– Дженни… – сказал он. – Мне бы так хотелось, чтобы мы стали чьими-нибудь кошками…

Слова сами вырвались, он знал, как ненавидит Дженни людей; но она почему-то не рассердилась, только долго смотрела на него, потом открыла рот, закрыла снова. Питер чуть было не начал развивать свою мысль, но тут раздался дикий лай, и три огромные собаки вылетели из темноты.

Лязгнули зубы, Дженни крикнула: «Питер, беги!..» и стремглав ринулась куда-то. За ней промелькнул страшный пёс, другой навис над ним самим. Позже он помнил только широкую грудь и маленькую змеиную головку. Пасть у пса была открыта, когти страшно скребли по камням, Питер рванулся вверх и полез куда-то.

Внизу раздавалось хриплое дыхание. Пёс чуть не схватил Питера за лапу, и тот стал карабкаться всё выше и выше, сквозь дождь и туман, пока лай и хрипение не затихли далеко внизу. Когда до него уже доносился лишь неясный шум машин, он посмел приостановиться, дрожа с головы до пяток, и понял, что висит на переплетении стальных полос. Не видя ни неба, ни земли, он отчаянно вцепился в эти полосы всеми четырьмя лапами.

Где-то внизу пробило шесть, но Питер не знал, утро это или ещё вечер. От страха и от усталости он совсем отупел, и понимал одно: надо висеть сколько можешь.

Наконец он услышал сквозь мглу слабый голосок, который охал и мяукал чуть снизу.

– Дженни, Дженни! – закричал Питер. – Где ты? Что с тобой?

– Питер! – откликнулась она. – Какое счастье! Я так боялась, что тебя поймали. Ты не ранен?

– Нет, – отвечал он. – Да где же ты? И где я сам? Как мне к тебе пролезть?

Дженни ответила не сразу.

– Не шевелись, – сказала она наконец. – Мы на башне подвесного моста.

– На башне… – повторил Питер. – Как интересно!

– Питер, – теперь её голос стал жалобным, – прости меня, если можешь!.. Я не подумала. У нас, у кошек, это бывает… Понимаешь, меня разволновала эта дура… кстати, ни с какой она не с Мальты, это порода так называется – «мальтийская кошка». И тебя она обидела… Если б не это, я бы раньше почуяла псов, и мы бы просто убежали, Питер, я так виновата перед тобой!.. Ах, Боже мой, Боже мой, я принесла тебе столько бед!..

Питер не понял толком, что она имеет в виду, а она замолчала, и он не посмел спрашивать. Так он и висел, пока туман не рассеялся; тогда он увидел светлое небо и разобрался, где он, где Дженни. Действительно, оба они были на самом верху, Дженни – чуть-чуть пониже, чем он, и на соседней, параллельной башне. Под ними, словно карта, лежал город, перерезанный лентой реки, и Питер подумал, что именно так видят Глазго птицы. К востоку, словно изумруд, зеленел большой парк, а на западе река становилась шире, и в доках виднелся нелепый и милый силуэт «Графини Гринок». На севере голубели озера. Как ни странно, голова от высоты не кружилась, и даже страшно не было – пока ты не шевелишься.

– Дженни, – крикнул Питер, – мне тут хорошо, но пора бы и слезть. Собак давно нет. Лезь первая, а я попробую за тобой.

Она опять ответила не сразу, и теперь он видел, с каким отчаянием она смотрит на него.

– Питер, – сказала она наконец. – Прости меня, я слезть не могу. Так бывает с кошками. Вверх мы влезем, а слезть – не можем, боимся. Даже с дерева или со столба, хотя там когтями впиваешься… но тут – одна сталь… Ты не беспокойся обо мне. Лезь один.

– Если бы я и мог, – сказал Питер, – я бы тебя не бросил. Но я не могу. Что с нами будет?

– Будем висеть, пока не умрём, – проговорила Дженни. – Или не упадём…

Питер понял, что теперь должен утешать он.

– Ничего! – сказал он. – Сейчас мы живы, и мы с тобой вместе, а что нам ещё нужно?

Наградой ему было слабое мурлыканье.

– Спасибо, Питер, – сказала Дженни.

– И вообще, – продолжал он, – раньше или позже нас заметят и спасут.

– Кто, люди? – горько спросила Дженни. – Если бы ты их знал, как я…

– Я их знаю, – сказал он. – Давай-ка покричу, чтобы нас скорее заметили.

