— Мы с ней не говорили об этом, — ответил я, с трудом скрывая охватившую меня радость.

Ролло непонимающе уставился на меня.

— Хватит шутки шутить! — заорал он. — Говори толком.

Я стал объяснять, что Пола Беранже была крещена, как только появилась на свет, и христианские правила заложены в нее с детства, задолго до того, как я появился в Бауэксе. Я ни словом, ни намеком не касался этой темы. Могу поклясться на реликвиях святого Вааста. Но если она поступает так, как он рассказывает, то это характеризует ее как высоконравственного человека и настоящую христианку.

Все это я проговорил так, что сам себе показался настоящим садистом. А реликвии, которые я упомянул, — как раз те самые, которые Ролло вернул в Руан. Он взглянул на меня с недоверием.

— И я должен все это выслушивать от такого прохвоста, как ты?! Конечно, у вас с Полой на все один ответ. А, может быть, она не прочь разделить ложе с неженатым кюре? Чего молчишь?

— Бесстыдник! — воскликнул я. — Ты же говоришь о матери своих детей. По-твоему, она не может придумать ничего лучше, чем грешить с сельским кюре?

— Я без тебя знаю, какова моя Пола; уж мне-то известно, какова она! — пробормотал он. — И про твои похождения наслышан достаточно.

— Интересно, может, ты и меня кастрируешь, как Дионисия?

Ролло смутился.

— Ладно, давай скажем так: пока я тебе верю, а дальше будет видно. Я мог бы расспросить Вильгельма. Он как открытая книга, и расскажет все. Но едва ли он достаточно вырос, чтобы все это понимать.

— Когда же это ты научился читать открытые книги? — разозлился я, но вовремя опомнился.

Ролло захохотал, дружески, как медведь, хлопнул меня по плечу, а я только удивился, почему у меня не отвалилась рука.

— Отличный ответ. Удар отбит! — сказал он. — Однако и Пола, и Бауэкс обойдутся без тебя. Ты мне нужен. Рауль не справляется. Он слишком француз. Не в моем вкусе. Ты лучше. И Пола тоже так считает. Все. Решено.

— Да-а-а, я тут в Бауэксе стал совсем святым. Но Вильгельм… Как же его учение?

— Мальчик может отдохнуть. Он стал таким ловким и умным, что может учиться дальше самостоятельно. А если понадобится твоя помощь — приедет в Руан.

— Хочу напомнить: я подчиняюсь епископу Франко. Он определил меня сюда в Бауэкс. Без его разрешения…

— Ерунда. Франко танцует под мою дудку. Все будет так, как я захочу. Даю тебе неделю на сборы. Я еду в Котантен, поговорю там с одним датчанином, а ты за это время выбей у Полы из головы всю дурь. Учти, если я что замечу, в ту же секунду вспомнишь Дионисия. Так и знай!

Как только Ролло уехал, я поспешил к Поле. Неужели она отвергла мужа? Неужели он слишком стар для нее? Я чувствовал себя победителем. По черным кругам под ее прекрасными глазами я понял, что она, как и я, не спала всю ночь.

— Ролло решил, что по моей вине ты придерживаешься христианских заповедей, — начал я. — К тому же он считает нас любовниками. Я, конечно, все отрицал. Но если бы он спросил, кто у меня в сердце, мне было бы трудно скрыть правду.

— Ничего страшного нет в том, что ты думал обо мне. Я свободная женщина, не замужем. Церковь никогда не признавала законным мое сожительство с Ролло.

Она очень четко выговорила слово «сожительство». Я не прочел на ее лице ничего, что помогло бы мне, но тем не менее неожиданно для самого себя горячо и безудержно я заговорил:

— Не могу больше скрывать. Богу было угодно, как громадное счастье, послать мне любовь к тебе. Никогда я не переживал ничего более прекрасного. Я люблю тебя всем сердцем, всем своим существом. Это случилось со мной в ту секунду, как я увидел тебя и понял: на свете нет ничего лучше и совершеннее. И я уже тогда знал, что буду с тобой, чего бы это мне ни стоило.

Жаркое, сильное волнение сжало мое горло. Я замолчал. Она сидела, не поднимая глаз, и играла своим тяжелым золотым браслетом. Потом сказала:

— Знаешь, все это неестественно. Я, мать двоих детей, принимаю любовное признание молодого кюре. И потом, мне очень непросто полюбить другого мужчину.

