Правда, у Фейербаха то огромное преимущество перед «чистыми материалистами», что он понимает, что и человек есть «чувственный предмет», но [рукой Маркса: помимо того он рассматривает его только как «чувственный предмет», а не как «чувственную деятельность»], так как он и при этом не покидает сферы абстрактной теории и рассматривает людей не в их данной общественной связи, не в окружающей их жизненной обстановке, делающей их тем, что́ они суть, то он никогда не добирается до реально существующих, деятельных людей, а остается при абстракции «человек» и ограничивается лишь тем, что признает «реального, индивидуального, телесного человека» в ощущении, т. е. не знает никаких иных «человеческих отношений» «человека к человеку», кроме любви и дружбы [рукою Маркса: и притом идеализированным образом. Не дает никакой критики теперешних жизненных отношений]. Таким образом, он никогда не в состоянии рассматривать чувственный мир как совокупную, живую, чувственную деятельность составляющих его индивидов и поэтому вынужден, когда замечает, например, вместо здоровых людей толпу золотушных, надорванных работой и чахоточных бедняков, спасаться в «высшей интуиции», в идеальном «выравнивании в роде», т. е. вынужден снова впасть в идеализм как раз там, где коммунистический материалист усматривает необходимость и одновременно с этим условие преобразования промышленности и общественного расчленения. (Маркс и Энгельс, О Л. Фейербахе, «Архив К. Маркса и Ф. Энгельса», кн. 1, стр. 217 — 218, изд. 1930 г.)

В производстве люди воздействуют не только на природу, но и друг на друга. Они не могут производить, не соединяясь известным образом для совместной деятельности и для взаимного обмена своей деятельностью. Чтобы производить, люди вступают в определенные связи и отношения, и только через посредство этих общественных связей и отношений существует их отношение к природе, имеет место производство.

В зависимости от того или иного характера средств производства изменяются, конечно, и общественные отношения, в которые производители вступают друг к другу, изменяются условия, при которых они обмениваются своей деятельностью и участвуют в совокупном производстве. С изобретением нового орудия войны, огнестрельного оружия, необходимо должна была измениться вся внутренняя организация армии, должны были измениться те отношения, на основании которых отдельные личности сплачиваются в армию и могут действовать как армия, равно как и взаимные отношения различных армий.

Следовательно, общественные отношения, при которых люди занимаются производством, общественные отношения производства изменяются, преобразуются с изменением и развитием материальных средств производства, производительных сил. Отношения производства, в своей совокупности, образуют то, что называют общественными отношениями, обществом, образуют общество, находящееся на определенной ступени исторического развития, — общество с своеобразным отличительным характером. Античное общество, феодальное общество, буржуазное общество представляют собою такие совокупности отношений производства, — совокупности, каждая из которых вместе с тем отмечает особую ступень развития в истории человечества.

Капитал также представляет собою общественное отношение производства, а именно — буржуазное отношение производства, отношение производства в буржуазном обществе. Разве составные части капитала — средства существования, орудия труда, сырые материалы — произведены и накоплены вне данных общественных условий, вне определенных общественных отношений? Разве не в данных же общественных условиях, не при тех же определенных общественных отношениях употребляются они на новое производство? И разве не этот именно определенный общественный характер превращает в капитал продукты, служащие для нового производства?

Капитал состоит не только из средств существования, орудий труда и сырых материалов, — не только из материальных продуктов; он состоит в то же время из меновых стоимостей. Все продукты, из которых он состоит, суть товары. Капитал есть, следовательно, не только сумма материальных продуктов, но и сумма товаров, меновых стоимостей, общественных величин. (К. Маркс и Ф. Энгельс, Наемный труд и капитал, т. V, стр. 429 — 430, Гиз, 1929 г.)

Обнаруживающееся в природе и в истории диалектическое развитие, т. е. причинная связь того поступательного движения, которое, сквозь все отклонения в сторону и сквозь все кратковременные попятные шаги пробивается от низшего к высшему, это развитие является у Гегеля просто снимком самодвижения понятия, вечно совершающегося неизвестно где и, во всяком случае, совершенно независимо от всякого мыслящего человеческого мозга. Надо было устранить это идеологическое извращение. Вернувшись к материалистической точке зрения, мы снова увидели в человеческих понятиях снимки с действительных вещей, вместо того, чтобы в действительных вещах видеть снимки с абсолютного понятия, находящегося на известной ступени развития. Диалектика сводилась этим к науке об общих законах движения во внешнем мире и в человеческой мысли: два ряда законов, которые в сущности тождественны, а по своему выражению различны, так как человеческая голова может применять их сознательно, между тем как в природе, а большей частью пока еще и в человеческой истории, они прокладывают свой путь бессознательно, в виде внешней необходимости, посреди бесконечного множества кажущихся случайностей. Таким образом, диалектика понятий сама становилась лишь сознательным отражением диалектического движения внешнего мира. (Энгельс, Людвиг Фейербах, стр. 40 — 41. Партиздат, 1932 г.)

Скажем ли мы, что материя есть постоянная возможность ощущений (по Дж. Ст. Миллю), или что материя есть более или менее устойчивые комплексы «элементов» — ощущений (по Э. Маху), — мы остались в пределах агностицизма или юмизма; обе точки зрения или, вернее, обе эти формулировки покрыты изложением агностицизма у Энгельса: агностик не идет дальше ощущений, заявляя, что не может знать ничего достоверного об их источнике или об их оригинале и т. п. И если Мах придает великое значение своему расхождению с Миллем по указанному вопросу, то это именно потому, что Мах подходит под характеристику, данную ординарным профессорам Энгельсом: Flohknacker, блоху вы ущемили, господа, внося поправочки и меняя номенклатуру вместо того, чтобы покинуть основную половинчатую точку зрения!

Как же опровергает материалист Энгельс, — в начале статьи Энгельс открыто и решительно противопоставляет свой материализм агностицизму, — изложенные доводы?

«...Слов нет, — говорит он, — это такая точка зрения, которую трудно, по-видимому, опровергнуть одной только аргументацией. Но прежде чем люди стали аргументировать, они действовали. «В начале было дело». И человеческая деятельность разрешила это затруднение задолго до того, как человеческое мудрствование выдумало его. The proof of the pudding is in the eating (доказательство для пуддинга или испытание, проверка пуддинга состоит в том, что его съедают). В тот момент, когда, сообразно воспринимаемым нами свойствам какой-либо вещи, мы употребляем ее для себя, — мы в этот самый момент подвергаем безошибочному испытанию истинность или ложность наших чувственных восприятий. Если эти восприятия были ложны, то и наше суждение о возможности использовать данную вещь необходимо будет ложно, и всякая попытка такого использования неизбежно приведет к неудаче. Но если мы достигнем нашей цели, если мы найдем, что вещь соответствует нашему представлению о ней, что она дает тот результат, какого мы ожидали от ее употребления, — тогда мы имеем положительное доказательство, что в этих границах наши восприятия о вещи и ее свойствах совпадают с существующей вне нас действительностью»...