"Икатель" летел все дальше вперед, от столкновения потеряв часть носовых щитов и сам охваченный огнем, превратившийся уже в болид, который ничем нельзя было остановить. На полной скорости влетев в ремонтный док, крейсер практически сразу снес большую часть жилого сектора, превратив небольшие квартирки рабочих и зону отдыха для матросов и членов экипажа в сплошную мешанину металла и огня. Из-за удара отклонившись от курса, крейсер буквально переломил стоявший на профилактическом ремонте дредноут «Хассель», к его несчастью, со снятым бронированием, и раскаленный нос врезавшегося в него судна разорвал шпангоуты и каркас как тонкие ниточки, располовинив корпус корабля. Реактор «Хасселя», задетый уларом, сразу же пошел в разнос, ядерное топливо из разбитых емкостей смешалось, достигнув критической массы, и следом раздался еще один взрыв, превосходивший все виденное ранее, разорвавший на куски весь ремонтный док и обрушивший на стоявшие у причалов корабли наемников и пиратов настоящий дождь из обломков и охваченных пламенем кусков обшивки.
Сам крейсер, уже превратившийся в раскаленную болванку, потерявший носовые щиты и остатки еще имевшегося носового бронирования, где от самого корабля остался только пылающий каркас, врезался в причал, проломив его и, как пуля, пробив борт второго линкора эскадры, гордости флота Гельского феода, один из старейших и мощнейших кораблей всего Рейнсвальда, стоявший здесь для того, чтобы возглавить будущее выступление на назначенную цель. Двенадцатикилометровая громадина линкора задрожала от мощного удара во всех своих частях, когда крейсер, круша броню и переборки, наконец-то окончательно развалился на части, и в этот же миг взорвался его собственный реактор, достигнув критической стадии. Этот взрыв с корнем вырвал одну из башен линкора, отправив вместе с ней в полет большую часть бронирования и каркаса бортовой части корабля. Еще раз содрогнувшись во всех своих частях, линкор «Лорд Нарриав» разломился, и его носовая часть, более чем не удерживаемая, рухнула на пристыкованный под ней корвет, сминая его как автомобильное колесо попавшую под нее бумажку. Казалось, гибнущего гмиганта будет бесконечной, но следом взорвался один из дополнительных реакторов, и ударной волной кормовую часть отбросило назад, на и так изуродованный причал, где корабль и остановился, зацепившись многочисленными ребрами жесткости и каркасными опорами.
На все произошедшее не потребовалось и нескольких секунд. Так быстро все произошло, что в реальном времени превратилось в череду ярких взрывов, потрясших всю эту часть Самрийской верфи, где находилась эскадра Вассария, уже почти готовая к своему завоевательному походу. Над Самрией на несколько минут расцвело настоящее солнце, от света которого люди закрывались руками и хватались за глаза, крича от боли из-за опаленной сетчатки. Следом на портовую зону обрушился целый дождь обломков, от крупных, размером с жилой дом, до совсем небольших, с человеческий волос толщиной, но настолько быстро летевших, что пробивали защитные купола и стены.
Еще не отгремели последние взрывы, продолжавшие рвать на части и так изуродованную секцию воздушного порта, как еще действующие сканеры и уцелевшие орудия орбитальной защиты засекли появление в ближайшей точке выхода из прыжка целой эскадры, сразу выстроившейся в боевое положение.
В первой линии располагались корветы, разделенные на пять небольших групп, во второй находились фрегаты, усиленные тяжелыми крейсерами, а за ними, разрывая пространство в вихрях защитного поля, один за другим вышли в реальность три десятикилометровых линкора. На ходу выравнивая строй, корабли двинулись к верфи, наводя орудия на уцелевшие корабли эскадры. Без каких-либо определяющих знаков, с закрашенной или сбитой символикой, только огромные черные черепа на бронированных бортах, где должны были находиться гербы анклавов приписки.
