Он подумал об Альфиве; она сердилась, хотела поехать с ним вместе в Лондон. Но оставалось меньше месяца, когда она должна была разрешиться вторым ребенком! Мог ли он держать ее, раздраженную, в воинском лагере, когда она была уже на сносях? А ведь ей приходилось присматривать еще и за Свейном, которому не исполнилось и двух лет.

Кнут улыбнулся, подумав об Альфиве. Он и сам был не рад уезжать в Данию и оставлять ее здесь, в Англии. У нее было ужасное настроение. И тогда была схожая ситуация: она была беременна, и ей могло стать плохо в длительной поездке по морю. Его посыльный держал с ней связь и следил, чтобы она ни в чем не нуждалась, охраняя ее прежде всего от тех, кто стремился схватить ее из-за Кнута. Так она и ждала его в Пул-Харбор, пока он не вернулся спустя полтора года! Верный супруг… У нее уже родился сын, и Кнут сын Свейна, узнал, что он отец. Она все так же жаждала его ласк, и даже еще больше: при первом же залпе выстрел попадал в цель. И она была готова зачать других детей, может, еще одного сына?

В промежутках между любовными играми она поругивала его за то, что он так долго не возвращался из Дании. Что он там делал так долго? Может, в Дании у него есть женщина? На последний вопрос Кнут со всей искренностью мог сказать, что с этим он не успел. Когда он встретил Альфиву, ей было восемнадцать, теперь же ей скоро минет двадцать один год.

После поспешного отъезда из Англии он договорился со своим братом Харальдом, который был старше его и потому, естественно, стал наследником короля Свейна как в Дании, так и в Норвегии. Харальд не имел ничего против планов Кнута на английский престол и позволил ему набрать себе корабли и воинов. Кнут тщательно отбирал викингов. Многих он нанял в Норвегии, но многих и в Швеции, особенно в землях вокруг озера Меларен, где свеям, похоже, жилось несладко по причине религиозных разногласий.

Пока суть да дело, он с Харальдом съездил в балтийские государства и Польшу. Главной целью поездки было забрать домой в Данию их мать Гуннхильд, которую отец Свейн прогнал от себя, отослав ее к родственникам. Теперь распря утихла, и они не ждали никаких подвохов со стороны польского короля.

Да, вот он и похоронил своего отца в Роскилле. Это было невероятно трудно и заняло много времени — перевезти усопшего из Англии в Данию.

Об этом он пытался пересказать теперь Альф иве. Но она считала, что это заняло не так уж много времени. У нее не было ни малейшего понятия о том, какое расстояние до Дании или сколько недель длится плавание в Польшу и обратно домой. Не могли же они с Харальдом просто так приехать и забрать свою мать, разве она не понимает? Понадобились заложники, и щекотливые переговоры, и медовые речи, пока все не примирились, и мать Гуннхильд не сочла себя достаточно смягчившейся, уж не говоря о ее родственниках! У всех них были такие странные имена, что Кнут даже не пытался выговорить их Альфиве. Со временем она сама сможет выучить их, если…

Да, если… Ибо предупреждение Свейна Вилобородого против этого брака возымели на Кнута действие. Это был темный род, в который ему случилось, говоря словами отца, «вляпаться». Так что необходимо было все еще обдумать, если он теперь унаследует английскую корону, а он был на верном пути к этому.

Альфива особенно не докучала ему. Напротив, часть ее родственников была с ним, когда он сражался на севере, и находилась даже в лагере в Саутгемптоне. Но он до сих пор отвечал всякими отговорками: разве ему сейчас не следует заняться более важными делами, нежели только и думать о том, жениться или не жениться?

