К нему приезжали Григорович, Некрасов и Тургенев — последние два ярые охотники. Они помещались в большой комнате флигеля, но бывали дома только утром и вечером, а весь день (кроме Григоровича) пропадали на охоте. Об этих посещениях есть сведения в Дневнике. Вечером они беседовали и занимались «чернокнижием», т. е. сочинением нецензурных стихотворений порнографического характера, писанных рукой Некрасова и Тургенева. В некоторых из них упоминаются приятели их: В. П. Боткин, Д. В. Григорович, М. Н. Лонгинов и др.[1184] Есть предание, что Григорович написал в Марьинском часть своих «Рыбаков»[1185].
В 1853 г. Григорович нарисовал карандашом портрет А<лександра> В<асильевича>, Тургенева и Боткина. Этот рисунок находится теперь в Толстовском музее в Москве.
Нужно заметить, что А<лександр> В<асильевич> очень любил Марьинское. По этому поводу острил Григорович, что летом в Марьинском растут мох и богородицына травка, но зато зимой цветут на воздухе розы.
Поздней осенью в начале октября М<ария> П<авловна> и А<лександр> В<асильевич> возвращались в город, но ехали отдельно. М<ария> П<авловна> — в большой карете, запряженной четверкой, в которой помещалась она сама и три ее прислуги; на козлах сидел ее лакей. В карету складывался разный домашний скарб. Ехала М<ария> П<авловна> через усадьбы знакомых ей помещиков и останавливалась на день — на два в каждой усадьбе.
А<лександр> В<асильевич> прожил с матерью до своей смерти. У него была небольшая библиотека, которая погибла после его смерти и только впоследствии жалкие ее остатки, по преимуществу отдельные номера французских и английских журналов попали к моему отцу. После смерти А<лександра> В<асильевича> мой отец поместил М<арию> Пав<ловну> в тот же дом, где жил сам с семьей, на Моховую, в д. No 8. У ней была отдельная квартира, сообщавшаяся с квартирой отца через чистую черную лестницу. Она продолжала жить своим хозяйством и ездила каждую весну в Марьинское. В 1870 г. пришлось переменить квартиры, и отец купил дом No 23 по Сергиевской улице и в нижнем этаже поселил М<арию> П<авловну>. Ее квартира сообщалась внутренней винтовой лестницей. В декабре 1871 г. М<ария> П<авловна> тихо скончались на 97 г. жизни. Она заснула.
После смерти А<лександра> В<асильевича> все его бумаги и Дневник были переданы моему отцу. При издании сочинений А<лек-сандра> В<асильевича> архив с Дневником были переданы для чего-то Гаевскому, в бумагах которого случайно остались первые листы Дневника[1186]. Теперь они находятся в б<ывшем> Пушкинском Доме в бумагах В. П. Гаевского. Потом архив и Дневник вернулись к отцу моему, и он сохранял их у себя в кабинете до своей смерти (1889 г.), но никому их не давал. Только при 25-летнем юбилее Литературного фонда он дал Л. Н. Майкову письма В. П. Боткина. Кое-какие из этих писем были им изданы в юбилейном сборнике[1187]. После смерти отца я нашел весь этот архив, но тоже не разрабатывал его, занятый другими делами и литературными работами. Незадолго до своей кончины академик Л. Н. Майков просил меня разрешить ему ознакомиться с архивом А<лександра> В<асильевича>, чтобы издать его. Я передал ему бумаги, но без права снятия с них копий. Но он вскоре умер, ничего не сделав, и я получил архив уже после его смерти от его вдовы. С тех пор прошло несколько лет. Акад. Н. А. Котляревский и Б. Л. Модзалевский задумали издать бумаги и Дневник А<лександра> В<асильевича> в изданиях Академии наук. Издание, как и предполагалось, должно было занять до 40 печатных листов. Но это издание тоже не состоялось. Я только дал для печати письма И. А. Гончарова — в собрание Пушкинского Дома[1188] и письма Щедрина — в собрание писем последнего[1189]. На выставке «Пушкин и его современники» в Академии наук были выставлены: литературная группа и листы Дневника, на которых о ней говорится. Когда был юбилей Л. Н. Толстого, К. И. Чуковский купил для «Красной газеты» право использовать письма Толстого к А<лександру> В<асильевичу>, но самих писем не опубликовал[1190]. В то же время Цявловский получил от меня разрешение ознакомиться с теми листами дневника, где говорится о Толстом, но выкопировать эти листы я не позволил. Я принес Дневник в Археографическую комиссию, и там Цявловский читал эти листы. Никакой речи о втором экземпляре дневника не было. К. И. Чуковский, которому я разрешил ознакомиться с дневником для доклада в Пушкинском Доме о литературной деятельности А<лександра> В<асильевича>, тоже ничего о втором экземпляре Дневника не упоминал. Доклад остался ненапечатанным.
