Пока Брегг произносил свою взволнованную тираду, Холмер лишь молча жевал губами.

— Если я правильно понял вас,— сказал он, когда Брегг замолчал,— вы пытаетесь запугать меня?

— Я просто даю вам добрый совет,— Брегг встал.

— Благодарю вас, я подумаю над вашим советом,— сказал Холмер,— а теперь...

В эту минуту в дверь постучали.

— Войдите,— крикнул Холмер.

В каюту вошел Шмелев.

— Надеюсь, я не помешал? он посмотрел на взъерошенного Брегга.— Понимаю, единение науки и печати. Вот и я только что беседовал с Озеровым.

— Нет,— заговорил Холмер,— мы обсуждали не научные вопросы. Просто мистер Брегг просил меня написать статью о пользе сотрудничества ученых разных стран. Я выполнил его просьбу. Не так ли, мистер Брегг?

— Извините, господа,— пробормотал журналист,— меня ждет коллега. A вас, мистер Холмер, я настоятельно прошу подумать о моих советах.

Брегг торопливо вышел.

— Слушайте, Холмер, — озабоченно заговорил Шмелев, — наш друг Левер не выходит, лежит в каюте и просил, чтобы я привел вас. Дело серьезное. Он получил анонимную телеграмму.

— Что за телеграмма?

— Я ее не читал, но Левер в страшном волнении, говорит, что научная группа должна немедленно собраться.

— Странно,— задумчиво проговорил Холмер, надевая пиджак,— что могло произойти?

— Чем быстрее мы пойдем к нему, тем скорее узнаем.

Они вышли из каюты и направились к апартаментам Левера, У лифта Холмер задержался.

— Идите, Шмелев. Через три минуты я вас догоню. Я кое-что забыл в каюте.

Шмелев продолжал свой путь, а Холмер вернулся назад, но, не дойдя до двери своей каюты, свернул налево и вскоре оказался на телеграфе. Протянув в окошечко второй экземпляр рукописи, он сказал телеграфисту:

— Отправьте это в Нью-Йорк, в редакцию газеты «Дейли уоркер», адреса не знаю. Расходы запишите на мой счет,— и он назвал номер каюты.

Выйдя из зала, Холмер твердым шагом направился в каюту Левера.

Наступил предпоследний день пути. На следующее утро «Атлантида» прибывала в Мельбурн.

В связи с этим на корабле царило необыкновенное оживление. Вся команда драила, подкрашивала и без того сверкающий лайнер.

Дамы из первого класса, загоняв своих и корабельных горничных, без конца примеряли туалеты, в которых собирались сойти на берег.

Мужчины доигрывали последние партии в теннис, в шахматы, в бильярд.

Даже пассажиры последних классов оживились. Там слышался смех, громкие разговоры — мучительному переезду подходил конец.

И только в телеграфном зале ничто не менялось. Здесь никого не интересовало, что происходит снаружи — шторм или качка, солнце или ливень, в Средиземном ли море корабль, или на подходе к пятому континенту. Даже если б корабль тонул, и тогда, наверное, сидящие в этом зале озабоченные джентльмены продолжали бы заниматься своими денежными делами. «Атлантида» войдет в мельбурнский порт, и они перекочуют в здание мельбурнской биржи, только и всего...

Озеров в тот день с утра был на палубе. Он радовался окончанию пути, свиданию с Австралией и вместе с тем жалел, что путешествие уже кончалось.

Кончались океанские зори с золотистой водой, с зелено-голубым небом, стремительно светлеющим, выталкивающим тяжелое красное солнце; кончались ослепительные тропические дни с молниеносными неистовыми ливнями, со сверкающим до боли в глазах океаном, с дельфинами, резвящимися у борта; кончались южные ночи то непроглядно-темные, то светлые от миллионов ярких звезд, от громадной Луны, от алмазного Сириуса. Уйдут в прошлое запахи океана, соленых ветров, смолы и горячей палубы. И вся эта увлекательная, разнообразная корабельная жизнь тоже, наверное, никогда не повторится.

Для всех на этом корабле конец пути что-нибудь означал, знаменовал какой-то этап.

Для Левера и Холмера — начало серьезного дела, для Маккензи — час величайшего триумфа, для Шмелева — еще одну (какую уже в жизни!) задачу, которую следует решить.

