Вернувшись домой, Сергей Леонидович уселся за работу, отдельные положения которой должны были послужить как бы отповедью Афтердингену о неизбежном наступлении равенства. Поездка в гости растравила в нём накопившиеся силы. В поле, выходящем к Паре, коростель завёл свою ленивую, монотонную песню, которая действует так успокоительно, навевая тихое, хорошее раздумье.

ПРАВО КАК СПРАВЕДЛИВОСТЬ

Нет такого нравственного отношения, – уверяет Соловьёв, – которое не могло бы быть правильно и общепонятно выражено в терминах правовых. Этот факт находится в самой близкой связи с понятиями справедливости, возмездия и наказания, ибо к понятию правды или справедливости, то есть к тому, что должно быть правильно в смысле этическом и что предписывается нравственным законом, сводятся и все добродетели.

Без сомнения, никто не возьмется оспаривать тот факт, что справедливость – это прежде всего понятие о должном. В наши дни понятие это неразрывно сопряжено с понятиями честности, прямоты, правды. Но на заре человеческой культуры самое справедливость понималась иначе. Не столь уж важно, что представление о справедливости древнейшего человека может отличаться от нашего: ведь вполне очевидно, что совесть приверженца суровой религии будет реагировать на неисполнение предписанного обряда, выполнение которого внушило бы ужас цивилизованному человеку, так же, как и наша совесть, когда мы видим неисполнение веления, которое кажется нам моральным. В конечном итоге в понятии справедливости всё обращено к тому высокому чувству в душах людей, которое говорит нам о необходимости конечного торжества добра над злом и предельной беспощадности, с которой в свое время зло карается. Это чувство есть несомненная жажда бога и вера в него.

Поначалу устанавливать справедливость – не значит совершать интеллектуальную операцию, вызывающую раздумья или споры. В доисторическое время правосудие в смысле справедливости – это не морально-нравственная категория, а суд, произведенный таким лицом или лицами, за которыми признается безоговорочное право совершить это, а с другой стороны – это суд, содеянный согласно установленным правилам, то есть суд законный. Речь, таким образом, идет не о правде, а о легитимности. Таков в его исконном значении смысл понятия справедливость. Вот почему "Правда русская" – это не русская справедливость, как это может показаться современному сознанию, а только русское правосудие, хотя в некоторых памятниках нашей древней письменности слово правда имеет значение справедливости. "И небе в них правды, и встал род на род…", но, с другой стороны, говорит Олег в своём договоре с греками, что тот, кто преступить его, «погубитъ правду свою», то есть потеряет право защищать свой иск.

Бесспорно, что нравственная сторона слово "правда" в этом отрывке вторична, ближайший же смысл говорит о технической стороне права. Но с усложнением общественной жизни потребовалось специальное слово, где бы первенствовала именно нравственная сторона права, и такое слово – «справедливство» – впервые явилось в 16 веке, но укоренилось в языке и приобрело широкое употребление только в конце 17 века.

Иными словами, правда изначально не связана с понятиями об истине, а связана с понятиями формы – что сделано по правилам, то и истинно. Наш язык удержал еще вполне твердое воспоминание об этом. Справить свадьбу, справить тризну до сих пор значит совершить обряд согласно известному ритуалу. Править – чинить, устранять неисправности (Ряз.). Правый – здоровый, без физических недостатков (Правый – это вес здравый, вот и правый, Ряз.). Справиться – выздороветь, поправиться (Ряз.). Справный, который находится в хорошем состоянии, и т. д. В деревнях править Псалтирь – это значит читать. Все эти формы сохраняют нам древнейшее словоупотребление и уясняют его глубинный смысл. Отсюда суеверие, дожившее до наших дней: нельзя обрывать нитку на одежде на себе – ведь одежду, как и обувь, тоже справляют. Этический смысл выражения "честь честью" сводится прежде всего к тому, что нечто было содеяно по всем правилам. Индоевропейское yous, откуда выводят обычно латинское jus, означает состояние регулярности, нормальности, достигнутое по ритуальным правилам.