Он истошно замяукал и мяукал долго, а Дженни, ни во что не веря, порою вторила ему, но время шло и доказывало её правоту. Город проснулся. По улицам бежали машины, по мосту шли пешеходы; шли они и по набережным, и по ближним улицам, но никто не взглянул вверх на башни до самой ночи.

Всю ночь Питер утешал Дженни; к утру оба заметно ослабели. Голос у них пропал, и Питер погрузился в какое-то забытьё. Быть может, он спал, не разжимая лап, потому что и крики, и колокольный звон, и шум каких-то машин услышал внезапно. Открыв глаза, он увидел множество людей у самого въезда на мост. Люди эти кишели как муравьи, и среди них сверкала медь и сталь автомобилей, грузовиков и пожарных машин.

– Дженни! Дженни! – закричал Питер. – Погляди вниз! Смотри, что творится!

– Наверное, машины столкнулись… – проговорила она. Однако тёмную толпу усеивали белые пятна лиц: люди глядели вверх. Полицейские расчищали место и ставили лестницы. Что-то зашумело совсем рядом, прямо на кошек вылетел самолётик и покружил около них, а какой-то человек, высунувшись из окошка, чуть не тыкал в них странной коробочкой. Дженни слабо вскрикнула:

– Ой, что это?

– Фотографируют для газет, – ответил Питер.

– Боже мой, – сказала Дженни, – а я так плохо выгляжу!.. – и, с трудом удерживаясь на весу, попыталась умыться. Тем временем оказалось, что башни аварийных машин до Питера и Дженни не достают. Пожарные выдвинули самую высокую лестницу, и на нее полезли два пожарника. Медные каски и пряжки сверкали на солнце; красив был и карабкавшийся с ними красномордый полисмен в синей форме. Питер вообще себя не помнил от восторга. Правда, полисмен и пожарники окончили путь ярдов на двадцать ниже, чем нужно, и Дженни снова впала в отчаяние, но Питер заверил её, что этим дело не кончится.

И впрямь, на башни полезли два верхолаза в полном снаряжении. Толпа ободряла их криками, гадая при этом, кто придёт первым: «Давай, Чарли!», «Том впереди!», «Эй, Томас, не сдавайся!», «Сейчас Чарли её схватит!», «Браво, Том!», «Ура, Чарли!», «Молодцы!».

– Ах Господи, Господи!.. – причитала Дженни. – Ничего не могу поделать, буду царапаться!.. Нервы, понимаешь… Тут ещё этот самолет… Ф-ф-ф-ф-ффф!

Томас, держась на ремне, протянул к ней руки, оторвал её от насеста и ловко кинул в мешок. Питер крикнул ей: «Держись!», но в это время Чарли уже кидал в мешок его самого.

В мешке было плохо, спускаться – страшно, но Питер беспокоился за Дженни и перевёл дух лишь тогда, когда услышал радостные крики. Том и Чарли вытащили кошек за шкирку. Полисмены и пожарники окружили их, мужчины широко улыбались, женщины умилялись вовсю. Налетели фотографы, но Дженни была по-прежнему печальна. Том отвечал репортёрам: «Да ничего, только когти выпустила…», а Чарли: «Ну, чего там, ерунда!..»

Приключение подходило к концу. Пожарные убрали лестницу, и все машины, громыхая, отправились по своим делам. Том и Чарли кончили позировать, выпустили кошек и уехали куда-то на своей машине. Толпа таяла. Кое-кто гладил на ходу Питера или Дженни, бросая: «Ну как, полегче стало?», но никто не догадался покормить их.

Когда мимо них уже проходили те, кто ничего не знал о случившемся, Дженни тяжело вздохнула. Питер удивлённо посмотрел на неё.

– Что с тобой? – спросил он. – Разве ты не рада?

– Мне очень плохо, – ответила она. – Господи, что я натворила!..

Питер подсел к ней так, чтобы касаться её боком.

– Почему ты грустишь последнее время? – спросил он. Дженни нервно лизнула себя раза два и прижалась к Питеру.

– Я бы рассказала, – промолвила она, – только мне стыдно. А сейчас, после всего, я просто места себе не нахожу… Ты не рассердишься? Пообещай мне!

– Обещаю, – сказал Питер.

– Питер, – сказала она, – я хочу вернуться к мистеру Гримзу… – и горько заплакала, уткнувшись в его меховой бок.

Питер ушам своим не поверил.