Особым видом «конструктивного социализма» является «кооператизм» или «кооперативный социализм» (Шарль Жид, Тотомьянц и Ко), который тоже решительно отвергает классовую борьбу и пропагандирует кооперативную организацию потребителей как средство мирным путем преодолеть капитализм, на деле всемерно содействуя его укреплению. «Кооператизм», располагающий в лице массовых организаций потребительской кооперации широким пропагандистским аппаратом для повседневного систематического воздействия на широкие массы, ведет ожесточенную борьбу с революционным рабочим движением, препятствуя осуществлению его целей, и представляет сейчас один из активнейших факторов в лагере реформистской контрреволюции.
Так называемый «гильдейский социализм» (Пенти, Ораж, Гобсон и др.) является эклектической попыткой объединить «революционный» синдикализм с буржуазно-либеральным фабианством, анархистскую децентрализацию («национальные промышленные гильдии») с государственно-капиталистической централизацией, цеховую ремесленную ограниченность средневековья с современным капитализмом. Исходя из словесного требования уничтожения «системы заработной платы» как «имморального» института, который должен быть отменен рабочим контролем над промышленностью, гильдейский социализм совершенно обходит важнейший вопрос, вопрос о власти. Стремясь объединить рабочих, интеллигентов и техников в федерацию национальных промышленных «гильдий» и превратить эти гильдии мирными путями («контроль изнутри») в органы управления промышленностью в рамках буржуазного государства, гильдейский социализм на деле защищает это государство, затушевывает его классовый, империалистический, антипролетарский характер и отводит ему место «внеклассового» представителя интересов «потребителей» как противовеса «производителям», организованным в гильдии. Своей проповедью «функциональной демократии», т. е. представительства классов капиталистического общества, изображаемых как профессии с их особыми общественно-производственными функциями, гильдейский социализм прокладывает дорогу «корпоративному государству» фашизма. Отрицая парламентаризм и в то же время отрицая «прямое действие», большинство гильдейских социалистов обрекает рабочий класс на полное бездействие и пассивное подчинение буржуазии. Он представляет, таким образом, своеобразный тред-юнионистский утопический оппортунизм и как таковой не может не играть антиреволюционной роли.
Особой формой социал-демократического реформизма является наконец австромарксизм. Будучи составной частью «левого» крыла социал-демократии, австромарксизм представляет собою наиболее тонкую форму обмана трудящихся масс. Проституируя марксистскую терминологию и в то же время решительно порывая с основами революционного марксизма (кантианство, махизм и т. д. «австромарксистов» в области философии), кокетничая с религией, списывая у английских реформистов теорию «функциональной демократии», стоя на точке зрения «строительства республики», т. е. строительства буржуазного государства, австромарксизм рекомендует «кооперацию классов» в периоды так называемого «равновесия классовых сил», т. е. как раз тогда, когда назревает революционный кризис. Эта теория означает оправдание коалиции с буржуазией для ниспровержения пролетарской революции под маской защиты «демократии» от нападения реакции. Объективно и на практике насилие, допускаемое австромарксизмом в случаях нападения реакции, превращается в насилие реакции против революции пролетариата. «Функциональная роль» австромарксизма состоит в обмане рабочих, уже идущих к коммунизму, и поэтому австромарксизм является особо опасным врагом пролетариата, более опасным, чем открытые сторонники разбойничьего социал-империализма.
Если все эти течения, будучи составными частями «социалистического» реформизма, являются агентурой империалистической буржуазии в среде рабочего класса, то, с другой стороны, коммунизм сталкивается с рядом мелкобуржуазных течений, отражающих и выражающих шатание неустойчивых общественных слоев (городская мелкая буржуазия, разлагающееся городское мещанство, люмпен-пролетариат, деклассированная интеллигентская богема, нищающие ремесленники, некоторые слои крестьянства и т. д. и т. п.). Эти течения, отличаясь крайней политической неустойчивостью, нередко покрывают левой фразеологией правую политику или впадают в авантюризм, заменяя объективный учет сил крикливой политической жестикуляцией, переходя нередко от невероятного революционного чванства к глубочайшему пессимизму и настоящей капитуляции перед врагом. Эти течения при некоторых условиях, в особенности при крутых изменениях политической ситуации и при необходимости временного отступления, могут стать опаснейшими дезорганизаторами пролетарских рядов и тем самым — тормозом революционного движения пролетариата.
