Начитались Бердяевым вы б —

хохотали б безумно. Как выпь.

Не русский классик я! Затем, что не хочу

всобачить в прозу междометье «чу»!

Что значит повзрослел! Наверняка

стошнит от матушки парного молока!

Говорят: поэтессы жеманны.

А ведь это лишь enjambement’ы.

Раз «бедность не порок», то что тогда порок?

На завтрак пожирать любовницын творог?!

Того, кто произнес: «Поэт должóн страдать» —

найду в аду. Чтобы по рылу дать.

Докатился – с утра alter ego дерзит:

«Паразит», – говорит, – «паразит!..»

О, почему мне грудь стесняет грусть,

хотя я регулярно брою грудь?!

Ночь напролет, как псих, читал «Дао дэ цзин».

Открылись чакры. Стыдно выйти в магазин.

Сначала отключают свет и воду,

потом белки, жиры и углеводы.

По причине геморроя

князь отъехали в Карлсроэ…

По причине почечуя —

князь отъехали в Карлсруэ!

Прискорбный случай с этой, с зобом —

считать всего лишь эпизодом.

«Поэзия должна быть глуповата» —

у них, в России – вроде постулата.

Ах, где мне взять такую карму,

чтобы вольер и корм шикарный?

Вести из леса:

догнала черепаха Ахиллеса.

Сел за долги в тюрьму Оскар Уайльд.

А мне бы полагался Бухенвальд.

Что счеты к свету, что за свет счета —

«Mehr Licht!». И Гете тоже так считал.

…я не Зайчик по крови своей,

и меня только равный убьет.

Изменяет ли Генделев, сца,

выраженье смешное лица?

С Бар-Селлою. То-се… Вдруг входит Майя.

Бар-Селла в краску. Ничего не понимаю!

У Гробмана один, но крупный недостаток —

остаток.

Ну, хадж свершил в Москву. Ну, любопытства для

на минареты посмотрел Кремля…

Увидел в микве Губермана.

Полез за словом. Не нашел кармана!

Земную жизнь пройдя до половины,

дошел: вокруг одни раввины!

Рай: Зайчики – в полях. Все Окуни – в пруду.

В эфире – я! Под псевдонимом «Какаду»!

Я проснулся утром рано.

Абсолютно нету праны.