Восточный мотив У бурного моря можно плакать, Не боясь показаться смешным. Никто не заметит слёз, Никто не услышит рыданий. А море всё понимает — Минутную слабость простит. (Из Рыльского)
Сенокос 1 Гей, как встанет солнце над дубравой, Как на плёсе крикнут серы гуси И напьётся с трав росы холодной Перепелка на лугу зеленом, — Умываются косцы до солнца Чистою студеною водою Из глубокой голубой криницы, Точат косы, и далёко слышно Наостреней звонкую беседу. Ходит ветер яром да горою, Травы плачут, никнут под косою, Зверобои вянут на покосе… Ходит ветер, сушит белы росы. Словно журавлиный клин по лугу Наплывает ровно и спокойно, Косари шагают друг за другом, Белым войском плавно выступают. Пот лицо росою омывает, Заливает очи, словно слёзы, Клевер густо падает под ноги, Долу клонит красные головки. Гей земля, праматерь хлебороба, Опоясанная синими ручьями, В травяном повойнике высоком, В кружевной китайчатой запаске, В плахте, сплошь усыпанной цветами, Ты неси, перенеси на крыльях Косарей от края и до края! Гей ты, ветер, парубок певучий, Паренёк певучий да весёлый, Ты суши скорее красный клевер, Продувай высокие покосы! Гей ты, солнце, государь премудрый, Ты, небесный золотой владыка, Ты провяливай скорее клевер, Поливай душистыми медами, Прикрывай горячими руками От дождей, от лютой непогоды! Гей вы, тучи, турки-янычары, Вы ордой не мчитесь на облогу, Не пугайте косарей напрасно, — Вы идите на море, за горы, Дожидайтесь там лихого часа! Как заходит солнце за дубраву, Как на плесе замолкают гуси, Косари домой спешат лугами К ужину, к беседе задушевной. 2 То не рыба в море разгулялась, Не павлины в небеса взлетели, Разбрелися девушки с граблями По сухим дурманящим покосам. Ясная вода, краса младая, Что ушла ярами да гаями, Разливайся речкой голубою, Раздавайся песней удалою Над покосами луговыми! Словно звёзд на небе на Петровки Тех копён, как звонницы высоких, По лугам душистым разбежалось. Но яснее звёздочек погожих, Но стройнее звонниц лебединых Девица похаживает лугом, Жалуясь родной своей сестрице: “Ой, сестра, ты, мята луговая, Ты, в гаю кукушка на калине! Грусть-кручина вьётся возле сердца, Как гадюка, сердце обвивает”. А сестра ей: “Бедная сестрица, То не горе – молодость играет, То сжимает сердце не гадюка — Черны очи опалили сердце, Прямо в твою душу заглянули”. Пролетает галка над оврагом, Стадо возвращается из леса, Над рекою разлилась, как речка, Удалая молодая песня. Ты кого высматриваешь, ищешь, Отчего ты, молодец, не весел? Или ты не видишь – красный клевер Смётан – в копнах, ровных и высоких, И домой торопятся сестрицы, Две сестрицы, легкокрылы птицы. «Рифмуются прекрасно…» Рифмуются прекрасно Поля и перелески, И облака с лазурью, И небеса с землёй. И лишь поэта с жизнью, Вокруг него кипящей, Как две строки созвучных, Не хочет видеть век. Поэт в разладе с миром. Какая доля злая! Поёт – его не слышат, Молчит – его не ждут: Не ручеёк в сугробе, Не жаворонок в небе… Как трудно рифмоваться. Не то, что рифмовать. «Остались от любви моей к тебе…» Остались от любви моей к тебе Два-три стиха – одна строка в судьбе. И те стихи живут – им дела нет До наших “да” и “нет” и прочих бед. Большой любви не нужно для стихов. Для них довольно сущих пустяков: Трёх поцелуев да десятка фраз — Не больше и не меньше. В самый раз. Сверхзадача Играть себя – дурная роль. Тоска – классическое чувство, Но ты не прав, любезный друг. Когда возводишь в ранг искусства Патологический недуг. Когда, на сцене угасая, Стоишь, подъемля взор горе… Какая сила роковая Тебя подвигнула к игре? Неужто боль? Но, Боже правый, Здоровых нет среди людей, И этой горестною славой Не должен хвастать лицедей. Искусства смысл и сверхзадача Художника, Любезный друг, Стерев с лица гримасу плача, Войти с улыбкой в светлый круг. |
