Обе боевых машины вышли из режима маскировки прямо над дикарями, и воздух тут же разрезал гул снова включаемых винтов, лопастями рубивших туман на куски. С ходу выйдя на пикирование, гирокоптеры сбросили первые бомбы, разорвавшиеся в центре собравшейся толпы. Осколочно-фугасные снаряды разорвались в самом скоплении народа, выкашивая десятки собравшихся там людей и разбрасывая фрагменты тел на несколько метров вокруг себя. Яркие столбы пламени на доли секунды поднялись в местах разрывов, ослепляя и оглушая выживших, возвещая начало операции.
Сразу за бомбардировкой десантировались «Штурмы», прямо там, где пару секунд назад взорвались сброшенные снаряды. Подготовленные для уничтожения живой силы противника, сейчас роботы этого подразделения были вооружены скорострельными пулеметами и огнеметами, активируя их еще в воздухе. Не ожидавшие ничего подобного дикари успели только осознать, что видят прыгающие на них антропоморфные фигуры из металла, весом по несколько тонн каждая, как поток свинца и огня смел их с земли, оставляя только обгорелые обрубки, еще дергавшиеся в лужах крови. Выжившие бросились врассыпную, практически не думая о сопротивлении, в беспомощной надежде спастись и спрятаться от этого безумия смерти, неожиданно обрушившегося на них.
Залитый кровью алтарь вместе с несколькими еще живыми пленниками, жрецами и почетным караулом буквально смело струей плазменного огнемета, а прилетевшая спустя пару секунд ракета раздробила основание истукана, стоявшего сразу за ним. С громким треском идол подломился и рухнул на остатки алтаря, разбрызгивая во все стороны грязь и осколки камня.
«Штурмы» приземлялись, в последний момент активируя тормозные ранцы, и на ходу продолжали вести ураганный огонь по всему, что попадало в зону поражения, зачищая площадку и разгоняя уцелевших дикарей, уже практически закрепив победу. Аборигены, пораженные такой силой и мощью, лишись как боевого духа, так и командования. Почти все вожди и жрецы находились в центре зоны высадки, у самого алтаря, не успев сделать ничего, как были быстро и безжалостно уничтожены. Все, что теперь оставалась дикарям, так просто бежать, бросая все и спасая только собственные жизни.
Только на спусках с холма уже двигались снабженные спаренными пулеметами и курсовыми огнеметами бронетранспортеры при поддержке цепей пехоты, прицельно стрелявшим по разбегающимся кочевникам, не делая разбора между гражданскими и воинами. На узких тропинках практически сразу же организовались заторы, тел в первые минуты оказалось навалено столько, что приходилось буквально карабкаться по трупам, чтобы пройти дальше, и еще больше народа топталось в давке, застряв на узких тропинках и практически не имея возможности их никак обойти. Солдаты же, продолжая вести непрерывный огонь, шаг за шагом поднимались наверх, заставляя дикарей отступать назад, прямо под огонь «Штурмов». Некоторые же, конечно, пытались уйти, пролезая между скал и каменных россыпей, но пули снайперов находили их уже через несколько шагов.
С неба снова ударили гирокоптеры, в этот раз прямо по паникующим толпам, проходя на бреющем полете и расстреливая дикарей пушечным и пулеметным огнем, превратив тропинки в настоящую кровавую кашу. А солдаты снова пошли вперед прямо по трупам, расстреливая тех, кто еще сумел выжить. Сопротивления практически не осталось, те воины, кто не погиб в первые минуты, и кто все-таки смог добраться до своего оружия, по отдельности особой опасности не представляли, их расстреливали еще до того, как успевали сделать еще хотя бы пару шагов.
Битва была выиграна, не успев даже толком начаться, но за ней следовала зачистка. Приказ был единственным, прямым и без каких-либо оговорок: «выживших быть не должно».
Никаких отсылок к детям, женщинам или старикам, разницы между ними не было, только два параметра, мертвый и живой, из которых остаться должен только первый. Методично, квадрат за квадратом, тристанские солдаты зачищали весь холм, проверяя каждую палатку и каждую телегу. С визгом, криком и плачем они вытаскивая тех, кто пытался прятаться, там же на месте и добивая, не обращая внимания ни на какие мольбы о пощаде. Трупы дроны позже стаскивали к большим кучам, где их уничтожениями занимались уже санитарные команды.