На Самрийских верфях уже вовсю звучали сигналы тревоги, многие вольные корабли спешно покидали свои места, обрывая крепления и оставляя не успевших вернуться из города матросов, быстро уходя в сторону от сражения. Другие ложились в дрейф и спешно начинали готовить орудия и бортовые батареи, наводя их на из ниоткуда взявшегося противника, но опасаясь открывать огонь первыми, поскольку противостоять целой эскадре у них не было даже шансов. Стрелять начали только дальнобойные орудия воздушной обороны верфей, те, что еще уцелели после столь неожиданно нанесенного удара и не отключились после произошедшей катастрофы, но одиночные залпы на предельное расстояние не могли причинить серьезного вреда приближавшимся кораблям, вспышки выстрелов только указывали на само расположение орудий.
Уже вскоре, когда появившаяся эскадра подошла ближе, корветы дали залп торпедами, направленными в первую очередь на окончательное подавление противовоздушной обороны, но часть запущенных снарядов ушла к уцелевшим кораблям эскадры Вассария, пытавшимся организованно выйти из горящих секций. Многочисленные обломки и остовы горящих кораблей почти полностью разрушенного дрейфующего причала мешали правильному построению, так что кораблям приходилось буквлаьно выползать из порта, по одному обходя разломанные корпуса и отчаянно маневрируя, чтобы не оказаться одному против целой эскадры.
Влетевшие в этот хаос торпедыеще больше усилили беспорядок. Не успев выпустить ни перехватчиков, не имея возможности полностью поднять дефлекторные щиты, корабли пытались увернуться от быстро приближающихся торпед, но возможности для маневра были минимальны. Два крейсера и вовсе столкнулись бортами, ошибившись при перестроении из-за быстро приближавшихся торпед. Фрегат «Квинст», уже успевший выйти и порта, развернул носовые дефлекторы и успел перехватить первые три снаряда, но еще две все же прорвались и угодили в уязвимые кормовые надстройки, тут же расцветая вспышками тактических ядерных зарядов. Еще удерживаясь в полете, «Квинст», чадя разгорающимся пожаром, отвернул в сторону, но, пройдя всего несколько километров, лег в дрейф, пытаясь справиться с огнем, чтобы остановить пожар прежде, чем тот дойдет до реактора.
Эдвард смотрел на Самрийские верфи с таким же чувством, с каким охотник смотрит на маленького детеныша, чью маму только что застрелил. Жалость, быстро исчезавшая под потоком осознания того, что изменить уже ничего нельзя, и грубое, но непоколебимое чувство, что отступать уже некуда и необходимо идти дальше, доводя свою работу до конца. Стоя на капитанском мостике линкора «Трайвера», назначенного флагманом, он видел на мониторах перестроения кораблей противника, в спешном порядке пытавшихся создать что-то вроде единой линии фронта, развернутой к приближающейся эскадре.
Орудия «Трайвера», принадлежащего Карийскому баронату, крупнейшему кораблю в эскадре, вооруженному сверхтяжелыми орудиями с массускорителями, запускавшими снаряды на скорости в несколько тысяч километров в секунду, не требовалось даже никакого заряда, обычные металлические болванки в подобном выстреле превращались в сгустки раскаленной плазмы, пробивающей практически любые щиты и корабельное бронирование насквозь. Они сейчас уже подошли на такое расстояние, с которого «Трайвер» уже мог вести прицельный огонь, хотя даже находявшиеся в первой линии корветы не могли точно наводить собственные орудия. Раздалась команда офицера, и буквально через пару секунд носовая башня, вооруженная спаренной пушкой, повернулась и дала залп. Человеческий взгляд не успевал проследить за яркими точками снарядов, оставивших в пространстве тонкий след сгоревшего воздуха, в доли секунды прошедшие расстояние до перешедшего в дрейф «Квинста». Бортовые дефлекторы корабля после попадания последний моргнули и исчезли, не справившись с перегрузкой, но этого было достаточно, чтобы фрегат снова активировал двигатели и попытался уйти из зоны поражения, но работающий только наполовину мощности реактор не мог дать достаточно мощности для форсажа. Уже следующий залп орудий линкора оставил длинные рваные раны на борту корабля. Бронирование буквально разваливалось на части, охваченное плазменным огнем, но корабль еще жил, судорожно выжимая из работающего в аварийном режиме реактора последние толики энергии, удерживаясь в воздухе.
