— Может быть, я такая же дура, как Адель. Но объясни мне, почему норманны держат рабов, а сами говорят о каком-то равенстве.
— Это само собой, — ответил Ботто. — Сначала самые бедные крестьяне, потом воины и ремесленники, а потом тот, кто сверху: ярлы и тот, кто на них похож, — он руками показал, какой огромной может быть разница между людьми. — Совершенно естественный порядок. Рабы могут откупиться и стать свободными или каким-то образом заслужить освобождение. А воин может так себя проявить, что будет настолько же почитаем, как ярл или граф. Все зависит от удачи и сообразительности. Например, какой-нибудь графский или королевский сын может пасть так низко, что ему никогда больше не подняться, независимо от того, кто его отец. Я хочу, чтобы ты знал: я считаю Ролло самым великим вождем викингов. При этом не считаю себя хуже. Я такой же, но он все-таки — высочайший хёвдинг. А я, между прочим, никогда не позволю никакому французскому герцогу смотреть на меня через плечо.
Он выпил еще. Она с трудом сдерживала смех. «Дева Мария, эти норманны, они так пекутся о своей чести, что из-за любого пустяка хватаются за меч. Шуток они не понимают, насмешки смывают кровью». И Пола вспомнила, как Ролло возмущался, когда она позволяла себе дурачиться или неуважительно говорить о его богах. А этот случай с молодым воином? Свейн пошутил, задев достоинство Ролло. Все хохотали. Ролло окаменел, а Свейн все продолжал смеяться. Когда Ролло поставил свой кубок и яростно уставился на него, было уже поздно.
— Хорошо, над чем же ты смеешься?
— Все смеялись, — Свейн пожал плечами и сделался тише воды, ниже травы.
— Я не смеялся, — продолжал Ролло. — Как ты думаешь, почему?
— Я не зна-а-аю. Это ты должен сам знать, почему смеешься или не смеешься.
— Хорошо. Отвечай, почему ты смеялся?
— Я смеялся потому, что другие смеялись.
— Без всякого повода? Ты не знаешь, почему все смеялись? Так, что ли?
Свейн уже начал понимать, что Ролло говорит всерьез.
— Да-а-а, я просто не смог удержаться и расхохотался.
Ролло поднялся, подошел к Свейну, обвел рукой весь зал и сказал торжественно:
— Ты думаешь, эти воины могут вдруг расхохотаться ни с того, ни с сего?
— Не-е-ет, ну-у-у. Может быть, так получилось…
— Свейн Сонисон, — прервал его Ролло, — можешь взять свое оружие, но лошадь оставь. Ты должен покинуть нас. Ты все понял?
Да, Свейн все понял, и никто из воинов не посмел встать и защитить его. Пола тоже не смогла ничего сделать. Она понимала, почему Ботто считает Ролло самым великим хёвдингом. Потому что он был человеком железной воли, и она сама не раз это почувствовала…
Теперь я, Хейрик, все-таки должен кое-что объяснить. Хочу попросить у вас минутку внимания. Пола, которая никогда не была с Ролло ни в одном походе, конечно же, не могла понять, почему он пользуется такой беспрекословной властью и таким уважением. За год я слышал про хёвдинга много рассказов от машка Ботто, хотя о самом Ботто я еще не говорил вам ничего, что несколько умаляет его значение. Однако хочу отметить: Ботто был одним из главных людей при Ролло, и надо отдать ему должное, всегда выполнял свой долг молча и никогда не поднимал вокруг себя никакой шумихи. Ботто, как никому другому, был известен секрет Ролло. Во всех набегах и сражениях он всегда был рядом с Ролло. Вот что рассказывал мне Ботто:
— В самом начале ничего такого примечательного в Хрольве не было, но он вел наш корабль и был более умелым и добросовестным, чем кто-либо другой. Он знал, когда следует быть мягким и добрым, а когда твердым и жестоким. Сначала мы заметили его удивительную гибкость, умение поладить с англичанами. Когда он описывал наши несчастья, то было такое впечатление, что даже стены вот-вот начнут рыдать. «Серебряный язык» — так мы стали называть Ролло. И еще: когда он слушал кого-то, то всегда делал это с удовольствием и все понимал, даже если говорил чужеземец. «Толмачи могут быть разными. Важно научиться понимать самому», — так он считал.
Я спросил Ботто:
— Неужели ты думаешь, что только своей красивой речью один человек может объединить десятки тысяч людей и заставить их подчиняться?