Альфива осталась в лагере, где ей помогала одна из ее теток. Она имела надежную охрану, хотя сам Кнут с основным войском отсутствовал. Пока еще в лагере находился Эадрик Стреона со своими сорока кораблями, защищая датчан с моря. Странная фигура этот Стреона! Но Кнут был не против взять в союзники фаворита прежнего английского короля, да и к тому же со множеством воинов и кораблей. Самое смехотворное было в том, что большинство этих кораблей были те самые, из-за которых отец разругался с Торкелем и которые Свейн Вилобородый не без оснований считал своими. Хотя корабли выглядели потрепанными, так как никто не следил за ними вот уже шесть-семь лет, когда Торкель, как утверждал отец, взял их с собой в Англию без разрешения. Разумеется, на них сменилась часть команды; старые датчане погибли или женились и осели на берегу, а на смену им пришли новые, которые, вероятно, никогда и не видели Дании.

Веселая штука, нечего сказать. И все же Кнуту было жаль своего старого наставника; Торкель достоин лучшей участи.

В прошлый раз, когда Кнут был в Англии, он надеялся встретить Торкеля Высокого. Но этого не случилось; он видел лишь следы, оставленные Торкелем в Линдсее, да слышал рассказы о нем. Линдсей засел занозой в памяти Кнута; по неведению или по глупости он тогда надругался над заложниками… Он не знал, сможет ли он искупить свою вину? Кнут взял с собой в Англию мудрого ярла Эрика из Норвегии, но тот был занят Нортумбрией и не каждый день находился в его распоряжении. Кнуту недоставало Торкеля. Но может случиться, что этот человек перейдет на его сторону, после смерти английского короля?

Кнут поправился: это он теперь английский король. Надо прекратить называть этим титулом Этельреда. Может, он и «прежний английский король», но таковым опять же считался его собственный отец, а Этельред в то время был изгнан из Англии на некоторое время. Черт возьми, он был таким юным и неопытным, что потерял для себя английскую корону на многие годы!

«Гринвич, лево руля», — раздалась команда. И сигнальщик начал махать щитом другим кораблям.

Король Кнут был почти у цели.

Весь май и большая часть июня уже миновали, однако метательные орудия и тараны Кнута так и не справились с крепостными стенами Лондона. Кнут вбил себе в голову, что, как только Лондон сдастся, ветер тотчас же перестанет надувать паруса Эдмунда. Но вместо этого силы Эдмунда выросли, и дружина Кнута была вынуждена вести с ними изнурительные бои, препятствующие осаде.

Кнут полагал, что если он сумеет провести свои корабли до Лондонского моста через Темзу, то заключит город в железные тиски, и тот будет вынужден сдаться. И тогда он блокирует реку с обеих сторон, а кроме того, сможет переместить свои войска вверх по течению. Так что он отдал приказ прорыть канал возле Лондонского моста, с восточной стороны Бермондсей, там, где земля была топкой и заболоченной; через этот канал, вручную или на лошадях, волокли один корабль за другим.

К Иванову дню Лондон был так плотно окружен, что никто, без ведома людей Кнута, не мог войти или выйти из него.

Но Лондон все еще не сдавался.

Эмма оставалась в городе. Торкель не мог найти никакой возможности вывезти ее морским путем, ибо везде стояли на страже передовые отряды Кнута, превосходившие по численности его поредевшую дружину. А затем большая часть датского флота прибыла в Гринвич, и дело казалось еще более трудным. О сухопутном пути тоже нечего было думать, так как Эмма ехала не с пустыми руками. У нее был внушительный багаж, требующий множества повозок, и они бы не проехали по берегу канала незамеченными.

Ко всему этому Эдмунд Железнобокий поручил Эмме «защищать Лондон». Поручение это сопровождалось не только миролюбивыми речами и добрыми обещаниями, но и скрытой угрозой, так что Эмма не знала, считать ли ей себя пленницей или защитником города. Возможно, Эдмунд полагал, что ее присутствие в городе усилит волю жителей к сопротивлению. Во всяком случае, он обещал ей золото и зеленые леса, если она останется в Англии. Когда он станет однажды «полновластным королем», то сделает ее богатой женщиной, наследницей умершего короля! Если же она покинет Англию, то он не отвечает за последствия…

Вскоре стало ясно, что защитники города получили приказ не давать ей покинуть Лондон. Но когда она поняла это, Торкель исчез Бог весть куда, и теперь было уже все равно. Он ничего не смог сделать для нее.