— Она нужна, — согласно кивнула жрица. — А он? — Киоми дёрнула головой в сторону северянина. — Остался последний переход, и он ранен.

Они проводили взглядами Морстена, находящегося в кругу своих людей. Лаитан в это время, резко подскочив с земли, бросилась в кусты неподалёку. Три жиденькие веточки меж камней не смогли заглушить громких звуков опорожнения желудка. Северное снадобье приживалось не у всех, но с гарантией отгоняло дурные мысли о смерти. Трудно желать чего-то, кроме покоя и забвения, когда тебя полоскает в трёх ветках от своих же людей. Но еще труднее умереть на коленях, в луже блевотины и дурно воняющего снадобья тхади в ней.

Лаитан остро желала сгореть на месте, но только бы прекратить прилюдные унижения.

— Ветрис… Ветрис…

Коэн помотал головой, очутившись в каком-то тёмном месте, без намёка на пол, потолок, стены. Он мог двигаться, но двигаться было некуда, и варвар только пожал плечами. Но и тела не было, только разум. Что-то такое он вспоминал, когда обращался к памяти предыдущих воплощений Коэна, которых за прошедшие тысячи лет накопилось прилично.

— Пятьдесят два целых, девять сотых, — уточнил бестелесный голос, звучащий откуда-то сзади.

Ветрис повернулся назад, повинуясь инстинкту воина, но добился лишь потоков мерцания синего и голубого цветов, волнами разошедшихся вокруг себя. Это приятно разнообразило окружение, но было бесполезно.

— Девять сотых? — с недоверием спросил он у невидимого собеседника. — Почему так много?

— С момента последнего обновления ядра личности сроки жизни сократились, — объяснил все тот же спокойный голос, напоминавший интонациями учёных Долины. — Теперь можно рассчитывать на две-три сотни лет, не больше. Но несчастные случаи и войны портят статистику.

— Кто ты? — мрачно спросил Ветрис, понимая, что этот вопрос нужно было задать с самого начала разговора, и осознавая, что, скорее всего, ему солгут. — Что это за место?

— Это не место, — теперь в голосе ощущалась усталость. — Каждый раз приходится объяснять заново…

— Хм. А ты точно пробовал рассказать понятно? — парировал Коэн. — Или каждый раз запутывал насмерть словами?

— Если ты спустишься в Сердце Долины на самый последний уровень, выложенный хрусталём, то внизу главного ствола лестницы будет дверь из серебра и белого золота, украшенная символами Луны и Отца-Океана. За ней расположены покои Совета…

— Я был на Хрустальном этаже Сердца, — прервал его Ветрис, — там нет никакой двери, только грубый камень. На нем высечено предупреждение об опасности. Ты, кем бы ты ни был, лжёшь!

Долгий протяжный вздох разнёсся по этому непонятному пространству. Словно воздух выпустили из дыхательного мешка, который брали с собой горняки и водолазы, опускаясь в глубины.

— Я не умею лгать, в отличие от других моих братьев, — ответил незримый собеседник. — Князь Долины Ветров, ты сам приказал закрыть вход полторы тысячи лет назад, но зачем ты удалил это из своей памяти, не ведает даже Отец. Если ты сейчас в Сердце, спустись вниз и прикоснись к скале. И ты увидишь меня.

— Ты так и не ответил на мой вопрос, — медленно проговорил Ветрис. Связь с безымянными была утрачена, а собственная сила Коэна отзывалась так неохотно, что можно было подумать, что он спит или без сознания. — Кто ты, тварь?

— Я — Сердце Долины. Я — твой советник, оппонент и слуга.

— Лжёшь, — Ветрис помнил всех своих советников, некоторые из которых даже не были людьми. И тем более он доверял своей памяти перерождений, которая молчала в ответ на судорожные запросы. — Я не знаю тебя.

— Просто коснись скалы.

— Как только вернусь в Долину, — усмехнулся Коэн, — сразу приду к тебе. Если доживу.

— Если не доживёшь, то мы все равно увидимся, — нотки усталости сменились в голосе лёгкой грустью. — Только ты все забудешь.

Ветрис помотал головой, стараясь разогнать туман в мыслях, и понял, что вокруг больше не плещется темнота, а очень даже светло. Пахло кровью, страхом и вонью разложения.

