— О, ради бога, — сердито воскликнула Хелена. — Я очень богатая женщина. Все эти карточки чепуха. Пожалуйста, принесите мне то, что я просила.

Сконфуженный официант стоял на своем. Мод, наконец, не выдержала и вмешалась.

— Ничего страшного, Хелена, — тихо сказала она — Я все равно не очень голодна — На самом деле это было не так, но надменность Хелены ее привела в смущение, да и, в общем-то, ей было все равно, что им принесут. Ей просто хотелось узнать что-нибудь о Стивене.

Хелена вздохнула и взмахом руки отослала официанта прочь.

— Ладно, принесите, что можете, — милостиво разрешила она.

Вскоре перед ними поставили тарелки с бутербродами и чай, и женщины принялись за еду. Обе испытывали неловкость. Мод сообщила о том, что работает в госпитале. Хелена как-то неопределенно сказала, что она и сама хотела бы трудиться на благо победы, но из-за «нервов» не в состоянии приносить большую пользу стране.

— Я всегда была жертвой своих нервов, — призналась она — С самого детства. Познакомившись со Стивеном, я сразу отметила, что он очень чуткий и внимательный. Он с радостью заботился о моем благополучии, оказывал поддержку, когда у меня случались нервные срывы. Ты не представляешь, какое это было утешение!

«Еще как представляю!» — подумала Мод, а вслух спросила:

— Вы… получаете от него известия? — Свой вопрос она постаралась произнести небрежным, беспечным тоном.

— В общем-то, нет, хотя мне сообщили о его местонахождении, — отвечала Хелена. — Он служит в разведке. А разведчики, насколько я могу судить, помешаны на секретности. Никто не знает, где они находятся и чем занимаются. Мне лишь сказали, что сейчас он жив и здоров. Это все, что мне известно.

— Понятно, — протянула Мод. Разведка. Что ж, подходящее поприще для Стивена Кендалла, ведь он умен и проницателен. Мод представила, как он сидит где-то и посылает шифровки или декодирует перехваченные донесения СС. Она вообразила его у радиопередатчика на корабле: вот он внимательно слушает, что-то выстукивает своими тонкими пальцами. Мод была так счастлива, что получила эти сведения от Хелены. Ей сразу и день показался прекрасным, и Лондон засиял, перестал быть мрачным, незащищенным, наполненным страхом.

— Итак, Мод, скажи-ка мне, — вдруг обратилась к ней Хелена, — я сообщила тебе то, что ты хотела знать?

Мод смотрела на жену Стивена, пытаясь по ее лицу определить, куда та клонит.

— Да, конечно, — наконец промолвила она.

— Вот и замечательно. — Хелена Кендалл улыбнулась одними губами. Это была недобрая улыбка, и Мод стало ясно, что Хелена знает об ее отношениях со Стивеном и хочет дать ей понять, что она это знает. Это был момент откровения между двумя женщинами. Они не были подругами и, безусловно, ими не станут.

У Мод никогда прежде не было соперницы, и она не знала, как вести себя в такой ситуации, но инстинкт, как ни странно, подсказывал ей, что она должна быть доброжелательной. Пусть Хелена Кендалл все еще оставалась женой Стивена, и Хелене, а не Мод, сообщали о его судьбе, зато только одна Мод могла претендовать на его сердце. Хелена давно уже не любила Стивена, они давно не были близки. Супругов теперь связывала лишь глубокая взаимная холодность.

«А ему нужно гораздо больше, — хотела сказать Мод жене Стивена. — Ему нужна женщина, которая любила бы его. И, в отличие от тебя, я могу ему это дать. У тебя был шанс, но ты его не использовала. Пожалуйста, не испытывай ко мне ненависти».

Но Хелена Кендалл конечно же ненавидела ее и имела на то полное право. Мод не находила себе оправдания. Стивен был женатый человек, и ее родители, узнай они об этом романе, устыдились бы своей дочери. Но это произошло, стало реальностью, и изменить ничего было нельзя. Очевидно, даже Хелена Кендалл это понимала.

— Что ж, — продолжала жена Стивена, — мне пора возвращаться в Глорихед. А ты, полагаю, намерена вернуться в отдел женской верхней одежды.

— Да, мне очень нужно новое пальто, — пробормотала Мод.

Женщины поднялись и вместе вышли из кафе. Когда они вернулись в центральный зал с глянцевым полом и услышали вдалеке звон колокольчика, призывающего кого-то из персонала, Хелена как бы между прочим заметила:

— Тебе ведь, наверно, и шарф нужен. Если, конечно, ты его уже не купила.

