Попал Венечка в этот храм после неудачной тяжёлой полостной операции. От слабости работать он уже не мог и лёг умирать на вокзальную скамейку, желая одного: скорей бы отмучиться. Здесь его нашёл сердобольный батюшка, привёз к себе, выходил и оставил жить при храме. С той поры Венечка работает здесь завхозом, сторожем, истопником, электриком. Работы много, а не хватает рук.

Хорошо теперь Венечке — Господь его любит, батюшка любит, и живёт он в домичке «лучше всех». А если кто-то скажет, что одной веры в Бога да церковной сторожки мало для счастья, я расскажу биографию Венечки иначе. Это история души, долго страдавшей окамененным нечувствием. Били его в тюрьме, а он, окаменев, не плакал. Жил на святой земле Оптинских старцев, а душа была, как камень, бесчувственна к благодати. Много я видела таких людей среди заключённых и среди избранников мира сего. Знаю одного знаменитого человека, у которого давно сбылась мечта вора- рецидивиста из-под Вытегры: и под пальмами с шартрезом он сиживал, и гурии разных цветов кожи ублажали его. Всё есть, а ничто не радует, и человек смотрит оцепенело в одну точку с тоскливой мыслью: «Повеситься, что ль?» Он действительно пробовал вешаться. Спасли.

Все мы сегодня немножко «окамененные». Помню, как поразил меня дневник молодого полкового священника отца Митрофана — будущего преподобного схиархимандрита Сергия (Сребрянского). Молодой священник описывает, как в начале XX века их полк едет в поезде на Дальний Восток. Воины, волнуясь, стоят у окон — вот-вот покажутся Уральские горы. Утомительная, на наш взгляд, поездка превращается для них в дивное путешествие среди Божиих чудес. И они подолгу стоят у окон, любуясь, как серебрится под луною ковыль, и сияют, будто окружённые нимбом, купы цветущего багульника. Насколько же огрубели наши сердца, если мы утратили свежесть чувств, присущую воинам былых времён! Сегодня иной человек объехал полмира, но лишь позёвывает при виде чудес. И не случайно растёт спрос на фильмы ужасов и на те экстремальные виды спорта, где человек играет со смертью в надежде хоть как-то оживить омертвевшие чувства.

«Окамененному» человеку трудно прийти к Богу. Заходят такие люди в церковь, ставят свечки и ничего не чувствуют, ибо семя Сеятеля «упало на камень и, взошедши, засохло, потому что не имело влаги» (Лк. 8, 6). Но даже брошенное в неплодную землю семя Слова Божиего скрытно живёт в душе, хотя тайна преображения неведома человеку: «и, как семя всходит и растёт, не знает он» (Мк. 4,27). Как уверовал в Бога наш оптинский электрик Вениамин — этого он сам не может объяснить. Но я утверждаю, что он действительно живёт лучше многих, ибо жива теперь душа его, и опять, как в детстве, откликается на курлыканье журавлей в осеннем небе и плачет слезами любви, чувствуя Божию благодать.

— Всё, больше никакого странноприимства, — строго говорит старец.

— Батюшка, но вы же сами благословляли принимать паломников.

— Раньше благословлял. А только общежитие в доме вам не полезно, и отныне на странноприим- ство запрет.

Надо слушаться батюшку. Но стыдоба-то какая, когда отказываешь в ночлеге многодетной семье. Младенец плачет на руках у матери. Уже поздно, ночь, и хочется спать, а в монастырскую гостиницу с малышами не пускают. Растерянно объясняю, что старец не благословляет принимать паломников, и виновато прошу: «Простите».

— Правильно, надо слушаться батюшку, — говорит усталая мать. — Вот вам, детки, важный урок святого монастыря. Некоторые у нас не любят слушаться. А что главное у монахов и хороших детей?

— Послушание!

Чувствуется, верующая семья. И дал им Господь за эту веру добрых друзей и приют. Из монастыря возвращается на дачу моя подруга Галина и забирает семью к себе:

— Дом у меня большой, всем места хватит, и малины спелой полно. Интересно, может, кто-то не любит малину?

— Нет таких! — веселятся дети, поскорее забираясь к Гале в машину.

