Впрочем, это обычный путь, когда человек острее, чем прежде, чувствует повреждённость лжеименного разума и множество не замечаемых раньше грехов. А как же радостно всё начиналось, и мы с подругой бегали от одной чудотворной иконы к другой, дивясь изобилию Божиих чудес, случавшихся также и с нами. А может, это было дано для того, чтобы возмужала душа для борьбы со страстями и взалкала уже не «мяс египетских», но того главного и драгоценного, когда хочется молиться словами: «Спаси мя, Господи, ими же веси судьбами»? Во всяком случае, именно так молится теперь моя подруга.

Моя крёстная — красавица, трудоголик и шизофреничка. Никакой шизофрении, оговорюсь сразу, там и в помине нет, и историю этой мнимой болезни можно изложить словами классика: «москвичей испортил квартирный вопрос». А беда началась с того, что моя крёстная, будучи ещё студенткой, унаследовала от своего деда, известного учёного и потомственного дворянина, квартиру в старинном особняке на тихой улочке Москвы. Квартира была огромная, с лепниной на потолке. И это бывшее дворянское гнездо чрезвычайно понравилось одной парочке, приехавшей из провинции завоёвывать Москву.

Хитрецы составили план — он обольстит юную студентку, женится на ней, а после развода потребует разделить квартиру, обеспечив себя и свою возлюбленную достойной жилплощадью в Москве. Надо сказать, что план сработал, но с некоторыми осложнениями. И когда через полгода после свадьбы хитрый муж развязно заявил беременной жене, что «любовь прошла, завяли помидоры», тёща насмешливо сказала ему: « Ах, любовь у него прошла? Но семья, голубчик, — это совсем иное». А поскольку взгляды тёщи Светланы Ивановны играют в этой истории важную роль, расскажу о них подробнее.

Светлана Ивановна, техник-смотритель Метростроя, была из «бывших» и тщательно скрывала своё дворянское происхождение. Но разве можно скрыть царственную осанку и совсем не пролетарские взгляды на жизнь? В частности, Светлана Ивановна не признавала разводов и крайне насмешливо относилась к тем эмансипушкам-разведёнкам, что бросают своих недостойных мужей, мечтая встретить принца на белом коне. Годами мечтают, стареют, ищут. А только нет этих принцев с белоснежными крыльями. Есть надрыв одинокой разведённой женщины, и есть песня «Я стою у ресторана, замуж поздно, сдохнуть рано».

Впрочем, такое отношение к разводам было свойственно не только Светлане Ивановне, но и её знакомым из сословия «бывших». Помню, как меня пригласила на свою золотую свадьбу седовласая переводчица с уродливой фамилией Дэбова. Уродство же заключалось в том, что настоящая фамилия дамы была дэ Бовэ. Но когда в годы репрессий её исключили из института за дворянское происхождение, она уговорила знакомую паспортистку переписать все документы на Дэбову.

— До сих пор горюю, что не получила высшего образования и осталась неучем, — сетовала переводчица.

Между тем она переводила тексты не с языков, а на языки — английский, французский, немецкий. А по нынешним меркам, утверждала я, это фактически институт иностранных языков.

— Полноте, какой институт? — возразила моя собеседница. — Немецкий я знала с детства, у нас была бонна. Во Франции мы каждый год отдыхали у моря, и было бы стыдно не знать язык. Ну, а английский — он же лёгкий.

Так я попала в ту среду, где владеют английским, потому что он лёгкий, а на даче среди цветущей сирени садится за стол большая семья — родители, дети, внуки. По случаю золотой юбилейной свадьбы на дачу съезжались гости, и хозяйка тихонько рассказывала мне о них:

— А княжна Натали со своим генералом скоро отпразднуют бриллиантовую свадьбу.

Я умилилась этой любви, пронесённой через долгую жизнь.

— Не обольщайтесь, — сказала хозяйка. — Натали с голоду вышла за своего большевичка. Мы ужасались — такой мезальянс: образования никакого, сморкается двумя пальцами, а когда ест, тянет голову к ложке. Но дворяне, знаете, практичный народ, и Натали своего супруга до ума довела. Он у неё не просто генерал, но ещё и доктор технических наук.