Шарф. Так, значит, Хелена запомнила, что в тот день почти год назад на ней был шарф Стивена. Запомнила, зная, что это важная подробность, которую она теперь извлекла на свет, четко давая Мод понять, что она не дура.

— Нет, — ответила Мод. — Шарф я так и не купила.

Женщины стояли у витрины галантерейного отдела, где продавали ножницы, игольницы и прочие мелочи, и пристально смотрели друг на друга в освещении «Харродза». Казалось, они так стоят и смотрят друг на друга уже несколько часов — нервная Хелена Кендалл, во всей своей холодной красе, и Мод, взволнованная, с трудом сохраняющая самообладание, твердящая себе, что сейчас она сама находится на грани нервного срыва, но скоро это все пройдет.

— Что ж, до свидания, — наконец произнесла Хелена.

— До свидания, — попрощалась Мод.

Женщины пожали друг другу руки, и, поскольку сейчас на миссис Хелене Кендалл перчаток не было, Мод ощутила холод ее ладони.

Мод не могла притворяться, что встреча с женой Стивена прошла для нее бесследно. Когда бы она ни представляла лицо Хелены Кендалл, ее пробирал холод и мучило чувство вины. Тогда она быстро вытесняла из воображения лицо соперницы образом Стивена и на некоторое время успокаивалась. Хотя Стивен не был ее мужем — он оставался супругом другой женщины, — Мод знала, что однажды он будет принадлежать ей и что она будет скорбеть о нем, как самая настоящая вдова, если Господь не убережет его от гибели.

Но он не погибнет. Она не позволит, чтобы он погиб.

Именно это ощущение всемогущества, которое Мод внушила себе, помогло ей пережить долгую холодную зиму и последовавшую за тем безрадостную весну со слякотью на дорогах, которая тоже не дарила надежды. Почему поют птицы в липах и тополях, стоящих по сторонам аллеи, ведущей к госпиталю? Они не должны петь, не имеют на то никакого права. Теперь уже никто не поет, никто не может позволить себе и минуты отдохновения.

В сентябре, когда началась война, премьер-министр Невилл Чемберлен, обращаясь к народу своей страны, заявил: «Нам предстоит бороться со злом — с грубой силой, коварством, несправедливостью, тиранией и гонениями». Зло пока еще не было побеждено, но тяжело было сознавать, что именно тот человек, которого ты любишь больше всего на свете, должен бороться с грубой силой, несправедливостью и тому подобным. Мод понимала, что это эгоистичные рассркдения. Ныне ни один человек не был вправе думать о себе — только о своем отечестве и о том, какой вклад он может внести для достижения победы.

Тем временем она усердно трудилась на благо Англии, и в ее стараниях никто бы не смог усомниться. Когда Великобритания вступила в войну, только из-за Стивена Мод не уехала в Америку, но теперь ее изначальные побуждения не имели значения. Она стала хорошей медсестрой, пусть не гениальной, но компетентной и проницательной, и Брэкетт-он-Хит в ней нуждался. С утра до ночи она находилась в отделении травматологии на третьем этаже, ухаживая за ранеными солдатами, которых, казалось, грудами привозили в госпиталь, сваливали у входа и разносили по палатам, словно тюки белья. Для относительно немногочисленного персонала госпиталя это была почти непосильная задача. Врачи и медсестры едва успевали позаботиться обо всех раненых, доставляемых домой с фронта на поездах и грузовиках. С конца мая, после того как побитую британскую армию начали эвакуировать из-под Дюнкерка, переправляя из Франции на родину на английских судах, поток раненых значительно увеличился. Многих солдат привозили прямо в Брэкетт-он-Хит и другие госпитали.

Новый премьер-министр Уинстон Черчилль выступил перед народом с суровой волнующей речью, сообщая, что битва за Францию проиграна и скоро начнется битва за Англию. Все пытались подготовить себя к тому, что надвигалось, но Мод даже не представляла, что их ждет. Да и как можно подготовиться к чему-то ужасному? Никому не удалось остановить то, что происходило в Европе. Так разве англичане сумеют защититься от Гитлера, если это оказалось не под силу ни одной другой стране? Разве алюминиевые кастрюли и сковородки, которые жертвовали на постройку самолетов домохозяйки по всей Великобритании, откликаясь на призывы правительства, помогут спасти положение?