— Госпожа, — прогудела на ухо Лаитан жрица, когда в очередной раз уволокла ее от шаткой насыпи подальше, — Киоми больше не наша сестра. Я видела, как она делила ложе с варваром.

— С которым? — глупо спросила Лаитан. До неё запоздало дошло, почему глаза Тайрат расширились сначала, а потом сузились в подозрительно смотрящие щёлочки.

— С царём Долины, — осторожно пояснила жрица, держа ладонь на рукояти спрятанного клинка под одеждой. — Он уговаривал ее перейти к нему в свиту, обещая отдать одного из своих гвардейцев.

— Отлично же он своё семя не льёт, — плохо скрывая ревность и женскую обиду, произнесла Лаитан. Зрелая и опытная Тайрат жёстко усмехнулась. Кажется, в этом отношении у неё была женская солидарность. Лаитан отбросила со лба прядь волос, прилипших от пота. Впереди замаячил последний переход до места, где можно было заночевать. Останавливаться на привал в течение этого отрезка пути они не стали, слишком много времени было потеряно на схватки и плен.

— Сегодня ты должна лечь со мной рядом, госпожа, — шепнула Тайрат, завидев, как к ним придвигаются слуги из отряда Киоми.

— Измена обещанию варвара того не стоит, Тайрат, — отмахнулась Лаитан. Жрица уже откровенно обалдела, сама едва не угодив в расщелину ногой.

— Госпожа?

Лаитан не смогла сдержать улыбки, когда до нее дошло, что поняла в ее словах женщина. «Мне недолго осталось, я уже и так путаю себя с кем-то другим. Почему бы и не говорить то, что я думаю, а не то, чего от меня ждут?» — спокойно размышляла Лаитан.

— Отыщи мне мужскую одежду, — сухо приказала Лаитан, — с ночлегом мы разберёмся позже.

— Оружие? — деловито спросила Тайрат, когда охотницы Киоми почти были в зоне слышимости.

— Обязательно, — едва слышно шепнула Лаитан. И в этот момент Тайрат отстала от неё на пару шагов, а слуги Киоми, новой невыбранной госпожи Империи и Долины, приблизились к Лаитан. В глазах женщин пылала ненависть и превосходство одновременно.

— Не отставай… госпожа, — через силу выдавили они последнее слово, развернулись и ушли обратно поближе к Киоми.

— Я от вас теперь при всём желании не отстану, вы меня не тронете, — на губах Лаитан заиграла безумная улыбка, когда она придвинулась поближе к тхади. Шаман покосился на неё одним глазом, но Медноликая сделала вид, что не заметила его острого взгляда. Морстен маячил где-то за спинами своих людей. Лаитан шла, постепенно освобождая свой разум и пытаясь уложить в нем новые знания и открывшиеся вещи. Ей остро требовалось с кем-то обсудить это, но Ветрису она не доверяла с самого начала, Киоми ее предала, а другие жрицы и долинцы не поняли бы ее. Пришлось брести прокажённой и юродивой среди своих и чужих, надеясь, что безумие не затронет ее сильнее, чем уже начало.

В голове Морстена царил разлад. И Замок.

Правду говорят, что со временем все властители приобретают внутренний облик своего Замка. Все Темные, пока не кончался их жизненный путь, были циничны, любили подпустить шпильки в разговоре, задать неудобные вопросы, и все это — тоном, вызывающим раздражение. Но сейчас раздражение испытывал именно Гравейн, выслушивая многословие Варгейна Креса. Как понял Морстен, тот покончил со своими делами, до невозможности секретными, и теперь, нарушив собственные же слова, вынимал из Темного Властелина душу.

Бессловесный для окружающих диалог захватил почти все внимание, и Гравейн с трудом понимал, где находится реальность, а где разговор. Тхади, ехавшие рядом со своим повелителем, все понимали, и не трогали его без причины. На всех остальных участников экспедиции, ехавшей сейчас по относительно спокойной дороге, Морстену было и так начхать с вулкана. Кроме, пожалуй что, Лаитан.

— Я не понимаю, какое отношение имеет это все к тому, что происходит, — сжав зубы, подумал Морстен в ответ на очередную разрывающую виски болью череду картинок, образов, звуков и знаний, плотно укладывавшихся внутри его черепа. Казалось, что Гравейн мог почувствовать каждую извилину внутри головы, и они шевелились, словно кишки, набитые сверх меры и силящиеся переварить неожиданное обилие пищи. — Это случилось три тысячи лет назад! Твою же Тьму, зачем мне это сейчас?

