— Это правда, что женщины во время месячных не могут присутствовать в церкви и принимать тело Господне? И если ты совершишь это, то должна будешь в наказание поститься три дня?

Эдит с горечью кивнула.

— Меня удивляет, что ты никогда не слышала об этом, ибо это касается и тебя тоже, госпожа Эмма. Но у тебя не было своего духовника, и ты, наверное, можешь этому радоваться. Такое правило, может быть, существует только для монахинь, хотя в тексте говорится и о мирянах тоже…

Эмма была в замешательстве. Конечно, она знала, что считалась «нечистой» некоторое время после родов, и потребовались некоторые ритуалы, чтобы она очистилась и снова смогла посещать церковь. Но такого она не помнила со времен Руана.

— Где ты достала эти записи?

— У исповедника в Нью-Минстере… Я усыпила его бдительность, пообещав ему взамен красивый псалтирь с картинками. Эти записи называются пенитенциальными[24] и используются исповедниками, чтобы те могли легче решить, какое наказание следует наложить на кающегося грешника.

Эмма устроилась на полу, в позе портного, и продолжала листать дальше, с трудом разбирая написанное.

— И ты впервые из этих записей узнала, что ты…

— Конечно нет! — отрезала Эдит. — Я не настолько дотошна, чтобы признаваться в таких мелочах, но в монастыре все про всех знают. И если какая-нибудь сестра «забудется» и пойдет во время месячных на службу, то всегда отыщется кто-то и насплетничает матушке Сигрид. Я жила в монастыре и поэтому твердо держусь этих правил — хотя я и единственная монахиня здесь.

После вспышки Эдит успокоилась. Она села рядом с Эммой на полу и начала объяснять. Эта «покаянная книга», как говорят, начата при папе Григории, именуемом Третьим, в восьмом веке. Но составлялась она в течение многих лет различными лицами, причем вряд ли они были папами. Эдит считала, что у пап не было столько времени и сил, чтобы еще пускаться в такие непристойные фантазии…

— Что ты скажешь о пункте 107?

Теперь засмеялась Эдит, прочитав:

— «Si viro cum suo muliere retro licet in tergo nubere, penitere debet quomodo animalis». В свободном переводе это значит: «если муж имеет свою жену сзади, он должен понести наказание, как если бы он совокуплялся с животным». Не глупее и продолжение: «если муж ложится с женой, когда у нее месячные, то это будет стоить ему сорока дней воздержания». Нет, наверное, я слишком наивна: это, конечно же, женщина, которая всегда расплачивается.

— Не всегда, — сказала Эмма и показала на другое место:

— «Если он совершит блуд со своей сестрой, то будет наказан на пятнадцать лет, кроме… кроме воскресений».

— Так вот, по поводу воскресений, — вставила Эдит, — ты знаешь, что в этот день тебе и королю запрещается спать вместе? Если же вы делаете это, то вам предстоит провести четыре дня на хлебе и воде.

Эмма пыталась вспомнить: определенно, Этельред избегал ее по субботним вечерам, хотя никогда и не объяснял причины.

Эдит вчиталась внимательнее в описание блуда с собственной сестрой и добавила:

— Вполне справедливо, что кровосмешение сурово наказывается.

Но я думаю, что речь здесь идет о том случае, когда мужчина — монах, а женщина — монахиня! Нет, — она откашлялась и передернула плечами, — так дальше сидеть невозможно, иначе тело совсем занемеет. Идем за стол, там читать будет легче.

Угрюмость Эдит будто ветром сдуло. Она листала странички, читала, переводила, когда Эмма не могла понять, и делала к ним резкие, но здравые комментарии. Ясно, говорила она, что приобрела эти записи не для того, чтобы и дальше умерщвлять свою похотливую плоть; нет, она хотела узнать, откуда исповедники получили все эти детально описанные списки грехов. Казалось, нет такого греха, который бы не был известен духовному отцу. Иногда они знали даже такие грехи, которые бедный грешник и представить-то себе не мог…

Эмма думала, что она, вероятно, находилась в привилегированном положении. Епископ Эльфеа был ее единственным исповедником здесь, в Англии, и он редко задавал ей пикантные вопросы. Может, иногда он и делал это, но она не понимала, что он имел в виду. Она вспомнила, как он временами лишь вздыхал и продолжал дальше, если она переспрашивала, о чем идет речь. Да, она была ребенком в порочных упражнениях! И странным образом эта мысль ее дразнила.

