Как приморцы, так и черногорцы изъясняются наречием, настолько похожим на наше, что повторишь дважды или трижды – и будешь понят, попросишь повторить сказанное без спешки – и поймешь сам. Между тем, и самого посредственного состояния сносно изъясняются венецианским по италиански.

В Перасто, как исстари называют его граждане – citta fedelissima e valorosa (город верный и отважный) – в доме, точнее сказать, во дворце, хранится столетней давности картина, писанная неизвестным художником. Как бокезцы и жители Перасто в особенности славились морскими своими умениями и хитростями, то Великий Пётр попросил у венецианского дожа прислать на обучение неких боярских недорослей в Перасто, где имел пребывание знаменитый шкипер Марко Мартинович. Картина эта представляет собою групповой портрет, где за столом восседает сам Мартинович, перед картой и астролябией, а молодые московиты в боярских одеждах стоят рядом и как бы почтительно окружают его. Фигур, если мне помнится, на картине сей изображено пятеро, но на верхнем поле латинская надпись поясняет зрителю смысл картины, и снабжена довольно длинным списком, двумя столбцами написанным, имен этих первых российских гардемаринов. Из фамилий, написанных красками латинскими буквами, запомнились мне следующие: Борис Иванович Куракин, Яков Иванович Лобанов, князья Петр, Дмитрий и Федор Голицины, Григорий и Михайло Хилковы, Андрей Иванович Репнин, Абрам Федорович Лопухин (брат царицы), Владимир Шереметев, Иван Ржевский, Михайло Ртищев, Никита Ланович, Григорий Бутурлин и Михайло Матюшкин.

Для сих отроков вооружено было судно, на котором крейсировали они в Адриатическом море, чтобы обучаться вместе теории и практике. Мартинович написал род поэмы, где описывает случаи, встретившиеся во время этих плаваний, и шутливо рассказывает, как некоторых из них укачало и как другие пленились разнообразием предметов. Сие творение напечатано в Венеции на Славянском языке.

Россия, почитаясь ныне второю морскою державою, имеет одно Черное море способное для плавания круглый год, Балтийское же открыто бывает только пять месяцев. Поэтому Бока ди Катарро и в другом отношении доставляет важнейшия выгоды…"

"Все почти офицеры наши уже «на экваторе», но, благодаря Бога, жизнь здесь не дорога. Публичные увеселения здесь неизвестны, и временем только приезжают в Катарро труппы странствующих актеров. Никакого развлечения, ни театра, ниже боскета. Мы принимали посещения и гостей, которые часто оставались обедать. В воскресенье к обедне приехали почти все шхиперы. Балов здесь не делают, ибо чистота нравов стыдится и тени разврата, хотя шитые наши мундиры и обращали на себя внимание той половины человечества, которая дарует нам жизнь.

Апельсины поспели в таком изобилии, что и матросы сделались уже прихотливы.

Однако же дни покойныя беспрестанно сменялись тревогами. После 20 ноября 1805 года, дня злополучного Аустерлицкаго сражения, австрийцы обязывались передать французам всю Далмацию, и она была постепенно занимаема генералом Мармонтом, и как французы из Италии в Далмацию через австрийские владения переходили беспрепятственно и каждой почти день умножали свою силу, то адмирал взял такие меры, что перевез с Корфы батальон 13-го егерский полка имени шефа его князя Вяземского. Сухопутные силы наши в Средиземном море простирались до тринадцати тысяч человек, полков мушкетерских: Козловского, Куринского, Витебского и Колыванского, 13-го и 14го егерских, входивших в 15-у дивизию, которая служила под предводительством Суворова в Турции, Польше и Италии. Сибирский Гренадерский полк, коего шефом состоял, если помню верно, генерал-майор Анреп, увел с собой в Россию прежний Главнокомандующий генерал-аншеф Ласси. Заняв Боко ди Катарро, адмирал послал бриг возвернуть войска, с генералом Ласси ушедшие, но того уже не застали в Константинополе.

Капитан Развозов получил повеление выйти на Корфу за егерями вместе с фрегатом "Михаил". Ввечеру, взяв осторожности, вступили под паруса, имея в выгоду свою усилившийся ветр, шли полным ветром, и как капитаны имели причины поспешать, то не смотря на пасмурность, неслись мы между камней и мелких островов, лежащих на пути нашем. Ночью прошли между островами Иссою и Лезино, утром же открылась длинная гряда островов, составляющих Далматский Архипелаг. Гораздо уже за полдень у острова Сан Пьетро усмотрели мы дымы словно бы от выстрелов и услыхали пушечный гром.