«Обычный день из жизни варвара», — подумал он и разлепил губы, чтобы улыбнуться. Было больно.

Перед ним стояла на коленях черноволосая женщина, умело и бережно обрабатывая его раны. Он сощурился, вглядываясь в нее, в смолянистые пряди волос, порядочно потрепанные и препорошеные снежной сединой.

— Даже раненая собака может кусаться, — тихо сказал Коэн, присматриваясь к охране Темного. Тхади осталось всего пятеро. Из них один шаман, которого следовало убить первым — слишком эффективно тот лечил своего повелителя. Что поделать, тьма всегда сильнее и быстрее зализывает раны. — Особенно если загнать ее в угол. Если бы у меня был пистолет…

— Что такое пис… толет и собака? — непонимающе спросила Киоми, не узнавая этих слов. Они звучали не чужеродно, но не были наполнены значениями. — Я поговорю с сёстрами, которые поддерживают нас. Тхади нужно отвлечь, а дальше мы справимся. Это будет не первый Тёмный Властелин, которого убьют Сестры. Мы знаем, что делать.

Ветрис посмотрел на показавшееся чужим и непривычным лицо женщины, отмечая морщинки и непроницаемые темные глаза. Крылья носа жрицы дрожали, а сама она напоминала настороженную суку, взявшую след. Точно такая же собачья преданность мерцала в глазах у его собаки на последней утиной охоте, когда Ханна приносила ему сбитых дробью из архаичного порохового ружья птиц одну за другой, и вода с кусочками зеленой тины стекала с ее золотистой шерсти…

Коэн мотнул головой, упрямо оскалив зубы. Сердце Долины билось все сильнее, он чувствовал его пульсацию даже через все эти проклятые сотни лиг, разделявшие их. И с каждым таким пульсом загадочной машины, спрятанной в подвале столицы его родины, в голове вспыхивали новые и новые картины памяти. Старые, древние слова, не имеющие смысла в этой жизни. Уймы звезд, которые невозможно сосчитать, и невозможно заметить на небосклоне. Вычерченные безошибочными зелеными лучами на темном стекле траектории и курсы разгона. Дробящееся в толстом прозрачном колпаке над головой солнце — одно, желтое, лучистое, горячее. Руки сжимают изогнутые рога руля, и, подчиняясь их четким движениям, могучая стальная птица, ревя двигателями, наклоняет нос к земле, и начинает падать вниз, к лоскутной от полей земле.

«Я — Ветрис, — сказал он себе. Я Коэн Ветрис! Я… навигатор ковчега. Что за проклятье? Я — князь Долины и повелитель Серебряного Сердца. Капитан Литан ошибся. Это не путь к бессмертию. Но он его и не искал. Или это я ошибся? Я же нашел выход, как помнить все? Я и помню. Нет. Я — помню. А живет кто?»

— Коэн… господин мой, — Киоми потрясла его за плечо. — о… чнись. Удар по голове дает такие симптомы. Но ты нам нужен здесь и сейчас.

— Да, — с трудом вспомнив имя этой женщины, ответил он, — Киоми. Я — Ветрис. Значит, сделаем так. Безымянные займутся зеленокожими. Горцы вмешиваться не будут, им важно, чтобы дошла Лаитан. Предательниц из ее свиты пока не трогай, избавимся от них позже. Как только со слугами Темного будет покончено, мои солдаты помогут тебе.

— Ты хотел сказать, твои братья? — прищурилась Киоми, и Ветрис почувствовал, как напряглись мышцы на ее руке.

— Да, мои братья, — кивнул Коэн, проклиная чертово Сердце, затянувшее с пробуждением настолько сильно. — Ночью. После полуночи.

Дорога показалась ей бесконечной. Немногочисленные выжившие уккуны сгибались под тюками провизии, воды и поклажи. Тхади шагали рядом, стараясь не вытягиваться в длинную цепь на узких переходах. Провожатые, припрятавшие поклажу караванщиков, молчаливыми тенями двигались вокруг, то пропадая, то появляясь рядом. Горные тропы сжимались и расширялись, ныряя в небольшие крытые переходы с естественными арками входов и выходов.

Лаитан, которая чувствовала себя, как побитая за брехливость горчавка, переставляла ноги, почти не глядя под них. Вследствие этого Медноликая дважды едва не сломала ногу, но была безжалостно выдернута Тайрат из опасных мест.