«Я – страждущий Амнон, пусть приведут Тамар…» 1 Я – страждущий Амнон, пусть приведут Тамар: я в плен попал страстей, в тенета женских чар. Эгей, скорей друзей гоните что есть духа бежать и привести такою мне Тамар: 5 в венце, стан обернув в златую паутину, в руке бокал вина – лозы веселый дар — пусть напоить войдет, я ей скажу: утешь! Огонь коробит плоть – о, потуши пожар! «Жестока боль, плоть мою круша…» 11 Жестока боль, плоть мою круша. Изошел я, жизнь мне нехороша — где душе сокрыться, в какой тиши, где отдохновенье найдет душа. 55 Дабы дух казнился и чахла плоть, подошли втроем, как для дележа: Грех, Недуг, Одиночество – кто их рук — кто кольца их рук не бежал, дрожа? Океан я им? Я морской им змей? 10 Кость моя им медь, железо ножа? По чьему ж наследству меня гнетут эти трое, алчущие платежа? Почему ж за грех я один терплю, А с других не взыщешь Ты ни гроша? 15 Вот мой труд, смотри! Вот страданье мое — Ведь – орел плененный моя душа, ведь я раб Твой, мне отпущенья нет, век живу я – волей Твоей дыша. Ночная буря 1 Тот я, кто, меч нацепив на бедро, в рог протрубил, что принял зарок, — он не из тех, кто с пути своего отвернет, малодушия не поборов, 5 ибо мудрость звездой путеводной избрал, юн когда еще был и младобород, что с того, что дел его выжег сад — вор времен, жесточе всех воров. И тогда б он выстоял, кабы дней, 10 дней ублюдки не заступили дорог, что ведут к началу Зла и Добра, к основанью, Разум, твоих даров. Только помни: могилы не переступив, сокровенных достигнуть нельзя миров. 15 Серебро лишь мысли блеснет впотьмах, как заря приходит взыскать оброк. Жив? – В погоню мысли встань в стременах, день покуда топчется у ворот, ибо дух мой – времени не слабей, 20 и пока в седле я – храню зарок! Но всегда настигнет, о други, нас в роковой наш час беспощадный рок. В эту ночь невинна небес ладонь, Ясный луч луны навестил мой кров, 25 пробудил от снов и повел вперед по дороге, выстланной серебром, и за свет его я болел, как тот патриарх, чей первенец нездоров. Тотчас ветр двинул армады туч — 30 На луну навел парусов их рой, застил лунный свет, скрыл дождем косым, пеленою лег, как на лик покров, точно месяц этот уже мертвец, облака – могила, могильный ров: 35 Бен-Беор, тучи плачут над телом твоим — Так Арам рыдал, ибо мертв пророк. Полночь вышла в латах чугунной тьмы — но молниеносно пробита бронь! И кривлялись молнии в высоте — 40 над бессильем тьмы издевался гром — нетопырь летит так крыла воздев — мышь летучая – тьму гоня ворон. В кулаке Господнем моя душа — положил свободе Господь порог, 45 дух мой взял в железа – пускай в ночи пробудится дух, как в плену герой, чтоб не звал, о други, я лунный свет, что пожрал затменья бездонный рот, или, свет ревнуя к душе моей, 50 мрак – свет лунный спрятал под свой покров, чтоб я в новолунье не ликовал, как от ласки царской – холопский сброд! Ты в поход, вояка, – так в прах копье. Ты в побег – паденья тебе урок. 55 Хоть в Сиянья Храме от своры бед попроси приюта – настигнет рок. Уходя из Сарагосы
Это одно из его прекрасных и длинных стихотворений, которое он произнес, покидая (навсегда) Сарагосу. Арабская надпись, предваряющая это стихотворение в сохранившемся списке «Дивана» Шломо ибн-Гвироля 1 Язык к гортани прилип – ни звука горлу – хрипы одни, и – сердцекруженье – то боль и горе зажали в клешни, 5 к очам моим поднялись и стали бессонны они. Так доколь уповать? Доколь полыхать вам, гнева огни? кому излиться, кому 10 рассказать, как несносны дни! К кому припасть мне – утешь! руку помощи протяни! Я бы сердце свое пред ним расплескал – а расплесни 15 Боль – да и отойдет душа от горестей чертовни. О, утешь! разве стон души не покроет штормов грызни. И – что сердце? – размякнет лал, 20 в мой позор его окуни. По-твоему, жив я? – живя средь быдла такого, что ни в жизнь – правую не отличат от левой своей пятерни? 25 Издох я? В пустыне? Ан нет! Мой дом – яма, в нем хорони того, кто юн, нищ, одинок, без друга, да и без родни (пожалуй, что Разум один — 30 кому прихожусь я сродни)… Я слезы мешаю и кровь с вином, – горше нет стряпни! Друг, жажду тебя! но – глотком предсмертным – утешат ли дни, 35 иль с грезой меня развела рать ангелов в блеске брони! Здесь всем я чужак, я живу средь страусов, средь болтовни жулья – я, чье сердце под стать 40 мудрейшим, я – и они! Один – жлоб. Злой аспид – второй: вот яд, мол: ну-ка лизни; |
