Но с ложью, она надеялась, было покончено — с ложью, уловками, пантомимами на улице и неловкими встречами на рынке. По крайней мере, на одни выходные Мод хотела оставаться самой собой, и Стивен тоже хотел быть самим собой, и никто им в том не мог помешать. Откинувшись на сиденье в поезде, по-прежнему сохраняя благоразумную дистанцию между собой и Стивеном, Мод спрашивала себя, как спрашивала вновь и вновь все последние двадцать четыре, сорок восемь, семьдесят два часа после того, как они расстались у общежития, такой ли она всегда представляла себе любовь?

Нет.

Нет. Но только потому, что любовь она вообще никак себе не представляла. Во всяком случае, не по-настоящему. Не так, как сейчас. До знакомства со Стивеном она понятия не имела, что такое любовь.

Разумеется, в школе она обращала внимание на мальчиков. Трудно было не заметить, как сильно за лето они раздались в плечах, как возмужали. Ну а дальше что? Что следует за поцелуями, прогулками и обещаниями регулярно писать друг другу из колледжа? Здесь воображение всегда подводило Мод. Нет, не совсем так. Воображение подводило ее в отношении мальчиков, с которыми она общалась дома. Ведь что они могли предложить девушке, которая хотела — хотела больше того, что они могли ей дать?

Пожалуй, если она что и представляла, так это то, что переживала теперь. Если б год назад ее спросили, Мод ответила бы, что, зная себя и то, чего хочет от жизни, она допускает, что в один прекрасный день в каком-нибудь далеком городе может встретить человека, с которым проведет остаток своей жизни. А после того как ее приняли в Оксфорд, Мод даже допускала, что городом, в котором она встретит свою любовь, может быть Лондон. Но как бы то ни было, не в поисках любви отправилась она за океан в это смутное, даже опасное время.

То, что Мод испытывала к Стивену, она никогда не представляла, ибо раньше не знала, что представлять. Да и как вообще можно такое представить? Кто заранее способен вообразить, что будет происходить с ним в присутствии какого-то человека?

Кто мог бы знать?

Никто, думала Мод. Никогда. Ни одна живая душа. До тех пор, пока это с тобой не произойдет.

И даже потом ты все равно не знаешь. Вот что особенно пугало. Легко потягивать херес и читать поэзию, ощущая, как томная теплота волнами захлестывает твое существо, заставляя закрывать глаза и прижимать руку к груди. И даже еще легче, если человек, с которым ты читаешь поэзию, — Стивен Кендалл. Но что это значит, когда невозможно представить, что какой-то другой человек может сделать тебя счастливее? Это как-то характеризует тебя саму или его? Может, с твоей стороны это просто недостаток воображения — детское увлечение, которое все остальные твои ровесники из школы Лонгвуд-Фоллса познали пару лет назад?

Может, ты попросту отстаешь в развитии? Или это что-то большее — любовь, которую воспевают поэты с сотворения мира?

Был только один способ выяснить это, и Мод решилась. Сидя в купе поезда напротив дремлющей женщины и мужчины, лицо которого пряталось за газетой, она накрыла руку Стивена своей ладонью.

Стивен взял Мод за руку. Они шли по улице, отходящей от вокзала Ватерлоо. На тротуаре толпились торговцы цветами и пассажиры с оксфордского поезда, садившиеся в черные такси или направлявшиеся к метро. Глаза то и дело натыкались на широкополосные газеты с крупными мрачными заголовками; ничего оптимистичного в последнее время не печатали. Всюду упоминалось имя Гитлера — ужасающее, гнетущее, вездесущее. Начал накрапывать дождь, и Стивен быстро раскрыл черный зонт. Но даже если б он не раскрыл зонт, даже если б на улице было так же безлюдно, как в безоблачном небе, Стивен и Мод все равно прижимались бы друг к другу, пользуясь свободой, которую предоставил им Лондон.

— Ой, Стивен, смотри.

Мод произнесла это еще до того, как осознала, что говорит, — еще до того, как осознала, что прочитала то, что заставило ее сказать это. Ибо слова, которые она увидела впереди на вывеске, были так хорошо ей знакомы, что она могла бы узнать их, не читая. К ее несказанному удивлению, эта вывеска гласила: «РОЗА И ОЛЕНЬ».

— Вон — видишь?