Для капитана — еще один рейс, приближающий его к пенсии, для кочегара — возможность отложить еще десяток фунтов, чтоб скорее уйти с этой изнурительной работы.

Для Брегга конец пути означал неминуемый скандал с Озеровым, что даст ему возможность подняться на следующую служебную ступеньку.

Для Мари Флоранс — решающий поворот в жизни...

Накануне, вернувшись в каюту, она нашла очередную записку: «Остался один день. Последнее предупреждение. Сергей». Мари больше не боялась — решение было принято. И когда Озеров встретил ее на палубе, он не мог не удивиться. Она еще никогда не была такой красивой! Волосы, заброшенные густой волной за плечо, развевались, словно флаг за кораблем, глаза отражали небо и были оттого еще синей и глубже.

Мари весело рассмеялась, заметив откровенное удивление на лице Озерова.

— Что это вы на меня так смотрите, коллега? Я вам не нравлюсь?

— Наоборот, я поражаюсь, что так долго не замечал, какая красавица живет рядом со мной на корабле!

— Даже в одном коридоре,— в голосе Мари звучал упрек,— в соседней каюте.

— А нельзя ли узнать,— поинтересовался Озеров,— почему именно сегодня вы такая особенно красивая?

— Отгадайте!

— Знаю! Маккензи сделал вам предложение! Нет? Компания решила переименовать «Атлантиду» в «Мари Флоранс»? Опять не угадал? Ах, какой же я дурак — вас ждет в Мельбурне жених...

— Нет! — энергично запротестовала Мари.

— Тогда возлюбленный...

— У меня нет возлюбленного, — Мари совсем близко подошла к Озерову.— И никогда не было.

— Не хотите же вы сказать...— Озеров недоверчиво посмотрел на нее.

— Нет, конечно,— Мари покраснела, но не опускала глаз.— У меня в жизни были мужчины. Я просто хотела сказать, что не было среди них любимого.

Разговор принимал опасный оборот, и Озеров поспешил переменить тему.

— Вы долго пробудете в Мельбурне, Маша?

— Не знаю... это зависит не от меня.

— Надеюсь, нам еще доведется встретиться здесь?

— Здесь,— ответила Мари,— или в другом месте...

— Так, значит, вы все-таки приедете к нам, в Советский Союз? Хотите, я вам дам свой адрес? Запишите.

Мари отрицательно покачала головой.

— Не надо, если приеду, я сама вас разыщу.

Они провели весь этот день вместе. Гуляли по палубе, купались, загорали, посмотрели кинофильм, посидели в кафе у бассейна, в том самом, где познакомились, и, конечно, постояли на смотровой площадке на корме. Говорили обо всем. О путешествии, о фильмах, о других пассажирах, о науке, об австралоантропе, о меню, обо всем, кроме главного…

Озеров понимал, что искусственными были сегодняшние веселье и беззаботность Мари. Мелькнула неприятная мысль: как она умеет скрывать свои чувства, притворяться! Какой это опасный человек. А вот сама-то она, Мари, хотела сделать в отношении его подлость или нет? Вначале — конечно. А позже? Очень хотелось верить, что нет. Потом он подумал: а могла ли она поступить так, как желала. Что-то мучает сейчас Мари, что?..

Был уже поздний вечер. Настала пора расставаться. На следующий день корабль должен прийти в порт рано, будет суета и вряд ли удастся как следует попрощаться.

— Но все же мы завтра скажем друг другу «до свиданья»? Да, Маша? Я буду ждать вас у бассейна, минут за двадцать до прихода. Пожмем друг другу руки — и в дальний путь на долгие года, как поется в одном нашем романсе.

— Да, конечно, я бы не хотела покинуть корабль, еще раз не повидав вас,— сказала она, зябко поеживаясь.

— Вам не холодно? — спросил Озеров.— Пойдемте, я провожу вас.

— Нет, еще минуту,— она вцепилась в его руку, — это от волнения…

— От волнения? — Озеров вопросительно посмотрел на собеседницу.— А из-за чего вам волноваться, Маша?

— Вы не догадываетесь? — она заглянула ему в лицо. От ее веселости не осталось и следа. В глазах — тоска, страх, мольба.