель, потому что по-прежнему были вокруг босые ноги, руки, грязные майки и штаны. Изредка совсем близко мелькало среди всего этого искаженное лицо Софьи Львовны, которая, рыдая, что-то кричала и о чем-то просила. Сашка чувствовала, что ее тянут за рубашку, но, упираясь, продолжала молотить направо и налево…

Но вдруг всеобщий гам умолк и мальчишки отступили. Сашка подняла голову — оказывается, за рубашку ее тащила Софья Львовна, и теперь крепко прижала племянницу к себе. Сашка не могла понять, почему кончилась драка. И тут увидела, что к ним бежит бледная мама, за ней, сверкая стеклами очков, хрупкий Костик с палкой в руке, потом Валька и Нора.