— И что я ему отвечу?

— Что мы уже почти закончили, и я жду с ним встречи. Скажите ему.

Голос Бонда был прерван автомобильным гудком. Из подъехавшего «Роллса» высунулась Хани и помахала ему рукой.

— Скажите ему, что я хотел бы знать, что происходит.

М. так и не позвонил, а Бонд вернулся в отель поздно вечером. В сопровождении Ханичайл, которая выглядела весьма довольной. Оказалось, что они рыбачили в открытом море. И поймали рыбу-меч длиною в восемь футов*

//почти два с половиной метра//.

— Никогда не знал, что вы любите рыбачить, — сказал я Бонду.

— А я и не люблю, — ответил он. — М. не звонил?

— Нет.

— Странно. Интересно, что сказал бы Ян, если б его заставили рыбачить после ухода на пенсию.

— А кто говорит об уходе на пенсию?

— Я. Меня уже достаточно долго здесь маринуют, решая, возвращать на службу или нет. Спасибо вон — госпоже Шульц — помогает мне коротать время.

— То есть вы рыбачили с ней со скуки?

— Скука? Возможно. Но сейчас мне не более скучно, чем было бы в Лондоне в ожидании принятия аналогичного решения моего начальства, и уж тем более не так скучно, как это было после отъезда Тиффани в 1955 году. Вот тогда это действительно была смертельная скука.

Флеминг охарактеризовал тот период жизни Бонда как унылый, «липкие щупальца которого обвили шею Бонда и медленно душили его». Отчасти это действительно было связано с отъездом Тиффани, но с другой стороны Бонд понимал, что это было и расплатой за тот стиль жизни, который он вёл. Его организм работал на износ, задания требовали железных нервов и неимоверных мускульных усилий, и это не могло на нём не сказаться. Поэтому он пересмотрел своё отношение к унылости, считая её уже непременным атрибутом своей жизни, а не чем-то из ряда вон выходящим, из-за чего следует расстраиваться и нервничать.

Турецкая миссия Бонда, описанная в романе «Из России с любовью», была важна для него с нескольких точек зрения. Во-первых, избавляла от той самой скуки. Во-вторых, давала ему шанс вновь поквитаться со СМЕРШ. А в-третьих, стала переломным моментом его карьеры. Флеминг описал её в своём произведении настолько подробно, что в один момент М. даже пригрозил закрыть проект, ссылаясь на закон о государственной тайне. Дело в том, что представители СМЕРШ действительно задумали вовлечь Бонда в тщательно спланированный ими шпионский скандал — приманкой должны были послужить девушка Татьяна Романова (сотрудница МГБ) и шифровальная машина «Лектор». По поручению М. Бонд поехал в Стамбул, встретился там с девушкой, переспал с ней, поверил в то, что она в него влюбилась, а затем, по пути их следования в Лондон в «Восточном экспрессе», расправился с профессиональным киллером по фамилии Гранитский (он же Донован Грант).

Операция вновь стала неудачей для СМЕРШ. Но страшная правда заключалась в том, что ещё до её начала представители данной организации прознали про суть обмана книг о Бонде. Кое-кто поговаривал, чтобы обнародовать данный факт, однако генерал Грубозабойщиков, переживший Сталина и Берию, хорошо понимал, чем может для него обернуться факт признания им собственной легковерности. Многие его коллеги поплатились жизнями за гораздо меньшие ошибки. И поэтому он поступил так, как поступил бы любой другой профессионал его уровня: вынес все документальные доказательства существования Бонда на задний двор главного здания СМЕРШ и сжёг их дотла. И одновременно с этим разработал вышеописанную схему его ликвидации. Вот как на самом деле зародился этот замысел. Вот почему для этой цели был приглашён боец такого уровня, как Гранитский, и вот почему победа над последним стала для Бонда таким триумфом.