И всё же не укладывалось в голове, как, даже голодая, можно выйти замуж без любви.

— А что любовь? — усмехнулась седовласая дама. — Мы с моим Петром Кирилловичем по любви венчались, а он, признаюсь, изменял мне.

— И вы простили измены?

— С годами простила, когда внуки родились — у нас их пятеро. Мой Пётр Кириллович души в них не чает, а внуки буквально обожают его. Он дня прожить без семьи не может, а я любила Петрушу всю жизнь. Море слёз пролила из-за любви! И удерживало от разрыва вот что — у нас в роду никто не разводился, и даже мыслей об этом не было, хотя муж бабушки страдал запоями, а супруг прабабушки имение в карты проиграл. Видно, Господом так назначено — любить, страдать и вымаливать мужей. Нас так воспитали, и мы верили, что есть один Бог, одна Родина и один муж.

Вот об эти стародавние представления о семье и споткнулись мошенники, пожелавшие захватить чужую квартиру. Даже суд, состоявшийся после рождения дочери, отказал в разводе, защищая интересы ребенка. И тогда жулики придумали новый план — надо упрятать жену в психушку, а потом, добившись опеки над ней, приступить к разделу имущества. Как же издевались над молодой женщиной эти проходимцы, поселившиеся теперь вдвоём в её квартире! Для большего правдоподобия они завели «историю болезни», записывая в тетрадь с зелёной обложкой вычитанные из книг симптомы шизофрении: мания преследования, галлюцинации и агрессия (это о том, как они заперли молодую мать в ванной, не пуская её к плачущему младенцу, а она, прорываясь к ребёнку, выломала дверь). Потом эту зелёную тетрадь вручили заведующей отделением психиатрической клиники, подкрепив просьбу о госпитализации больной ценным подарком — бриллиантовыми серьгами, украденными у молодой матери.

О месяце, проведённом в психиатрической больнице, крёстная не любила вспоминать. Под действием огромных доз аминазина и галоперидола, назначенных ей заведующей, она стала превращаться в подобие овоща и падала при попытке встать. Потом завотделением ушла в отпуск, и молоденький врач выпроводил её из больницы, сказав:

— Уходите отсюда. Вы абсолютно здоровы, но я ничего не могу доказать.

А после больницы был суд, на котором этот лжемуж потребовал учредить опеку над тяжело больной шизофреничкой, ибо она страдает агрессией в столь опасной форме, что это угрожает жизни ребёнка.

— Да-да, жизнь ребёнка в опасности, — подтвердила выступившая следом завотделением психиатрической клиники.

Зоркие глаза Светланы Ивановны приметили, что докторша вышла на свидетельское место в бриллиантовых серьгах её дочери и с хорошо знакомым ей старинным кольцом, переходившим в их семье из рода в род. Ей стало понятно — всё схвачено, за всё заплачено. А жизнь ребёнка была действительно в опасности. За месяц до суда мошенники увезли девочку из дома и спрятали у каких-то пьющих людей. Ухаживать за грудным младенцем эти пьющие люди не собирались и кормили грудничка тем, чем закусывали водку. Ребёнок погибал. А шансы выиграть дело были невелики, тем более что молодая мать вела себя в суде «неадекватно». Она кричала, захлёбываясь от слёз:

— Где мой ребёнок? Верните дочку! Умоляю, скажите, она здорова?

— Да больна твоя уродка, больна! — мстительно крикнула с места сожительница мошенника. — И я тебе, идиотке, скажу…

Судья прервал этот крик, объявив перерыв. А в перерыве Светлана Ивановна властно взяла лжезятя за шиворот и сказала:

— Что хочешь в обмен на ребёнка?

— Квартиру! — нагло ответил тот.

В тот же день квартиру обменяли на ребёнка, составив дарственную у нотариуса. Знакомые возмущались и говорили, что надо бороться за квартиру. Но времени бороться уже не было — девочка была совсем плоха. Прогноз врачей был неутешительным. И всё-таки выходили, вымолили, спасли ребёнка. И, пережив немалые испытания, сказали по обыкновению православных: «Слава Богу за всё!»