— Серьёзно?

Я кивнул.

— Когда ты узнал об этом? — спросил он.

— Они позвонили мне сегодня чуть раньше.

— Ты мог мне рассказать!

— И дать тебе ещё один повод потрепать мне зад?

— Это серьёзно!

— Без шуток.

— Не знаю, что они собираются искать.

— Я тоже.

— И ты не злишься из-за этого?

— Любой ублюдок может позвонить чёртовым нацистам в ДСО.

— Вот дерьмо, — воскликнул он, садясь на кровать рядом со мной.

Действительно.

— Какого чёрта ты не рассказал мне об этом? — вдруг потребовал он.

— Уверен, я только что рассказал, — ответил я.

— Раньше!

— Это не совсем главное событие моей жизни, — произнёс я.

— Но мы в этом вместе, Вилли.

— Разве?

— Конечно. Мы команда, здоровяк! Как много раз я должен сказать тебе это?

— Столько же раз, сколько я должен сказать тебе, что мне не нравится, когда меня называют “здоровяк”?

— Ты предпочтёшь, чтобы я называл тебя “приятель”? Или “Кларенс”?

— Я тебя понял.

— Это серьёзно, Вилли.

— Я знаю. “Здоровяк” это как… буч*. Мне реально не по себе.

*Буч (англ. butch) и фэм (фр. femme) — термины сленга ЛГБТ-сообщества, клише для обозначения ролей в лесбийских отношениях. Деление лесбиянок на «активных» бучей и «пассивных» фэм начинается в конце XIX — начале XX века, когда многие дамы высшего света имели романтические однополые связи.

— Визит ДСО, жополиз!

— Жополиз?

— Твоя племянница постоянно так говорит.

— Мэри?

— Ага.

— Она забавная. Лизать зад на самом деле очень весело.

— Вилли!

Он вытащил свой телефон.

— Кому ты звонишь? — спросил я.

— Адвокату моей мамы. Можешь поблагодарить меня позже.

— Так поздно ночью?

— Поэтому ему платят большие бабки.

Глава 20

Это опасно?

Когда по радио зазвучал прогноз погоды, в самом начале шестого часа утра, Джексон подскочил с кровати и крикнул мне вставать. Потянувшись, чтобы нажать аварийную кнопку на радио и заглушить его, я увидел, что Ной снова пробрался в нашу кровать и сейчас лежал между нами, блаженно отключившись от мира.

— Это торнадо? — требовательно спросил Джексон, накидывая свой халат.

“…в округах Ли, Монро, Понтоток и Юнион до пяти вечера. Повторяем: объявлено предупреждение о надвигающемся торнадо в следующих северо-восточных округах штата Миссисипи… “

— Как много раз я должен рассказывать тебе разницу между предупреждением и оповещением? — спросил я. — И ты называешь себя южанином.

— Я не называю! Мне разбудить его?

Он опустил взгляд на Ноя.

— Предупреждение о торнадо значит, что “условия хорошие” и всё такое, — сказал я. — Мы получаем много предупреждений, но они не много значат, и лучшее, что ты можешь сделать прямо сейчас — это вернуть свою задницу в кровать и дать мне продемонстрировать тебе немного любви.

— Это безопасно?

— Если использовать презерватив, да, вполне.

— Я имею в виду торнадо!

— Нет, они совсем не безопасные.

Диктор по радио напомнил нам, что: “Когда ревёт торнадо, оставайтесь в помещениях!”

— У нас будет торнадо или нет? — спросил Джексон.

— Условия хорошие. Бла—бла—бла. Холодный погодный фронт встречается с горячим погодным фронтом. Образуется воронка. Вэм, бэм, спасибо, мэм. Простите за эти трейлеры. Мы точно в центре Аллеи торнадо. Что поделаешь?

— Значит, это безопасно?

— Мы можем ускользнуть в ванную. Он глухой, знаешь ли. Он ничего не услышит.

— Мы должны готовиться к визиту ДСО! — огрызнулся он. — Ты когда-нибудь думаешь о чём-то, кроме секса?

— Нет, пока в этом нет необходимости, — признался я, ложась обратно на кровать и вздыхая.

— Почему он снова в нашей кровати?

— Обязательно выкручивать мне яйца по любому поводу?

— У меня такое чувство, будто в этом браке три человека, — парировал Джексон.