— Нет, конечно, все произошло после того, как Хрольв увидел вещий сон. Очень он верил в этот сон и стал похож на самого бога Тора, борца с великанами, могучего защитника слабых. Хрольв сражался с нечеловеческой силой, никто из нас не подвергал себя таким опасностям. Мы никогда не забывали, что тоненькая ниточка нашей жизни в любой момент может оборваться. Хрольв вел себя так, будто точно знал, что бессмертен. Он стремился добиться исполнения своего сна. И все, за что бы он ни брался, получалось замечательно. Так же, как и все, что он бросал, было обречено. Но самое главное — у него было бездонное везение в бою. О нем ходили легенды, мол, боги сделали его неуязвимым. Кто же не пойдет за таким хёвдингом и не будет сражаться рядом с ним?
Но несмотря на то, что за ним пошли очень многие, достичь цели было нелегко. Все было непросто. Хрольва мучили сомнения. Иногда он был готов броситься обратно в родные места. Однажды вышло так, что вместо Сены мы поплыли по Шелде. Как могла произойти такая ошибка, никто не знал. Какие-то сверхъестественные силы вели нас.
Хрольв ни за что не хотел признаться в своем промахе. Время шло, было потеряно много людей. Это случилось, когда он соединился с братом своего отца, который прибыл с огромным войском.
Ботто замолчал и погрузился в воспоминания. Я заметил, что он на протяжении всей своей жизни всегда называл Ролло только Хрольвом…
Рассказ Ботто о Бауэксе поразил Полу и произвел на нее такое сильное и глубокое впечатление, что она начала скучать. Она почувствовала: ей неудержимо хочется побывать в городе своего детства.
— И зачем тебе понадобилось вдруг ехать так далеко? — спросил Ролло.
— А ты как думаешь?
— Детей, значит, оставишь одних?
— Дети в надежных руках.
— Ты подвергаешь себя большой опасности, французы могут напасть неожиданно.
— Конечно, я одна не поеду. Твои норманны, кажется, уже заскучали, последние месяцы не было никаких боев.
Ролло понял: деваться некуда. Пола настроена решительно. Он сжал ее в объятиях и сказал:
— Хорошо. Я поеду с тобой. Давно не бывал в тех краях.
— Вот и договорились, — ласково ответила она.
Пола поняла, что он не хочет подвергать ее опасности, заботится о ней, и это согрело сердце. К тому же, она поедет на Монпти, своей любимой лошади, которую подарил ей Ролло. Сам он имел коня по кличке Гранд Сильный, а Малышка Монпти была домашней лошадью. Пола никогда раньше не ездила вверх по Сене без охраны, и никогда одна не выезжала из лагеря. Ролло все время ее пугал. Если поедет без охраны, могут или ограбить, или украсть, а может случиться, что французы захватят ее как заложницу, так как знают, что он выкупит жену за любые деньги. Поэтому Пола всегда ограничивалась лесами вокруг Руана или, в крайнем случае, скакала до Юмиэгеса. Она знала каждый камень, каждое деревце на этом пути, и ей не терпелось выбраться куда-нибудь подальше, в новые места. Теперь они собрались в далекий путь, и Пола радовалась. Их сопровождал большой отряд. Сначала ехали вверх по течению Сены, затем перешли реку вброд. На ночь Ролло решил остановиться в Лизье. Пола подумал, что за день можно было бы проехать и больше, но поняла: у Ролло, кроме того, чтобы ее охранять, были и другие цели.
— Прямо перед нами в долине живет Гудторм, справа — лагерь Гисли. Мы должны посмотреть, дома ли они.
Конечно, и Гисли, и Гудторм были дома. Они с удовольствием приветствовали хёвдинга, пожимали и трясли его руку, хлопали по спине, обнимали. И женщины обрадовались, что приехал Ролло, сам Ролло, да еще с молодой женой. Их пригласили за стол. Пола сразу почувствовала, что Ролло здесь желанный гость. Его не только не боялись, но и искренне любили. Он играл с детьми, был совершенно своим, давал советы, его слушали, ему жаловались, о чем-то без конца рассказывали. Пола не успевала понимать. Они все сразу так быстро тараторили. Она пробовала сама поговорить с женщинами, но им было некогда слушать ее. Вместе с воинами они обсуждали важные дела. Мужчины не перебивали женщин, а наоборот — внимательно слушали. Надо же! У нее дома такого не было. Счастье. Счастье и тревога.