— Что здесь написано? — внезапно спросила она.

Эдит взглянула и удивленно ответила:

— «Semen per os» — это ведь нетрудно понять? Излитие семени в рот. Что за наказание следует за этим? Так, целых три года?.. Стоит ли оно того? Когда есть и более подходящее место.

— Думаю, что я поняла, — оборонялась Эмма. — А также пункт 97, хотя полностью и не уверена в этом. Значит ли он, что, если женщина «совокупляется» сама с собой, то она будет наказана на три года?

Эмма с ужасом вспомнила, чему научила ее Гуннор. Подумать только, если ей придется исповедать этот грех?

— Вероятно, хотя речь здесь идет о мужчине, — сухо ответила Эдит. Она потянулась за другой страницей. — Здесь еще хуже: «Муж не должен видеть свою жену нагой». О наказании ничего нет, но вот в другом месте предъявлены точные требования. Вот здесь: «Если мужчины совокупляются друг с другом, то их ждет наказание сроком на один год. Если они повторяют свое, то наказание удваивается»… А что это означает? «Inter crura». Наверное, между ног, или бедер, — наказывается тремя годами для взрослых; детям это стоит дешевле. Допустим, что исповедники имеют замечательные расценки!

Да-а… Больше всего Эмма поражалась своему неведению. И такими вот штучками исповедники терзали монахов, монахинь и простых мирян?

— Вот действительно забавно, — продолжала Эдит. — «Тот, кто отсылает детей в церковь, а сам спит, должен поститься три дня или петь псалмы». Это ведь не прямой и обычный грех? Конечно, сон может означать здесь и «мечтания», но зачем же мечтать именно в церкви…

— Все это не так уж мрачно для нас, женщин, — сказала Эмма и показала Эдит еще одну находку. — Переведи это для меня, правильно ли я поняла…

Эдит прочла:

— «Если женщина замужем, а муж говорит ей, что не хочет спать с нею, то он не должен препятствовать ей уйти к другому».

— Так ли это? — сказала Эдит и наморщила лоб. — Да… смысл должен быть в том, что мужчина не может запретить ей исполнить ее предназначение в мире: родить детей. Хотела бы я спросить: не слишком ли часто используется это предназначение?

Эмма задумалась. Неужели Эдит просто пошутила, когда сказала о «женском предназначении в мире»? Может, она сама хотела родить детей? Эмма уже родила троих и охотно избежала бы дальнейших… А может, у Эдит было что-то большее с этим монахом из Нью-Минстера, чем просто обмен книгами?

— Нет, — сказала вдруг Эдит и оживилась. — Я забыла показать тебе самое интересное — как раз для тебя, раз уж ты любишь купаться голой.

Эдит положила перед Эммой пару листков. Эмма сразу отметила, что на этот раз почерк принадлежит Эдит. Более того: запись состояла из выдержек, уже переведенных ранее. Эмма прочла вслух:

— «Мылся ли ты в бане со своей женой или другими легкомысленными женщинами, — так, что видел их наготу, а они — твою? Если ты совершал это, то будешь три дня сидеть на хлебе и воде».

— Это не могло быть написано в Англии, — рассмеялась Эмма. — Я не видела здесь ни одной бани.

— Нет, наверное, есть. Но вряд ли кто-то будет сознаваться в таком «преступлении». А вот еще: «Совершала ли ты поступок, свойственный части женщин? Они ложатся лицом вниз, оголив свой зад, и дают месить тесто на оном; потом пекут из него хлеб и дают есть своим мужьям. Так они делают, чтобы мужнина любовь была более горячей. Если и ты делаешь это, то будешь наказана на два года».

— Это звучит чудовищно, — решила Эмма.

— Нет ничего, с чем бы ни согласился этот исповедник или, по его утверждению, чего бы он ни знал! — Эдит продолжала читать: «Делаешь ли ты, как делают обычно некоторые женщины? Они берут живую рыбу, засовывают в свое лоно и держат там, пока она не сдохнет. Затем вынимают ее, жарят или варят и дают есть своим мужьям. Это делает супружескую любовь более горячей. Если и ты так поступаешь, то будешь наказана на два года».