— Ты только сейчас это понял?

— Я серьёзно, Вилли!

— Не говори мне, что я не дал тебе понять совершенно ясно, что Ной всегда будет под номером один в списке моих приоритетов. Мы идём в комплекте, Ледбеттер.

— Я не знал, что он будет спать в нашей кровати!

— Он не спит в нашей кровати. Ну, не постоянно. Ладно, в последнее время он вроде как много спал в нашей кровати. Он ведёт себя странно. Прости ему его слабость.

— Нам нужно поговорить об этом визите, — рассеянно произнёс он. — Дом должен быть чистым, и всё должно быть безопасным и благоприятным для ребёнка. Тебе придётся помочь ему убраться в его комнате. Я знаю, ты пытаешься заставить его делать это самостоятельно, но тебе придётся сегодня сделать исключение. Они такое и ищут — грязные комнаты, когда люди не заботятся о вещах, это улики пренебрежения.

Я слушал молча.

— Если они приходят с визитом, это означает, что у них есть причина верить, что Ной может быть под серьёзной угрозой от чего-то или от кого-то. Если нам повезёт, они выяснят обратное и продолжат заниматься своими делами. Я не знаю, что они надеются найти, но они должны прорабатывать свои сообщения. Для этого они существуют.

— Откуда ты так много об этом знаешь?

— Я работаю с детьми, — сказал он, бросив на меня взгляд. — Я сам несколько раз звонил в ДСО. Это моя работа. Если я вижу что-то, что не выглядит правильным — необъяснимые травмы, или странные отметины, или даже если ребёнок выдает странные комментарии…

— Например?

— Например, если какой-то ребёнок спрашивает меня, хочу ли я увидеть его пи-пи.

— Прости?

— Дети не делают такого, пока им этого не покажешь. А потом они думают, что ведут себя нагло, и говорят такие вещи. Хвастаются.

— У тебя были дети, которые так тебе говорили?

— Я видел маленькую девочку пару недель назад. Когда я зашёл в смотровую, чтобы измерить ей давление, она спросила, хочу ли я, чтобы она сняла трусики, чтобы мы могли поиграть. Я спросил, почему она так сказала. Она ответила, что её папочка всегда просит её об этом.

— Господи.

— Дети такие. Они не знают, как говорить об этом, и просто выпаливают что-то. А ещё есть дети, которые не говорят совсем ничего, будто они в ужасе. Это те, чьи родители стоят прямо там, наблюдают и слушают каждое слово. Я стараюсь не быть параноиком, но иногда ты просто знаешь… просто можешь сказать, глядя на ребёнка, посмотрев в глаза, что что-то происходит. Может быть, ты не знаешь, что. Может быть, физическое обследование не покажет совершенно ничего. Но ты просто знаешь. Ты просто можешь понять, что ребёнок хочет что-то сказать, но не знает, как это сказать или объяснить, или рассказать тебе. Такие вещи и ищет ДСО. Что-нибудь из ряда вон выходящее. Любой странный маленький комментарий. Что-то, что просто не складывается. Они смотрят на ребёнка, но также смотрят на взрослых в доме. Может быть, есть кто-то с приступами агрессии. Или с проблемами с алкоголем. Кто-то, кто жесток, или зол, или психически болен. Они обойдут весь твой дом в поисках чего-то, что могут использовать против тебя. Поэтому ты должен убраться в его комнате. И холодильник — мы должны убраться в холодильнике.

— Холодильник в порядке!

— Там остатки пиццы, наверное, двухнедельной давности. Это антисанитария. Если Ной съест их, то может получить пищевое отравление.

— Ох, я тебя умоляю.

— Мы должны проверить сроки годности на всём, даже на консервах, убедиться, что ничего не испорчено. Бытовая химия должна быть вне досягаемости ребёнка.

— Мы уже сделали это.

— Но лучше всё перепроверить. И не удивляйся, если они опросят соседей, или твою маму, или твоих коллег и Бог знает кого ещё.

— Они будут говорить с моей мамой? — недоверчиво спросил я.

— Возможно, — кивнул он.

— Значит, мама должна поручиться за мои навыки в воспитании ребёнка? Она по-прежнему надеется, что я брошу тебя и женюсь, чтобы у Ноя могли быть мама и папа.