Батюшка прав, говоря, что общежитие в доме мне не полезно, потому что как ни стараюсь, а не могу избавиться от человекоугодия. Это в генах, наследственное, от моей сибирской родни, свято верующей, что гость от Бога, и всё, что есть в печи, на стол мечи. Тут все дела заброшены — надо обслужить гостей… Сготовить им что-нибудь повкуснее, а потом водить по монастырю, рассказывая, разъясняя и пристраивая на исповедь к батюшке. Словом, паломники уезжают довольные, а я как выжатый и очень кислый лимон.

Разные люди селились в доме ещё во времена странноприиимства — приезжие монахи, монахини и пока лишь обретающие веру мои московские друзья. Но каким ветром занесло в мой дом воинствующую атеистку — этой загадки не разгадать.

Итак, о гостье. Она психолог из Молдавии, зовут Татьяна. Двое детей, оба с мужем безработные, и живут уже на грани нищеты, продавая всё ценное из дома.

— Продала последнее колечко, села в поезд и приехала к вам, — так объясняет она историю появления в моём доме.

И тут припоминаю, как три года назад и уже перед смертью моя молдавская подруга Лидия Михайловна просила меня принять некую Таню и обязательно окрестить её.

— Нет-нет, я категорически не желаю креститься, — опережает мой вопрос Татьяна. — Я и Лидии Михайловне говорила: как можно свести всё богатство духовной жизни до уровня нескольких узколобых догм? И при этом мы не враги христианству. Мы лишь стараемся обогатить его и вывести за рамки православного гетто.

Татьяна говорит «мы», потому что учится в Академии Космических (или кармических?) Наук. И тут я с нежностью вспоминаю былые времена, когда курсы кройки и шитья назывались курсами, а не академией для кутюрье. Короче, Татьяна учится на курсах, разумеется, платных. Продала ради этого шубу и влезла в долги. Муж в бешенстве и угрожает разводом, а Татьяна лишь самозабвенно воркует: «карма», «чакры», «выход в астрал». И теперь это астральное словословие изливается на меня.

— Я привезла вам в подарок наши учебники, — достаёт она из сумки стопку оккультной литературы. — Да не шарахайтесь же вы с такой брезгливостью от этих источников мудрости, но попробуйте расширить ваше зашоренное сознание.

А не расширить ли мне сознание настолько, чтобы сказать словоохотливой даме: а извольте-ка выйти вон? Останавливает предсмертная просьба подруги, умолявшей помочь Танечке. Но как тут помочь, если при одном лишь упоминании о православии эта воинствующая атеистка начинает обличать наше «узколобое гетто»? Вспоминается мудрый совет преподобного Оптинского старца Нектария, говорившего, что хорошие житейские отношения можно иметь и с неверующими, но споров о религии следует избегать, чтобы Имя

Божие не осквернялось в споре. Старец даже предупреждал, что споры такого рода могут нанести сердечную язву, от которой очень трудно избавиться. Вот и пытаюсь перевести разговор на житейские темы: как муж, как дети, как жизнь в Молдавии? И тут воительница начинает плакать:

— Работы нет. Муж уже отчаялся, а я последнее колечко продала!

Слёзы ручьём и отчаянные речи, что если бы не дети, то лучше в петлю, потому что муж обещал подать на развод.

Знакомая картина. Вот и недавно так же плакала женщина, приехавшая в монастырь за благословением на развод:

— Я пятнадцать лет души в муже не чаяла! А теперь он часами сидит в позе йога и при детях твердит свои мантры: «Я центр вселенной. Вокруг меня вращается мой мир». Батюшки-светы, он теперь пуп земли! Главное, дочку назвал Рамачандрой. Правда, я дочку окрестила Верой, так он Верочкой называть не велит.

— Будь она проклята, проклятая йога! — сказал тогда старец, но посоветовал не горячиться с разводом и отмаливать мужа вместе с детьми.

***

Рассказываю Тане, как в былые времена и ещё до крещения я познакомилась со знаменитым московским «гуру» по имени Гарри. По паспорту он, кажется, Игорь и после института работал в НИИ пищевой промышленности, пропадая там от тоски, тем более, что за работу платили гроши. И вдруг по соседству с НИИ открылась секретная лаборатория, где изучали ауру, телепатию, йогу и регулярно выходили в астрал. Зарплаты в лаборатории были сказочные, и Гарри быстренько переметнулся к «астралыцикам».