Словарь наш еще хранит воспоминание о том времени, когда над всем и всеми царил незыблемый порядок, и правом в собственном смысле слова являлось неукоснительное следование этому порядку. В высшей степени показательно сообщение Прокопия о персидском законе, запрещавшем становиться царём человеку, страдающему каким-либо физическим недостатком, которое удивительным образом находит соответствие в ирландской истории. Один из королей Эрина случайно лишился одного глаза и был вынужден передать трон своему племяннику именно вследствие этого несчастья. Правитель, воплощающий всё совершенство мира, не может вследствие этого обладать каким-либо телесным недостатком. Без сомнения, перед нами переживание очень раннего состояния первобытного сознания, когда всякое действие должно было быть ритуально совершенно, а объект жертвоприношения сам по себе не иметь изъяна. Подобного рода ритуальная целостность – условие, подразумеваемое всеми древними обществами. Мы уже имели случай раскрыть буквальный смысл индоевропейского глагола yous (которое родственно латинскому ius): "устанавливать согласно предписаниям, приводить в состояние, требуемое культом". Как жертвователь обязан сделать ритуально приемлемым то, что жертвуется, так и желающий восстановить справедливость не избавлен от несоблюдения ритуальной целостности. Иосиф Флавий рассказывает, как во время борьбы за власть над Иудейским царством Антигон откусил уши первосвященнику Гиркану, для того, чтобы он при каком-либо новом перевороте никогда больше не мог принять этот сан, ибо только беспорочные могут занять этот пост. Ещё в середине 18 века у нас в России сохранилось переживание этого принципа – кандидат на посвящение в сан священника "внутренней и внешней на теле своем болезни, которая бы препятствовала к священству, да не имеет". Где нет формы, или она искажена, не может быть и достоверного содержания, а не это ли и поныне остается одним из краеугольных принципов искусства? Не из тупого же упрямства многие предки наши во времена царя Петра предпочитали смерть лишению бороды, в которой они видели свои права на божественность, ибо с детства знали, что человек – образ Божий и видели иконы, которые представляли им Отца Небесного в виде старца с огромной бородой.

С понятием правды современный язык привык связывать представление о прямоте, честности, справедливости. Править – делать всю нужную работу; чинить, устранять неисправности. Воспоминание о полноте и неущербности ни в чём этого порядка – поправиться или выправить бумагу.

Предельный формализм современного судопроизводства есть не что иное как пережиток того времени, когда ритуал имел первенствующее значение, когда форма справедливости одновременно являлась ее существом. Гай в Институциях рассказывает о тяжбе, которую вёл один человек за свой виноградник. Все обстоятельства дела были ясны; и здравый смысл, и даже самый закон были всецело на его стороне. Но при произнесении судебной формулы несчастный вместо слова «виноградник» употребил слово «дерево», и проиграл процесс…Оспорить приговор низшей инстанции можно было на основании упрёков обиженной стороны в адрес судьи, что он судил не по суду, или дьяк записал не по суду, то есть если дело велось не так, как следовало, или записано не так, как велось. "Если заикающийся оговорится, – гласит один из параграфов "Саксонского зерцала", – он может себя поправить. Если он нанесет ущерб интересам того, чьим представителем он является, то тот вправе исправить это при помощи другого представителя" (ЗП,61,3).

До сих пор суд воспринимается как ритуал, мельчайшие нарушения которого влекут проволочку, а нередко и отказ в решениях по гражданским искам. Даже в том случае, когда дело абсолютно ясно, добиваются, чтобы внешняя сторона дела был соблюдена в подробностях. Рационализм здесь только кажущийся. Если строгое исполнение ритуала обеспечивает благополучие в самом широком смысле этого слова, то и успешное осуществление самого правосудия ставится в зависимость от точности и пышности процедуры. Достаточно указать на ту торжественную и сложную процедуру, о которой трактует древнейший из германских кодексов – Салический и которой должен был придерживаться каждый, кто желал наказать зло и отстоять правду. В этом пункте правда, как она понимается нами в смысле честности, прямоты и простоты вступает в противоречие с правдой как юридическим процессом установления истины. Это слепое следование букве, а порою и, так сказать, буквице закона, открывает несусветное количество путей ко всякого рода злоупотреблениям со стороны лиц, в руках которых сосредоточены средства правосудия.