Эдвард сошел на землю холма спустя пятнадцать минут после начала высадки, когда вокруг алтаря не было уже ни одного живого врага. В боевом снаряжении, но без оружия, он спустился по выдвижному трапу и втянул в себя воздух, с шумом проходящий сквозь фильтры противогаза, который все равно не мог отсеять весь смрад и вонь, витавшие теперь над этим местом. Вокруг было так ярко, что не было необходимости даже подключать визоры шлема. Горели подожженные палатки и наваленные друг на друга тела, а химическое пламя оказалось настолько едким, что продолжало пожирать даже обугленные трупы, отбрасывая во все стороны яркие оранжевые блики, игравшие отражениями в лужах крови. Здесь нельзя и шагу ступить, чтобы не наткнуться на чье-то тело или очередной обрубок, но Эдвард на это не обращал особого внимания, за свою короткую жизнь уже видевший поля сражений и куда большего масштаба.
Его интересовало другое. Солдаты доложили, что взяли несколько мутантов живыми, и не простых жителей, каких даже допрашивать особого смысла не было, а командиров или вождей. Сложно сказать, какое из этих названий им подходило больше. Сейчас этих пленников собрали около еще стоявшего идола, напоминающего человека, но только с настолько грубыми чертами лица, выбитые на камне явно неумелым резчиком, что казалось, будто он сам удивляется собственному уродству. Несколько солдат у его основания охраняли около десятка пленников, многие из которых были ранены или порядком побиты. Все равно приказа доставить в целости и сохранности не отдавалось.
- Ну как, ты доволен? - поинтересовался Рокфор, оглядываясь вокруг и не зная, куда можно устремить взгляд, чтобы не видеть всей этой резни - Мутанты уничтожены, а ты можешь праздновать победу...
- Это не победа, - покачал головой Эдвард, вслушиваясь в сообщения по внутреннему каналу, пока пленных уводили на транспорт.
Попытки выбить из них хотя бы слово ни к чему не привели, побои сдерживали с видом гордого превосходства на лице, только некоторые лишь начинали стонать сквозь зубы, когда солдаты били по ранам, причиняя слишком сильную боль, но даже этого явно мало, чтобы вытащить хотя бы слово. Поэтому теперь ими должны заняться специалисты, которые все же смогут вытянуть всю необходимую информацию, если она вообще у них есть, используя более совершенные техники допроса, нежели те, какие возможно применять в полевых условиях.
- Это даже сложно назвать боестолкновением, - вздохнув, молодой барон повернулся к Рокфору. - Больше тут подходит слово... зачистка... Да, наиболее подходящее. Вы же не празднуете победу, разобравшись с паразитами у себя на кухне? Барон, не думайте, что мне это доставляет хоть какое-то удовольствие. Если бы была хотя бы какая-то возможность избежать подобного, я обязательно воспользовался бы ею, но они мутанты. И мы не имеем права оставлять их в живых... Кстати, я же обещал, что у вас будет отличная охота. Сейчас как раз есть такая возможность...
- Что именно ты имеешь в виду? - удивленно приподнял бровь барон Карии, не совсем сообразивший, о чем именно идет речь, но к ним уже подошел солдат, предложивший две снайперские винтовки с многоканальными прицелами. Взяв одну и повесив ее на плечо, вторую Эдвард протянул ему в руки.
- Сейчас все покажу, но надо немного пройтись, - сказал его будущий зять, - идти недалеко, совсем рядом.
С этими словами он привел Рокфора склону холма, откуда открывался вид на пологий скалистый холм, усеянный острыми, как бритва, кристаллами из странного минерала, очень похожих по структуре на гранит, - Это здесь. Наслаждайтесь...
Карийский барон включил прицел и посмотрел через него вниз, на склон. Первая фигура, ярко светившаяся в инфракрасном спектре, постепенно исчезала в тумане. Раздался выстрел, и дикарь, дернувшись как удара током, повалился на землю, а стоявший рядом Эдвард, опустив свою винтовку, усмехнулся.
