— Я, со своей стороны, думаю перебраться в Руан, — объяснила Эмма, не обращая внимания на издевку короля. — Его Величество знает, что он и сам всегда желанный гость там, как и вся королевская семья.

— Его Величество! — передразнил ее Этельред. — Королева всегда найдет нужные слова в подходящий момент, — прибавил он, обращаясь к сидевшим за столом. — Над чем я король, спрашивается? Над своим ночным горшком?

Этой шутке рассмеялся только Его Величество.

— Что же ты собираешься делать? — спросила Эмма. — Ты же не будешь сидеть здесь?

— Черт его знает, — пробурчал король и выпил кубок до дна. — Брошусь на свой меч. Может быть.

— Не думаю, что у тебя еще есть меч. Твой оруженосец давно помирает от скуки.

Король стукнул кулаком по столу, да так, что опрокинулись кубки и кружки. Он уже получил заправку, но нуждался в повторении.

— Это гнусная ложь! — вскричал он. — Торкель здесь, и он может подтвердить, что я освободил Эксетер и… и… это было всего год назад. Разве не так?

— Так, — подтвердил Торкель, хотя и не мог припомнить, чтобы при короле был тогда меч и тем более чтобы он доставал его из ножен. — Но, — продолжал Торкель, получив теперь слово, — вместо того, чтобы попрекать друг друга, нам надо было бы решить, что мы будем делать дальше. Совершенно ясно, что дети короля должны уехать из страны, чтобы не попасть в руки Свейна.

Король немного протрезвел при воспоминании об этом. Он подставил кубок, чтобы собрать со стола то, что осталось от тутового вина, которое он расплескал. Он греб свободной рукой и вроде бы кое-что собрал в кубок, но большая часть вина вылилась ему прямо на штаны. Черт подери! Торкель, конечно же, прав: королевские дети легко могут погибнуть, если попадут в руки победителя. Принцев следует сохранить — никогда ведь точно не известно, как повернется колесо фортуны.

— Мы не можем ехать все вместе, — выговорил король, — ибо так мы рискуем быть захваченными кораблями Свейна.

— И все-таки вы могли бы уехать, — ответил Торкель. — Вас будет сопровождать флот. Я не думаю, что у Свейна так много кораблей в прибрежных водах, чтобы он осмелился воспрепятствовать нам.

Король медленно повернулся к Торкелю и уставился на него.

— Ты говоришь «нам»? Не имеешь ли ты в виду, что ты со своими кораблями не собираешься покидать меня? Теперь, когда я больше не король Англии, ты ведь свободен от своей клятвы и можешь заключить мир с королем Дании.

Торкель задумался, прежде чем ответить.

— Пока законный король Англии остается на английской земле, я считаю свою клятву действительной. Возможно, слово «земля» плохо выбрано, но весь флот стоит у Гринвича, и завтра мы сможем добраться до кораблей. И там мы все обсудим. — Торкель решил, что король недостаточно трезв для принятия важных решений в этот вечер.

— Подумайте только, — сказал король плаксиво и провел рукой по столу. — Сижу я здесь один, с несколькими церковниками. А остальные? Мои зятья меня предали… Стреона вот… я даже не знаю, где он сейчас. Мои взрослые сыновья не дают о себе знать. Мои верные друзья клюют из рук датского короля. Остался лишь Торкель Высокий, тот, от кого я должен был бы меньше всего ожидать поддержки!

Торкель покраснел и уставился на стол. Эмма поняла его замешательство и быстро взяла слово.

— Кое-что мы могли бы решить уже сегодня вечером. Я переезжаю с детьми в Нормандию и уже собрала самое необходимое…

— Но не с Эдвардом и Альфредом, — заупрямился король. — Возьми Году и поезжай. Я все равно считаю, что яиц в одной корзине должно быть как можно меньше. Если нас будет сопровождать флот, то это возбудит ненужное любопытство, и может статься, встревожит того же герцога Нормандского. Лучше, если будет всего один-два корабля.

Эмма вздохнула, и вслед за ней — Торкель.

— Я охотно буду сопровождать королеву, — сказал неожиданно аббат Эльфсиге. — Я уже думал о том, чтобы перебраться к братьям в Жюмьеж, пока здесь в стране так неспокойно.