— Мод, милая Мод, — только и произнес он в ответ.

Она повернулась к нему.

— Ты слышал об этом заведении?

Он рассмеялся.

— Я же говорил, что знаю идеальное местечко в Лондоне.

Мод понимала, что поэзия тут ни при чем. Она не пила хереса, не читала стихов, и все же в ту минуту все ее существо трепетало от восторга.

— Правда, как я тебе уже говорил, ручаться за него я не могу, — сказал Стивен. — Мне смутно припомнилось, что я слышал, когда собирал материалы для своего исследования, будто в Лондоне есть заведение, куда часто захаживал молодой А. Л. Слейтон. У него было какое-то типичное название: то ли «Бригадир», то ли «Королевская гвардия», в общем-то, что-то незапоминающееся. Когда поэт умер — совсем молодым, бедняга, — владельцы в память о нем переименовали свое заведение. Внизу паб, — как бы между прочим добавил Стивен, — наверху — гостиница.

Дальше, до самой гостиницы, они шли в молчании, прячась от дождя под зонтом. Стивен открыл массивную деревянную дверь, и они с Мод нырнули в полутемный вестибюль — плохо освещенный, маленький, но опрятный.

— Ну, — произнес Стивен, закрыв зонт и кинув взгляд вокруг, — похоже, здесь мало что изменилось со времен Слейтона.

— Мне нравится, — сказала Мод.

Стивен улыбнулся ей, а потом некое чувство отразилось на его лице.

— Ты такая красивая, — тихо молвил он. — Мне кажется, мы ждали этого мгновения целую вечность, хотя на самом деле всего несколько дней.

— У меня тоже такое ощущение, — отозвалась она.

Стивен приблизил к ней свое лицо, она закрыла глаза.

Где-то рядом раздался шорох, скрипнул стул. Мод быстро обернулась и по одну сторону вестибюля увидела не замеченную прежде стойку, из-за которой поднимался невероятно худосочный старик.

Она отступила на шаг от Стивена. Тот кашлянул и подошел к стойке.

— Здравствуйте, сэр. Я заказал здесь номер.

— Немного рановато пришли, — отвечал старик. — Боюсь, в настоящий момент еще нет готовых номеров. Мистер и миссис..

— Уик, — сказал Стивен. Мод бросила на него удивленный взгляд.

— У меня наверху только жена убирается, — продолжал старик. — От услуг помощницы пришлось отказаться. Ныне мало кто приезжает в Лондон посмотреть на достопримечательности. Сегодня вы вообще будете здесь одни. Не в Лондоне. В гостинице. Впрочем, про Лондон то же самое можно сказать. Полагаю, слышали последние новости?

— Какие новости? — спросил Стивен.

— Премьер говорит, если Германия вторгнется в Польшу, мы вступим в войну. Мы и французы. Ага, вот. — Длинный палец старика застыл на одной из строчек в журнале бронирования. — Мистер и миссис Уик. Заселение не раньше трех. Думаю, к тому времени ваш номер будет готов. Багаж, если хотите, можете оставить здесь. Идите посмотрите город, пока есть что смотреть, как говорю я теперь.

— Мы подождем в пабе, — сказал Стивен.

Старик посмотрел на них так, будто увидел в первый раз. Сняв очки без оправы, он смерил их оценивающим взглядом Мод взяла Стивена под руку.

— Молодожены, что ли? — спросил старик, вновь надевая очки.

— Угадали, — ответил Стивен.

— Я всегда угадываю. Талант у меня такой. Жена постоянно твердит, чтоб я не лез не в свое дело, но меня не проведешь. Вот так-то. — Он захлопнул регистрационный журнал. — Не волнуйтесь, мы поселим вас в лучший номер.

— Большое спасибо, — поблагодарил Стивен. — Вообще-то, у меня к вам вопрос. — Он помедлил. Старик глянул на него поверх очков. — Довольно необычный. Вы, случайно, не знаете, в каком номере останавливался А. Л. Слейтон? Как я понимаю, иногда, проведя вечер в пабе, он потом приходил ночевать сюда.

Старик покачал головой.

— Не знаю никакого Слейтона. Можете его описать?

— Да нет, это я так, не берите в голову, — сказал Стивен. — Мы будем в пабе.

Едва сдерживая смех, Стивен и Мод перешли из вестибюля в паб, где веселость с них как рукой сняло.