Наконец, наступал черед бедняков; один за другим подходили они к королю, чтобы получить исполнение обета.

Но чем ближе он подходил к Риму, тем больше пресыщался он слезами, впрочем, в тех землях он был меньше известен, чем на Севере…

Исход путешествия превзошел все ожидания. Его Преосвященство папа принял кающегося, и король Кнут, как блудный сын, оделся в соответствующие случаю праздничные одежды, потом заклали откормленного тельца и можно было начинать торжество.

Король Кнут написал благостное письмо домой английскому народу и отправил его с епископом Люфингом сразу же после окончания коронации императора. Кнуту удалось обеспечить англичанам лучшие условия для торговли и паломничества на пути через Германию и Бургундию, да и папа согласился на изрядное уменьшение денежного взноса за получение архиепископского омофора.

Эмме он написал, что они с императором Конрадом стали такими хорошими друзьями, что пришли к соглашению помолвить своих детей, Генриха и Гуннхильд. Пока еще их чада не в том возрасте, чтобы пожениться, по крайней мере, малышка Гуннхильд, но день этот настанет, если оба будут живы и здоровы.

Эмма глубоко задумалась об этой помолвке.

Как бы там ни было, ее дочь однажды станет императрицей Священной Римской Империи!

Король Кнут поехал на Север со свитой императора Конрада и погостил в Ахене у своего вновь взошедшего на престол родича. А потом поехал не домой, в Англию, а в Данию.

Ему захотелось раз и навсегда выкурить Олава из Норвегии!

Примирение с Церковью было в этом случае очень важным. Теперь больше нельзя сказать, мол, на христианского конунга Олава, за свое усердие удостоенного великой похвалы самого папы, несправедливо идет войной датский король Кнут, над которым висит угроза отлучения. Наоборот, сейчас все властители, как мирские, так и духовные, считают, что не только король Кнут — истый христианин, но и притязания его на норвежскую корону справедливы. Ведь Норвегия по наследству досталась королю Кнуту. Кроме того, и сам папа начал понимать, сколь жестоко Олав поступает с норвежскими язычниками. Не только Кнут мог рассказывать папе о методах Олава, другие тоже подтверждали истинность его слов, заверяя, что тот лишь играет на руку язычеству, и папа Иоанн очень огорчился услышанным.

Кнут не просто сидел в Англии и оттуда наблюдал за победным шествием Олава по Норвегии. Сначала он пытался уговаривать и произносить хорошие слова и даже послал делегацию к Олаву. А та милостиво предложила Олаву стать вассалом Кнута в Норвегии, только сначала тот должен прибыть в Англию и принести Кнуту клятву верности. Кнут заверял, он хорошо понимает, что Хакон сын Эрика не может больше быть его человеком в Норвегии, по многим причинам, и прежде всего потому, что тот имел обыкновение приглашать к себе знатных замужних дам и принуждать их к прелюбодеянию.

Первая попытка закончилась постыдно. Олав резко ответил, что Норвегия — его страна по праву наследства. Неужели Кнут действительно верит, что сможет единовластно править всем Севером? Неужели он в одиночку собирается управиться со всей Англией? Но пусть сначала справится с последней, прежде чем пытаться заставить его, Олава, подарить ему свою голову или оказать какие-нибудь почести.

В ответ на это Кнут стал принимать всех недовольных норвежцев, наделять их дворами и ублажать подарками. А посланцы Кнута разъезжали по Норвегии и подкупали одного знатного человека за другим звонкой монетой или прекрасными обещаниями. Все гостившие у Кнута в Англии тоже не скупились на слова, рассказывая своим норвежским соотечественникам о богатстве и силе короля Кнута. К тому же, показывали свои подарки. Такого еще никогда не видели в Норвегии.

Дипломатическая миссия Кнута к новому шведскому конунгу, как известно, не удалась. Шведский король и норвежский были свояками — и тогда вспыхнула война, предшествовавшая убийству Ульфа.

Сейчас, после посещения Кнутом Рима, посеянное в Норвегии дало, наконец, урожай и притом богатый. Да и самому Олаву настолько удалось подорвать собственное положение в стране, что, когда датский король и его дружинники сошли на берег с пятидесяти судов, немногое мог противопоставить им Олав.

