Изо всех сил стараясь сосредоточиться на письмах Амели, я то и дело ловила себя на том, что, отложив пожелтевший листочек, смотрю в потолок, пытаясь сочинить остроумный ответ номер пятьсот двадцать пять, которым можно сразить Селвика. Естественно, после драки кулаками не машут, и я прекрасно понимала, что, ворвавшись в спальню Колина с лучшим из перлов на устах, буду выглядеть просто смешно.
И это в лучшем случае, ведь для мужчины пришедшая в спальню девушка неизменно означает приглашение.
Сегодня, появившись на кухне в семь утра, Колина я не застала, зато увидела миссис Селвик-Олдерли, которая пила кофе и читала «Дейли телеграф».
Не знаю, какое из чувств было сильнее: разочарование или облегчение. Разочарование, потому что не удастся блеснуть остроумием и сразить Колина приготовленным вчера монологом. Зато в семь утра красавицей меня не назовешь, отсюда и облегчение.
Отложив газету, миссис Селвик-Олдерли лучезарно улыбнулась и спросила, как я выспалась. На завтрак мне предложили чай и горячие тосты. Чаю я обрадовалась, а вот от тостов воздержалась, равно как и от комментариев по поводу ночной стычки с золотым племянником. Заинтересуют ли хозяйку две перепачканные шоколадом чашки? Но либо она не заглядывала в раковину, либо была слишком тактична, либо в этом доме принято пить шоколад по ночам.
А может, меня вообще не воспринимают всерьез.
Чай я заглотила в рекордно короткие сроки.
— Ну и как вам наш маленький архив? — поинтересовалась тетя Арабелла, дав мне ровно две секунды, чтобы остудить обожженное небо.
— Просто невероятно! — честно сказала я. — Огромное спасибо, что разрешили им воспользоваться. Вот только…
— Что?
— Колин… То есть ваш племянник… — Черт побери, миссис Селвик-Олдерли и без меня знает, что Колин — ее племянник. Придется начать снова. — Почему он не хочет, чтобы я читала эти письма?
Хозяйка задумчиво посмотрела на передовицу «Дейли телеграф».
— Колин слишком серьезно относится к охране наших семейных ценностей. Лучше скажите, что вы думаете о Розовой Гвоздике?
— Пока мне встретился лишь Пурпурная Горечавка. Я прочитала где-то половину всех писем. Не сразу привыкла к почерку…
— Да, почерк у Амели ужасный! По-вашему, кто может оказаться Розовой Гвоздикой?
— Майлс Доррингтон, — проговорила я, внимательно следя за реакцией миссис Селвик-Олдерли, но ее лицо осталось непроницаемо-спокойным.
— Почему Майлс? — спросила тетя Арабелла, намазывая тост мармеладом.
— Первое упоминание о Розовой Гвоздике относится к концу апреля 1803 года. Майлс поддерживал постоянную связь с Ричардом и прекрасно знал обо всем, что происходит в Париже. У него был доступ к секретной информации министерства обороны, а еще, — я приготовилась выложить последнее доказательство, — Доррингтон был в Париже в конце апреля.
— Откуда вы знаете, если прочитали только половину?
— Остальные я просто пролистала и увидела его подпись на письме, датированном тридцатым апреля. Значит, он был в нужном месте в нужное время.
— А как насчет Жоржа Марстона?
— После того, что он сделал с Амели?! — возмущенно воскликнула я.
— Благородные люди не всегда совершают благородные поступки, — заметила хозяйка. — А многие гении были домашними тиранами.
Недовольно поморщившись, я с трудом сдержалась, чтобы не затопать ногами.
— Только не Розовая Гвоздика, — безапелляционным тоном заявила я, не обращая внимания на неприятный холодок, бегущий по телу, словно змей по древу познания.
А что, это отчасти объясняет поведение Колина. Розовая Гвоздика — насильник и грубиян. Гастон Деларош был бы в восторге. Но нет, это невозможно! Если бы Марстон был Розовой Гвоздикой, о нем бы писали до апреля 1803 года, ведь к тому времени он жил в Париже уже несколько месяцев, с тех самых пор, как дезертировал из английской армии.
— …с собой, — проговорила хозяйка.
— Что, простите?
Миссис Селвик-Олдерли повторила, и я вытаращила глаза от изумления:
— Вы шутите!