Я хотел ее перебить диким криком: «Нет, ты такая молодая!» Но она поднялась и стала ходить по комнате.

— Когда Ролло меня изгнал, первой мыслью было завести в Бауэксе любовника. И я даже подумала, что ты вполне подойдешь на эту роль. Не перебивай меня! Я взвесила все: ведь ты меня любишь, а я никогда не смогу полюбить тебя так же сильно. Поэтому между нами не может быть ничего.

— Но разве можно одну любовь сравнивать с другой? Никто не может сказать, когда…

— Ты перебиваешь меня, хотя я просила тебя помолчать. Просто я думала, думала и поняла, что не смогу тебя полюбить. Я люблю только того человека, которому стала однажды принадлежать. И этот человек Ролло. Если ты способен понять, то поймешь. Мое сердце всегда будет принадлежать ему, и я всегда буду считать себя его женой.

— Но почему…

— Да, все будет так! Хотя он женат на другой женщине, и брак их благословлен церковью.

У меня в голове все пошло кругом. Я перестал что-либо понимать и вспомнил про поручение хёвдинга.

— Если ты называешь себя женой Ролло, значит его другое сожительство для тебя не настоящее, и ты можешь не считать вашу близость смертным грехом.

Она с негодованием посмотрела на меня.

— Я готова взять на себя смертный грех, чтобы любой ценой вернуть Ролло. — Необузданная сила и страсть звучали в ее словах. — Если я ему нужна, он избавится от Гислы — с помощью церкви или без. Избавится любым способом. Любым! Ты понял меня? А до того времени я останусь одна и не буду принадлежать ни Ролло, ни тебе. Моя вера в Господа выдержала серьезные испытания. Много лет я прожила с язычником. Я совсем не такой набожный человек, как может показаться: я сказала Ролло про церковный брак для того, чтобы поставить его на место. Если я сейчас открою ему объятья, Гисла так навсегда и останется его женой.

Я почувствовал, что она полна решимости, и мне стало жутко. Рискуя не получить ответа, я все-таки спросил:

— Ты уверена, что когда Ролло приедет из Котантена, ты сможешь совладать со своими чувствами?

Она села и тяжело вздохнула, а потом засмеялась.

— Молись, молись, Хейрик, всем своим богам, старым и новым, чтобы я поддалась искушению, когда Ролло вернется. Если я не устою, то после этого спокойно смогу завести любовника. Одного или многих, и почему бы и не тебя. — Проговорив эти нелепые слова, она словно выплеснула всю свою боль и, опомнившись, протянула ко мне руки.

— Прости меня, Хейрик, я так больно сделала тебе!

— Бедная моя, родная! — Я стал перед ней на колени. Тепло и аромат ее тела обожгли мое сердце.

— Не бойся, не бойся за меня, — сказала Пола. — Меня не будет в Бауэксе, когда Ролло вернется.

Я поднял свою голову и заглянул ей в глаза.

— Куда же вы сбежите, мадам? — «Мадам»! Не знаю, почему я так сказал, но она ответила:

— Потом узнаете, святой отец. Я надеюсь, мы увидимся, когда я снова буду сидеть в тронном зале в Руане рядом с Ролло. Или я никогда больше вообще не буду уважать себя…

Ролло был в бешенстве, он рвал и метал: его птичка упорхнула. И он, конечно, с яростью накинулся на меня, хотя я знал столько же, сколько остальные (или делал вид, будто ничего не знал). Он снова произнес свою страшную угрозу, но я заметил, что чем больше он пугал меня, тем меньше я боялся. У Ролло не было времени проводить расследование. Он сказал: ничего, все, мол, само устроится, и она скоро вернется. Он не хотел, чтобы пошли слухи и все стали обсуждать случившееся. Ему было слишком тяжело.

Мы поехали в Руан. Оба в большой тоске. Была поздняя осень, под копытами коней похрустывал лед. Ролло молчал до самого Руана. Я покинул Бауэкс со смешанным чувством. Я очень скучал по Поле, но, как и Ролло, думал, что она где-то рядом. Мне не хватало Вильгельма и моего собора. Если бы это зависело от меня, я не задержался бы в Руане. «Ну уж я задам епископу, я покажу ему, — храбрился я. — Спрошу, кто хозяин в епископстве, почему Ролло делает все, что хочет?» Я погрузился в свои печальные мысли и трогательные воспоминания о последней встрече с Полой. Я чувствовал тепло ее колен, прикосновение рук.