И Олав сдался без боя. Его предали все, и он бежал из страны через Швецию и Готланд в Новгород к своему зятю. Норвегия снова оказалась в руках Кнута. Формально норвежским конунгом его выбрали в Трондхейме.

Старое обещание следовало сдержать: Хакон, сын сестры Кнута, ставший ярлом в Англии после своего отца Эрика, был посажен наместником в Норвегии. Но сам выбор огорчил Кнута, поскольку в прежние времена, будучи в Норвегии, Хакон снискал себе дурную славу. Вскоре после своего избрания Хакон утонул. Слухи утверждают, что к этому несчастному случаю приложил руку и Кнут.

Во всяком случае, он тут же посадил своего сына Свейна в Норвегию королем-вассалом. Реально же норвежской правительницей стала мать Свейна — Альфива!

После смерти Ульфа Эмма очередной раз ударилась в «ханжество». Ей казалось, что и она частично замешана в событиях, приведших к убийству. Поэтому она считала своим долгом каяться вместе с Кнутом.

И попытка искупления греха выразилась в пожертвованиях церквям и монастырям.

Пока Кнут был в Риме, а потом в Дании и Норвегии, Эмма от имени Кнута подготовила восстановление церкви в Бери-Сент-Эдмундс, лежавшей в руинах после того, как через этот город проследовал Свейн Вилобородый. Кроме того, она заказала неслыханных размеров надгробье на могилу Эдмунда Железнобокого в Гластонбери. Первый «жест» — во искупление грехов отца короля Кнута. Второй, менее понятный для простых людей, хотя они и могли часто слышать упоминания королем Кнутом Эдмунда как своего «дорогого брата».

Во время своего паломничества, по совету Эммы, Кнут, где мог, покупал реликвии и отправлял их домой в Англию. А сейчас, возвратившись с победой над Олавом, он привез с собой двенадцать шкур белых медведей, дабы возложить их на алтарь в Кройлендском аббатстве.

Эмма встретила Кнута со смешанным чувством. Она гордилась достигнутым им, но одновременно ей было жаль своего крестника, «короля» Олава.

Самым же ужасным она считала то, что Кнут сделал Альф иву преемницей Олава. А ведь на самом деле было именно так, поскольку Свейн был еще слишком юн. Но что она могла сказать, сама «укравшая» датскую корону прямо из-под носа у Свейна и отдавшая ее Кнютте…

Хорошо хоть, что теперь Альфивы нет в Англии и она больше не сможет мучить ее ни своим присутствием, ни постоянными отъездами к ней Кнута. Лучшее, по крайней мере, случилось. Что хорошего в этой Норвегии? Так что даже хорошо, что она досталась Свейну Кнутссону и его непотребной матери.

На этот раз Кнут посчитал, что Эмма была хорошим «наместником» во время его отсутствия в стране. Главной ее опорой был Годвин, ярл Уэссекса. Тот несколько напряженно ожидал возвращения короля Кнута после убийства Ульфа. Ведь он был женат на сестре Ульфа, Гюте, и его можно было бы подозревать в участии в кознях Ульфа — даже если для подобных подозрений не имелось никаких оснований. Но король остался все также благосклонен как к Годвину, так и к Эсгрид. Так что сила Годвина даже несколько увеличилась.

Многие полагали, что регенство на время пребывания Кнута в Риме доверят Хакону Эрикссону, сыну сестры Кнута. Ведь Хакон был единственным норманном среди английских ярлов Кнута, по крайней мере, среди самых значительных. (Эйлиф, брат Ульфа, был заодно с Ульфом, хотя и не сообразил — или не захотел — переметнуться на другую сторону в последнюю минуту. Но Эйлиф никогда и не считался «сильным» ярлом.) Но то ли Хакон дурно правил на Севере, то ли после смерти ярла Эрика отношения между обоими родами испортились.

Когда Хакон сначала отбыл в Норвегию, а потом и утонул, Нортумбрия была отдана англичанину датского происхождения по имени Сивард. Он принадлежал к роду правителей Умбрии, правивших на севере еще прежде Кнута. К тому же, он женился на внучке ярла Утреда — и «старинный» круг замкнулся. В политической жизни Англии он мало чего мог добиться, но Кнут все же научился ценить этого твердого человека и считал Сиварда именно тем, кто в состоянии поддерживать порядок в самой беспокойной провинции Англии. Кроме того, Сивард был хорошим воином и мог защищать границы с Шотландией.