Конечно, шутит, разве могла она разрешить мне забрать письма с собой?! Наверное, еще слишком рано, и мне послышалось…
— Вам обязательно нужно дочитать все до конца, — заявила хозяйка, аккуратно складывая газету. — А потом мы встретимся, и вы поделитесь впечатлениями.
— А что, если я потеряю ваши письма? — встревожилась я. — Выроню в метро, намочу под дождем или…
— Вы очень ответственная девушка, — с удовлетворением сказала тетя Арабелла. — Именно поэтому я без всякого колебания доверяю вам архив.
Что я могла возразить? Тем более что самой страшно хотелось дочитать письма до конца. Миссис Селвик-Олдерли принесла бумаги из гостевой комнаты, сложила их в картонную коробку, сверху чистое льняное полотенце, затем семь тонких полиэтиленовых пакетов, а сверху — толстый пластиковый. Вернуть письма следовало завтра, чтобы Колин не успел обнаружить их отсутствие.
Забота о сохранности писем — это одно, а одержимость Селвика — совсем другое. Мне до сих пор не по себе от его вчерашних слов: «Все, что вы прочтете и узнаете, не должно покинуть пределы этого дома!»
Все понятно, Колину не хочется, чтобы его фамилию мусолила «желтая пресса», хотя кого интересуют события, произошедшие двести лет назад? Может, его прапрапрадедушка продался французам, а Розовая Гвоздика его разоблачил? Тогда понятно, почему Колину Селвику хочется все скрыть. Но даже в таком случае это заинтересует только ученых, ну, может, в «Миррор» появится крошечная статейка, да и то если будет не о чем писать.
Кроме того, судя по письмам, которые я уже прочла, Пурпурная Горечавка был искренне предан своему делу. Единственным недостатком, который я успела заметить, было вероломство по отношению к мисс Балькур. Бедная Амели! Читая ее дневник в несусветную рань, перед тем как меня окончательно сморил сон, я сгорала от желания надавать лорду Селвику по шее. А каким очаровательным он мне поначалу казался! Хотя такое случается сплошь и рядом. Даже Грант сначала был милым…
Черт, почему я о нем думаю? Прочь, прочь, нечистая сила!
Нахмурившись, я допила капуччино и швырнула пустой стаканчик в корзину. Нет, я не зациклилась на Гранте. Не желаю о нем думать, не желаю! Все пошло наперекосяк задолго до появления прекрасной Алисии с исторического факультета. Давно нужно было разбежаться, просто не хотелось оставаться одной…
Без сил опустившись на цветастое покрывало, я потянулась к бесценному свертку. К сожалению, я прекрасно знала, что со мной: ЛИПИДный (Любовь к Последнему ИДиоту) синдром — трудно диагностируемая, но заразная болезнь, весьма распространенная среди одиноких женщин.
Еще в колледже мы с подругами вывели целую теорию, касающуюся бывших парней. Каким бы ужасным ни был твой бывший, через неделю после разрыва он уже не кажется негодяем, а вспоминая его, думаешь: «Конечно, кроме меня, у него было еще три девушки, зато как он танцевал!» Или: «Вообще-то он пил, как сапожник, но трезвый был таким милым! А какие розы он купил мне позапрошлой весной!» Невероятно, но факт, стоит побыть одной несколько недель, и любой прощелыга начинает казаться ангелом.
Как следствие, ЛИПИДный синдром, а всем известно, что липиды — те же вредные для организма жиры. Значит, от бывших бойфрендов нужно держаться подальше.
Вот что случается, когда четыре года делишь комнату со студенткой-биологичкой.
Для эффективной борьбы с ЛИПИДным синдромом нужно как следует развлекаться. Лучшее лекарство — завести себе кого-нибудь нового, но есть и другие, менее радикальные варианты: читать книги, ходить в кино или копаться в личной жизни исторических персонажей.
Криво усмехнувшись, я разорвала первый слой упаковки — полосатый пакет из «Теско», затем, уже аккуратнее, бирюзовый из «Фишбоун». Я как раз добралась до третьего слоя (еще одного пакета из «Теско», на сей раз с рождественской распродажи), когда из кармана плаща послышалась соната Моцарта.
Отложив сверток, я бросилась в прихожую и вытащила надрывающийся телефон. Всего восемь утра, кто может звонить в такую рань? Миссис Селвик-Олдерли, требующая письма назад? Разгневанный Колин Селвик с обвинениями в краже семейного архива и угрозами натравить на меня Скотланд-Ярд?