В 1916—1917 гг. редактор-издатель журнала «Библиография»[1191] Соловьева-Трефилова через проф. Шляпкина предложила издать архив А<лександра> В<асильевича>, в том числе и Дневник при журнале под редакцией проф. Шляпкина. Было об этом напечатано объявление в журнале и заключено условие. Живя у меня, пр<офессор> Шляпкин написал введение к бумагам биографического характера, я ему помогал, сообщая сведения о лицах, которых знал. Введение было сдано в типографию «Скорпион», где и пропало в 1917 г. при закрытии типографии. Несколько листов (два-три) Дневника были уже скопированы на машинке. Издание не осуществилось.
Несколько лет спустя московский издатель Сабашников тоже хотел предпринять издание бумаг, выпросил у меня копию с листов (двух-трех), сделанную для «Библиофила», чтобы ознакомиться с содержанием Дневника, обещая вернуть ее. Я послал ему эту копию, но, несмотря на повторные напоминания, почтенный издатель копии мне не вернул. После этой попытки бумаги А<лександра> В<асильевича> оставались у меня, а теперь перешли к моему сыну, тоже Александру Васильевичу. Из наследия А<лександра> В<асильевича> я продал в Толстовский музей в Москву подлинную группу литераторов, поясной фотографический портрет А<лександра> В<асильевича> работы Деньера, с которого сделан гравированный снимок, приложенный к изданию сочинений А<лександра> В<асильевича> (значительно уменьшенный), рисунок карандашом Григоровича, изображающий А<лександра> В<асильевича>, Тургенева и В. П. Боткина, сделанный в Марьинском в 1853 г.[1192] Письма В. П. Боткина были мною переданы И. А. Шляпкину в Белоостров, где он постоянно жил, для работы по введению. Он забыл мне их вернуть, а в архиве его я их не нашел, очевидно, опытная рука извлекла их оттуда[1193].
В. Дружинин.
Ростов, май, 29 число, 1933 г.
Умер А<лександр> В<асильевич> в 1864 г. и похоронен на Смоленском кладбище, рядом с ним похоронена его мать Мария Павловна. Могила окружена цоколем; над каждым положена плита из черного гранита и между ними такой же крест.
ПРИЛОЖЕНИЯ
Б. Ф. Егоров
ПРОЗА А. В. ДРУЖИНИНА
В русскую литературную жизнь конца сороковых годов Дружинин вошел как автор «Полиньки Сакс». В следующем десятилетии наиболее известными стали фельетоны Дружинина и его критические статьи. Меньшее впечатление произвели на критику и публику его переводы шекспировских трагедий («Король Лир», «Кориолан», «Король Ричард III», «Жизнь и смерть короля Джона»), хотя они сохраняют свое художественное значение и в наши дни. Посмертно в литературном сознании многих поколений Дружинин остался как либеральный критик, «англоман», защитник «чистого искусства»[1194]. Правда, исследованиями и публикациями последних десятилетий[1195] репутация эта несколько поколеблена. Дружинин оказался значительно более сложным и иногда более демократичным. К тому же, смеем надеяться, публикация многолетнего Дневника писателя, впервые осуществленная в настоящем издании, достаточно основательно раскроет читателю идейные и художественные интересы автора. Дневник позволяет понять противоречивую натуру Дружинина и не менее противоречивое его мировоззрение, вводит в творческую лабораторию писателя, в новом свете обрисовывает известные художественные произведения Дружинина, а главное, является своеобразной летописью русской литературной и журналистской жизни пятидесятых годов, «справочником» не менее важным, чем другие произведения этого рода (скажем, чем Дневник А. В. Никитенко).