Хотя ветер наполнял только верхние паруса, всё же фрегат делал семь миль по часу, и скоро мы рассмотрели требаку под нашим флагом, которая отбивалась от галеры под флагом нового Италианского королевства. С "Михаила" стрелять было не из чего, потому что пушки были сняты с него под перевозку войск, и все это время он оставался немым наблюдателем. Уже ядра наши начали доставать: одно попало в мачту, другое в корму, но перешед полосу ветра и вошед в тишину, фрегат стал на месте неподвижен. Обогнув мыс, галера зашла в залив, где по причине мелководья мы не могли ее атаковать, а по причине батарей, защищающих гавань, не могли также взять ее шлюпками и абордажем. С правого борта спустили ялик, вышли на судно, и, тонкою веревкой притянув канат и прикрепивши его к носу, тем требаку спасли. На ней оказалось двенадцать человек бокезцев и тринадцатый шхипер. Пять из них имели поранения. Их взяли на фрегат и отдали на руки лекарю. По осмотре судна нашли его в удовлетворительном состоянии, почему капитан приказал отлить из онаго воду и исправить мачты и паруса.

Бокезцы не хотели верить своему спасению и все спрашивали, точно ли мы русские. Когда уверили их в этом, то шхипер успокоил остальных словами: "Не страшитесь братико то су наши мошкови". Он отличался от своих товарищей малиновой фуфайкой и богатым оружием, украшенным насечкой, перламутром и каменьями в азиатском вкусе. Шхипер рассказал, что требака снаряжена на свой счёт гражданином которского коммунитата Марко Цевичем и занимала свой пост на линии конвоя, учрежденного для безопасности торговли от Катарро до Константинополя и далее до Одессы. Он поцеловал мне руку, другие прикасались к полам короткого мундира. Широкие греческие шаровары спускались до половины икр. Фуфайки их с дутыми серебряными пуговицами, выложенныя позументами и снурками, украшены были сверх того медными и серебряными бляхами, кои служат им защитою наподобие лат. Серпообразные ятаганы, пистолеты и длинные ружья составляли их вооружение, и на некоторых заметил я патронныя сумки на образец албанских. На головах у них красныя шапочки, надетыя немного набок, волосы они выбривают, оставляя на маковке длинный клок, и как не вспомнить тут было Святослава и праотцев наших.

Шхипер довольно знал по италиански, в Венеции он часто посещал театр и декламировал мне Метастазиевы стихи, толкуя значения слов. Устранив неисправности, бокезцы отвалили и прокричали "e viva nostri!", салютовав из всех своих ружей. Мы выпалили из фалконета и прокричали "Ура!".

Забрав с Корфы два батальтона 14-го егерскаго полка под начальством командира его полковника Книпера, коему предстояло комендантство в Кастель-Нуово, тронулись мы в обратный путь. На следующий день вышли из Кастель-Нуово и, подошед к самому Катарро, шлюпками стали перевозить на берег инфантерию. Глубина у самых стен Катарро семь сажен, грунт везде ил. Мужественный вид наших гренадер в простреленных касках с надписью "С нами Бог" вызывал в жителях изумление и восхищение.

Тем временем генерал Лористон сделал войсками своими движение и укрепился на высотах. 1-го июня со всего флота отправлены были гребные суда для перевозу черногорцев из Катарро в Кастель-Нуово. Во главе приморских ратников стал ризанский уроженец граф Савва Ивелич, а вместе с черногорцами всеми вместе предводительствовал сам Митрополит. Еще 22 мая соединился с ним майор Забелин с четырьмя ротами Витебскагу полку, и принудил неприятеля оставить Старую Рагузу.

Сенявин, прибыв из Триеста двадцать седьмого мая, обще с Митрополитом принял намерение простирать поражение дальше. Князю Вяземскому, прибывшему с адмиралом, поручено было начальство над регулярными войсками. "Пегас" в составе судов капитан-командора Сорокина выступил к Новой Рагузе, дабы с моря содействовать войскам нашим в овладении оной. В сражении пятого июня, которое наблюдали мы с кораблей как бы на театре, молодецким штурмом, длившимся от второго часа пополудни до восьми часов вечера, была взята неприступная укрепленная Лористоном гора Баргарт и волею Всевышняго показались там российские знамена. Горсти людей наших пришлось здесь сражаться не столько с искусством французским укреплять позиции и выбирать места для батарей, но и с самой природой, ибо неприступныя скаты, по которым, соревнуя в доблести, восходили под огнем солдаты и черногорцы, ужасали взоры наши. Блистательное мужество малого сего отряда приобрело новый лавр непобедимой нашей пехоте.