Мне нужны глаза мои и руки —

Листья видеть, собирать станки.

Мерить взглядом новых рек излуки,

На дома глядеть из-под руки.

Мне нужны утра мои и ночи,

Вечера нужны мои и дни,

Потому, что, человек рабочий,

Знаю я, чем дороги они.

Потому, что сильными руками

Должен я моря в бетон одеть.

Потому, что честными глазами

Должен я в глаза друзей глядеть.

Потому, что далей, лет безмерность,

Славных дел начала — впереди!

Милая, в глаза мне погляди,

Руку дай мне на любовь, на верность!

Снова нам враги пророчат муки,

Тяжкие утраты и разлуки.

Нет! Свершиться я не дам тому.

Мне нужны глаза твои и руки,

Встречи наши, свет в твоем дому.

Тем же, кто сегодня взглядом мутным

Ясный день окидывает мой,

Тем, кого тоска берет, что утром

Я иду по улицам живой, —

Говорю я: мне всего дороже

Даль полей без дотов и траншей,

Гул комбайна над колхозной рожью,

Грохот землю роющих ковшей.

Молотков монтажных перестуки,

Не боев, а созиданья звуки.

К кирпичу, к перу, к зерну тянусь!

Но, умело взяв винтовку в руки,

Я, прищурив глаз, не промахнусь!

Свободная, счастливая, большая…

Ты разве знала эти имена,

Когда, красы твоей не замечая,

Здесь шел бурлак с утра и до темна.

Был Дон Иваныч — тихий, золотой

Красавец Днепр — и быстрый, и широкий,

Ну, а тебя во все века и сроки

В народе звали грустною рекой.

И песни все, что про тебя сложили

И что сложить не раз еще могли,

Как ты, темны, грустны, протяжны были,

Из края в край, от сердца к сердцу плыли

С упреком «Жигули вы, Жигули…»

И славен тем твой берег был неровный,

Перевидавший всякие дела,

Что на бурлацкой, на тропе бечевной

Трава расти годами не могла,

Что от верхов и до низовьев устья

По камню, стершемуся от шагов,

Лаптями был разбитыми он устлан,

Пропитан горьким потом бурлаков.

Да лапти что! Сплести другие долго ль!

Нога иль грудь — глядишь, и зажила.

Но жизнь вернуть никто не сможет, Волга.

А сколько ты имен не сберегла!

А ведь они в любой, холодный, жаркий,

Проклятый день, с усталостью в борьбе,

Не лодки, не купеческие барки —

Россию волочили на себе.

И, может, боль и усталь сокрушая,

Вставала ты в тумане их очей

Свободная, счастливая, большая —

От южных и до северных морей.

И вот теперь, когда легко и вольно

Дышать у скал Могутовой горы,

Припомнил я, что ты звалась раздольной

Еще в сказаньях разинской поры.

Свобода, воля… Беглым да отпетым

Она сердца пьянила, как мечта.

Да под кнутом гуляли, под запретом,

Твои раздолье, голь и нищета!

…Плывут огни вечерние над Волгой.

Вода темна. А воздух все свежей.

И с парохода смотрят долго-долго

На правый берег, берег Жигулей.

Одна другую горы оттесняют,

И как всегда, нашедшийся знаток,

Мешая всем, туманно объясняет,

Где будет море, как польется ток.

Но это всем и так давно известно,

А с берега глядят на пароход.

И кажется, огромный мир окрестный,

И пароход, и берег — все плывет.

Плывет навстречу утру, счастью, славе.

И вижу я в том быль, а не мечту,

Что, может, внук бурлацкий судном правит,

Где выведено «Разин» на борту.

…У Волги песня новая отныне,

И хоть не только радостью полна,

Нет, не о горькой сложена судьбине —

О жизни щедрой, солнечной она.

Каналами, огнями украшая

Свой путь великий, ты плывешь в века,

Счастливая, свободная, большая,

Любимая народная река.

Мы ширь твою навеки полюбили.

Ты, Волга, сердцу помнишься всегда,

Как старый друг, с которым вместе были

Пережиты и счастье и беда.

Твоя растет и не угаснет слава,

Все крепнет в мире о тебе молва.

Твои моря светлы и величавы,

С донской твоя братается волна.

Твой Сталинград — земли краса и гордость.

Ведь это здесь, как ни мела, ни жгла,

Война в крутые берега уперлась

И в сторону обратную пошла.

Тот враг сломился под твоим ударом.

И то врагам всем будущим урок.

Могуча ты, бессмертна ты! Недаром

Твой в самом сердце родины исток.

Той самой осенью суровой,

Когда на подступах Москвы

Ночных пожарищ свет багровый

Ложился на «ежи» и рвы

И ночь была мала тревоге —

Сирена выла среди дня,

Мы были далеко в дороге,

Дворов московских ребятня.

Чернели берегом деревни,

И, мимо них спеша вперед,

Волну на две делил форштевнем

Наш затемненный пароход.

Он, торопясь, дышал устало,

Ни блика не бросал волнам,

И даже бакены, казалось,

Украдкою мигали нам.

Тянулись берега немые —

Ни фонарей, ни ламп не жгли,

Когда услышали впервые

Мы это слово: Жигули.

И загляделись мы, мальчишки,

Не замечая темноты,

На эти нефтяные вышки

И бесконечные плоты.

И разве думалось ребятам,

Что, может, в будущие дни

Сюда, к мохнатым горным скатам,

Душой потянутся они?

И будут так, как я сегодня,

В один из самых ясных дней

Широкой волжской гладью водной

Спешить к причалам Жигулей…

…Дрожала палуба от гула.

Мы быстро шли. И над водой

Уже смолою с гор тянуло

И липой пахло молодой.

А мы у поручней стояли,

Дыханье затаив, и вот,

Швырнув гудок в лесные дали,

На месте замер пароход.

Казалось: так он и остался,

А этот шумный берег сам

Неудержимо приближался,

Все увеличиваясь, к нам.

Притягивал лебедок пеньем,

Людьми, всей громкой жизнью той,

Что так мы ждали в нетерпеньи,

Версту считая за верстой.

Потом раскачивались сходни

Под топотом десятков ног…

Друзья, мы вышли вдаль сегодня

Одною из больших дорог.

Мы запаслись одним — уменьем,

Ведь не уместишь в рюкзаках

Всего, что мы храним и ценим,

Огромный мир держа в руках.

Мы входим в первые бригады

На стройках родины сейчас.

Так, если это будет надо,

И роты сложатся из нас.

Из нас, не знавших бед походных,

Но росших в школе трудных лет,

Из «необученных», но «годных»,

Как воинский гласит билет.

…Высокий, мирный день сияет.

Но он не минул, вечер тот.

Нас память наша подгоняет,

Торопит в грохоте работ.

И где мы некогда проплыли,

Не тихо нынче, не темно.

Там облако рабочей пыли

Над Волгой косо взметено.

Там люди — нет смелей, надежней,

Там экскаватора стрела

Флажок бригады молодежной

Над всею стройкой подняла.

Недаром родина решила,

Что здесь (и так тому и быть!),

Давая миру свет и силу,

Земное солнце будет жить.

И юность наша встала рано,

Умылась волжскою водой.

У рычагов, рулей и кранов

День начала свой трудовой,

Чтоб на земле светлее стало —

В домах, на поле, у станков,

Чтобы война не затемняла

Ничьих на свете берегов!