Анархизм, наиболее выдающиеся представители которого (Кропоткин, Жан Грав и др.) изменнически перешли во время войны 1914 — 1918 гг. на сторону империалистической буржуазии, отрицает необходимость широких централизованных и дисциплинированных организаций пролетариата и тем самым оставляет его бессильным перед лицом могущественных организаций капитала. Проповедуя индивидуальный террор, он отвлекает пролетариат от методов массовой организации и массовой борьбы. Отрицая диктатуру пролетариата во имя абстрактной «свободы», анархизм лишает пролетариат важнейшего и самого острого орудия против буржуазии, ее армий, всех ее репрессивных органов. Далекий от какого бы то ни было массового движения в важнейших центрах пролетарской борьбы, анархизм все более превращается в секту, всей своей тактикой и всеми своими выступлениями, в том числе выступлениями против диктатуры рабочего класса в СССР, объективно включающую себя в единый фронт антиреволюционных сил.
«Революционный» синдикализм, многие идеологи которого перешли во время наиболее критического военного периода в лагерь «антипарламентских» контрреволюционеров фашистского типа или превратились в мирных реформистов социал-демократического образца, подобно анархизму, своим отрицанием политической борьбы (в частности революционного парламентаризма) и революционной диктатуры пролетариата, своей проповедью цехового децентрализма в рабочем движении вообще, в профессиональном движении в особенности, своим отрицанием партии пролетариата, своим отрицанием необходимости восстания и своей переоценкой всеобщей стачки («тактика скрещенных рук») мешает революционизированию рабочих масс повсюду, где он имеет какое-либо влияние. Его нападки на СССР, связанные с отрицанием пролетарской диктатуры, вообще ставят его в этом отношении на одну доску с социал-демократией.
Все эти течения и направления сходятся с социал-демократией, этим главным врагом пролетарской революции, в основном вопросе политики — вопросе о диктатуре пролетариата. Поэтому все они более или менее определенно выступают в одном фронте с социал-демократией против СССР. С другой стороны, социал-демократия, целиком и полностью изменившая марксизму, опирается все более и более на идеологию фабианцев, конструктивных и гильдейских социалистов. Эти течения превращаются в официально либерально-реформистскую идеологию буржуазного «социализма» II Интернационала.
В колониальных странах и среди угнетенных народов и рас вообще коммунизм сталкивается в рабочем движении с влиянием своеобразных течений, которые в определенную фазу развития играли известную положительную роль, но которые становятся реакционной силой на новом этапе развития.
Сунятсенизм в Китае являлся идеологией мелкобуржуазного, народнического «социализма». В учении о «трех принципах» (национализм, демократия, социализм) понятие народа покрывало и скрывало понятие классов, социализм представлялся не специфическим и особым способом производства, осуществляемым особым классовым носителем — пролетариатом, а неопределенным общественным благосостоянием; борьба с империализмом не была увязана с перспективами развития классовой борьбы внутри страны. Поэтому сунятсенизм, сыграв на первой стадии китайской революции огромную положительную роль, в результате дальнейшей классовой дифференциации в стране и дальнейшего хода китайской революции из идеологической формы ее развития превратился в оковы этого развития. Эпигоны сунятсенизма, всемерно раздувая как раз те его идеологические черты, которые стали объективно реакционными, превратили его тем самым в официальную идеологию гоминдана, ставшего открытой контрреволюционной силой. Идеологический рост масс китайского пролетариата и трудящегося крестьянства должен, следовательно, сопровождаться решительной борьбой против гоминдановского обмана и преодолением остатков идеологии сунятсенизма.