— Тогда епископ Эльфхун поедет с моими сыновьями, — решил король столь же неожиданно. — Но они поедут каждый в отдельности. А сам я пока останусь с кораблями Торкеля Высокого и посмотрю, что мне делать дальше.

Этельред Нерешительный, до последней минуты, подумала Эмма.

Ну что ж, пусть делает что хочет. Если теперь он решил только это, то в любом случае она и дети будут в безопасности. Для короля, кажется, самое важное сейчас в том, чтобы Торкель Высокий остался с ним и не сопровождал ее в Нормандию… Король во всем подозревал подвох, даже когда не было никаких причин, — однако, может быть, на этот раз кто-то насплетничал ему, невзирая на всю ее осторожность?

В октябре Эмма с дочерью Годой уехали из Лондона, сопровождаемые аббатом из Питерборо. Сразу же вслед за ними настала очередь Эдварда и Альфреда пересечь Канал. Епископ Эльфхун был взволнован этим поручением, он чувствовал себя больным, но не хотел отказываться, раз уж взял, несмотря ни на что, на себя обязательство быть наставником принцев.

Король оставался у Торкеля и Хемминга в укрепленном лагере возле Гринвича, который еще пока не подвергся нападению короля Свейна. Но когда все больше датчан стали роиться вокруг Гринвича и приставать к северному берегу Темзы, Торкель решил спасать свой флот. Ночью, прямо перед Рождеством, его корабли воспользовались отливом и пробились в открытое море, потеряв не более двух кораблей из всего флота.

Торкель плыл к острову Уайт. Там он со своими людьми и королем спокойно отпраздновал Рождество, пока Этельред в начале января не решил уехать из Англии в Нормандию. И как бы ему ни хотелось остаться, он не видел иного выхода.

Король стоял под ледяным дождем, держась за мачту. По всей видимости, его миновал позор тошноты, и он обращался к Англии, исчезающей из виду:

— Все они предали его и разбежались.

На севере страны, возле датского лагеря в Гейнсборо, расхаживал юноша восемнадцати лет и скучал. Его звали Кнут, и он был вторым сыном датского конунга Свейна.

Радостно взошел он на борт отцовского корабля, отправляясь на покорение Англии. Наконец-то он сможет использовать меч и лук со стрелами. Наконец-то он испробует свои силы и покажет свою боевую выучку, полученную им сперва от Торкеля Высокого, а затем и самого отца. Ему недоставало Торкеля, хотя прошло уже много лет с тех пор, как Торкель отправился в Англию. Кнут надеялся встретить его здесь, но…

Ему не пришлось извлекать меч из ножен ни разу. Не выпустить ни одной стрелы, только если на охоте или играючи. Унизительно быстро склонили перед его отцом свои головы англичане и живущие здесь датчане. А потом, когда должно было начаться кое-что поинтереснее, отец приказал ему оставаться здесь и сторожить лагерь возле Гейнсборо: Кнут не поехал вместе с отцом на юг.

Охранять лагерь было неинтересно. Какая скука следить за кучей заложников! Король Свейн требовал их от каждого города или местности. Прежде чем отправился в Оксфорд, он строго приказал Кнуту, чтобы ни один заложник не убежал или не умер. Убежать? Этих мужчин и женщин в лагере добрая сотня, и они должны иметь крышу над головой и еду в желудке: как, Господи помилуй, он может нести ответственность за того из них, кто сбежит или откупится у стражи? Или умрет!?

Нет, он правильно понял наставление отца: ему надо следить за тем, чтобы между заложниками не возникало никаких драк, которые могли бы привести к убийству. Если же кто-то умрет естественной смертью, то воины всегда смогут подтвердить, что так оно и было. Но и за этим уследить не так-то легко, ведь людей согнали в одну толпу, и многие из них ненавидели друг друга, к тому же в лагере находились и женщины. Конечно, мужчины были безоружны, но у них оставались кулаки, и они могли лягаться.

Так и ходил он, и пересчитывал вместе с писцом этих проклятых заложников по два раза в день. Принимал жалобы и выслушивал ругательства. Чаще всего это были, разумеется, мужчины и женщины знатного происхождения, и никакие не рабы. И они невероятно устали сидеть заложниками — постоянно бранили скверную пищу и скверный ночлег. Но разве сам он лучше жил и питался?