— Не зная истории, лишаешься удовольствия не повторять чужих ошибок, — желчно ответил Замок. — Зная историю, делаешь свои собственные. Но это лучше, чем вести то личиночное существование, которое здесь называют жизнью. Отдохнул? Нет? Принимай еще информацию, тебе понравится. Это к вопросу о том, почему дварфы не любят верховую езду.

Очередной пакет знаний рухнул в Морстена, вызвав невольно сорвавшийся с губ стон. «Да когда ж это кончится? На кой мне вся эта древняя пыльная муть? — взмолился он неведомо кому. Тьма не нуждалась в молитвах, а прочие боги давно не отвечали. Возможно, никогда не отвечали. — Замок, что же ты творишь, у меня и так голова разбита».

— Значит, входить будет легче, — хохотнул Варгейн. — Слушай, ты на пороге величайшего и, пожалуй, единственного достойного приключения в жизни. Думаешь, я зря тебя пичкаю данными о заговорах, бунтах и восстаниях? Пару из них ты поднимал лично, и мое черное сердце кровью обливалось, когда я глядел на эту наивную возню в песочнице…

Гравейн тяжело вздохнул. Впереди маячили спины тхади, а за ними колыхалась пыль от растянувшейся по дороге колонны паломников к Отцу.

— Ты никогда так просто не даешь знания, — вцепился он в мысль, пришедшую недавно. — Такова уж твоя природа, да и моя, если разобраться, тоже такова.

Замок издал странное сочетание звуков, похожее на сдавленный кашель, но Морстен упрямо продолжил:

— В текущих обстоятельствах я могу разве что лично зарезать Ветриса, к хренам уккуньим, с шансом два из трех получить несовместимые с жизнью ранения. Но на шансы мне плевать. Только вот я думаю, что придут за мной Сестры. Пока варвары будут дорезать моих несчастных пять тхади. Причем, кажется, после этого Коэну придется заводить новых Безымянных. Кстати. Хотел спросить давно, ты же знаешь все и всех за эти пять тысячелетий. Князья Долины всегда были такими гробанутыми на голову? Или это только Ветрис выделяется из общей кучи?

— Начнем с того, что всех правителей долины звали Ветрис. Точнее, это один и тот же человек. Он возрождается снова и снова, — Замок устало вздохнул. — Не понимаю, зачем тебе это.

— А зачем мне теория заговора? — Морстен скрипнул зубами. — Он с рождения такой, или есть какой-то момент, когда память возвращается?

— Есть момент, — Варгейн говорил очень осторожно, оставив шутливый тон в стороне. Было заметно, что он колеблется. — Для этого нужно взаимодействие с его Сердцем Долины. Если таковое не произошло, то варвар живет своим умом. Невеликим, стоит признать. Но что ты собираешься делать с нападением?

— А вот от этого зависит, что я буду делать, — усмехнулся Морстен. — Если он, как сказано, живет своим умом, то знаний у него немного, и он будет действовать просто, в лоб и без излишеств вроде редкого яда в кружку. Причем такого, чтобы аж кишки наружу полезли, и самому немного принять, и в общий котел подлить…

Замок кисло спросил:

— Ты всегда такой умный был, или удар по голове пробудил в тебе такую тягу? Надо было почаще стучать по черепу, да.

— А если он полностью помнит все пять тысяч лет, — невозмутимо закончил мысль Гравейн, — то сделает все тонко, красиво и изящно.

В следующих словах Замка слышалось легкое пренебрежение и отвращение:

— Ветрис — и тонкость? Брось, я знаю его много лет, и он всегда был из тех, кто больше говорит, чем делает.

— Значит, он попадётся в мою ловушку, — сказал Морстен.

— Кто попадётся? — спросил Гуррун, некоторое время ехавший рядом с шевелящим губами и корчащим гримасы Темным Властелином. — Суслик или горный козел?

Морстен понял, что произнёс последнюю фразу вслух, и выругался. Внутри его головы хохотал Замок, подсовывая ему данные по сезонным миграциям козлов в этом регионе, и с десяток способов устройства охотничьих силков.