После неудачи с Гранитским СМЕРШ не оставлял попыток. Следующий сюрприз ждал Бонда в Париже в отеле «Ритц» — на сей раз это была шпионка Роза Клебб, замаскированная под миловидную старую леди — любительницу вязания. Тогда остриё каблука её туфли, начинённое ядом японской рыбы-иглобрюха, всё же настигло его. Но благодаря своей выносливости (а может быть, и низкому качеству советского фугу в том году), Бонд выжил. Операция по его ликвидации начинала выходить из-под контроля. Он всё ещё не умер, а СМЕРШ уже потерял Оборина, Гранитского, и вот теперь — Розу Клебб. «Ну и пусть остаётся лишь литературным персонажем романов Флеминга, — подумал Грубозабойщиков. — Зачем его разоблачать, зачем пытаться убивать, если вон какие потери. Кроме того, он и так едва жив после отравления фугу. Да и документальных доказательств его существования уже нет».

Сложилась парадоксальная ситуация, когда и британская, и советская стороны стремились к сокрытию факта существования данного агента. Это обезопасило Бонда от дальнейших нападок советских спецслужб. Однако утешало это мало — физическое состояние 007 действительно оставалось неважным. Флеминг даже подумывал отказаться от дальнейшего развития книжной эпопеи своего героя. Летняя ипохондрия Бонда была не просто ипохондрией — она была следствием годами накапливавшейся в его организме усталости, а напряженность турецкой миссии (повышенные сексуальные потребности Татьяны Романовой и схватка с ужасным Грантом) вымотали его окончательно. Поэтому он и пропустил тот опасный укол от Розы Клебб.

Однако ошибся на том задании не только он. Рене Матис — его коллега из Второго бюро — также допустил оплошность. Прежде чем отправить в главный офис шпионку Клебб в корзине для белья, он должен был обыскать её. Он этого не сделал. Женщина проглотила спрятанную на ней капсулу с цианидом, и по приезду в главный офис Второго бюро её обнаружили мёртвой.

После случившегося Бонд провёл некоторое время в небольшой частной клинике в Париже — тщательно охраняемый и в состоянии медикаментозного сна. По его словам, первыми симптомами действия яда были адская боль и чувство нехватки воздуха. Однако он не впал в беспамятство, и своим спасением фактически был обязан Матису — тот стал делать ему искусственное дыхание ещё до того, как подоспел врач. Поначалу были опасения, что яд вызовет необратимый паралич или угнетение нервной системы. Однако этого не произошло — организм Бонда оказался чрезвычайно выносливым. Спустя две недели на специальном самолёте королевских ВВС его доставили в лондонскую клинику, где ведущие медики страны признали его полностью восстановленным. И М. (который так и не навестил его) всё ждал, когда он вновь приступит к своим обязанностям. Однако это оказалось непростым. Бонд морально был не в состоянии работать. Им вновь овладела апатия, кроме того, никаких близких людей, к которым он мог бы обратиться за психологической поддержкой, у него уже не осталось. Татьяна Романова полностью исчезла из его жизни (после долгих допросов она изменила своё имя и уехала в Австралию — куда именно, Бонд не знает), а тётя Чармиан уехала в Суссекс. Единственным человеком, который поддержал его в то трудное для него время, был врач-невропатолог, консультирующий сотрудников Секретной службы, — Джеймс Мэлони. Именно он вернул его в нормальное жизненное русло. Они так и остались друзьями, и Бонд до сих пор относится к нему, как к священнику.

Когда Мэлони впервые посетил Бонда, тот уже был выписан из клиники. Доктор с трудом уговорил обеспокоенную Мэй впустить его к нему. Бонд был обеспокоен не меньше своей домохозяйки — за последнее время он слишком часто видел докторов. Однако сэр Мэлони оказался первым, кто принёс ему выпить. Они разговорились, и неожиданно для себя Бонд рассказал ему всё — о своём детстве, о молодости и о родителях. Сэр Мэлони стал первым человеком, который узнал о Бонде больше, чем кто-либо.

— Вы — пуританин-романтик, — сказал он ему под конец. — И поэтому в постоянном конфликте с самим собой.

— То есть я так и не повзрослел?

— Нет. И не повзрослеете, пока не разрешите ваш конфликт. А тот стиль жизни, который вы избрали, лишь усугубляет его.

— То есть?

— Одна часть вас, доставшаяся вам от отца, стремится к упорядоченности — это видно по вашей квартире и по тому, как вы одеваетесь. Другая — доставшаяся от матери — протестует против такого порядка. Это заставляет вас от него убегать. Но проблема в том, что делать это вы можете только упорядоченно — во время своих заданий. В этом и состоит вся суть конфликта.