А. приезжает в столицу, с виду она опять-таки примитивна, построена вокруг массивной скалы, на вершине которой высится дворец правителя, крепость в форме куба, с голыми стенами без окон, с асимметрично расположенными бойницами; на скале лепятся дома, один над другим, карабкаясь все выше, там же и несколько дворцов самой примитивной постройки, вниз по скальным уступам сбегают крутые улочки. А. получает приглашение во дворец иерарха здешней церкви; это богослов, которому больше ста лет от роду, он радушно принимает А. и просит располагаться во дворце. Религия страны представляет собой странную разновидность христианства, вернее смесь христианства с каким-то неведомым, должно быть местным, культом, здесь верят в шестиединого бога, то есть в единство Бога Отца, Бога Сына, Бога – Святого Духа, а также бога святой Энергии, Бога Святой Материи и Бога Святой Пустоты, этих трех последних полагают также сущностями Бога, так что сущность Бога сложена из шести сущностей. Однако глава диковинной церкви не какой-нибудь тупой догматик, чего поначалу опасался А., отнюдь нет, достопочтенный теолог излагает свое учение с едва уловимой, исполненной смирения иронией, учтиво, словно он считает своим долгом просветить иностранца относительно необычной, причудливой особенности здешней жизни. По-видимому, больше, чем церковные догматы, иерарха волнует судьба несчастного народа, о чем он заводит разговор с А. на первой же данной тому аудиенции. Взяв гостя за руку, он ведет его в зал. Здесь собрались политики страны, тайный парламент, как выразился глава церкви: консерваторы, реформаторы, революционеры, идеалисты, атеисты, анархисты. Теолог представляет А. и открывает собрание. Каждый высказывает свое мнение, взгляды противоречат друг другу, теолог ни словом не выражает своего к ним отношения. Очевидно, он является вождем оппозиции, но очевидно и то, что он не способен направить разнообразные течения в единое русло, он слишком неискушен в политике и слишком простодушен, однако оппозиционеры сплачиваются вокруг него, ибо благодаря своему статусу он обладает неприкосновенностью, статус духовного иерарха выше, чем статус правителя страны, хотя теолог и не имеет политической власти. Теолог уходит. А., оставшись с политиками, включается в дебаты, каждого просит высказаться еще раз, вникает в аргументы, и опять-таки не затем, чтобы прийти к какому-то соглашению, а из чистого любопытства, отчасти ради забавы, оставаясь посторонним. Все политики едины в том, что должна произойти революция, все дают понять А., что революция уже у дверей, потому что, судя по всему, уже недолго ждать пришествия мятежника; но каждый политик возлагает на грядущую революцию свою надежду: одному нужно государство европейского образца, с крупной промышленностью, поскольку недра страны богаты полезными ископаемыми; другой отрицает наличие полезных ископаемых и считает, что страна должна вернуться к своей исконной свободной пастушеской культуре; выскакивает вперед третий, молодой, горячий, симпатичный рыжий парень: пора вычистить из нашей религии все элементы христианства, требует он, вера в шестиединого Бога довела до того, что человеку позволено владеть лишь шестью акрами земли и шестью женами, а не таким количеством акров и жен, какое он хочет иметь и может иметь. Но и не только! Христианство, чуждое нашей расе, и есть причина того, что власть в стране принадлежит одному человеку, в результате ложного истолкования шестиединства Божия. Третьему возражает четвертый, великан, он говорит, дескать, это вот и есть ложное истолкование шестиединства, на самом же деле суть его в том, что шесть классов – правители, чиновники, богословы, солдаты, пастухи и ремесленники – составляют единый класс, а значит, все является достоянием всех и все правят всеми. Тут выкатывается вперед круглый низенький толстяк с узкими глазками, утонувшими в жировых складках: довольно, говорит он, все это идеологическая болтология, а нам нужен парламент и ответственное правительство, и нужен избранный народом представитель, президент государства. «Ага, ты хочешь, чтобы избрали тебя!» – вопят несколько голосов; «Демократия та же плутократия!» – ревут другие; начинается свалка, у одного в кровь разбит нос. Расходятся лишь под утро, но следующей ночью Тайный парламент опять собирается; то же и во все остальные ночи. Не намеренно, одним лишь своим присутствием А. примиряет конфликтующих революционеров, сглаживает противоречия. Его беспристрастность, спокойствие и даже юмор – А. забавляют многие радикальные высказывания – действуют умиротворяюще, способствуют единению, так что в конце концов остается решить только один вопрос: посвящать ли в тайну капитана дворцовой охраны, который является также начальником тайной полиции. Политики расходятся, так и не решив этот вопрос, потому что большинство не доверяет капитану, но, с другой стороны, не представляется возможным осуществить путч без участия капитана дворцовой охраны. Теолог просит А. к себе. А. хочет доложить. Все известно, перебивает его теолог, но, прежде чем Тайный парламент перейдет к действиям, он, как глава церкви, почитает своим долгом просветить А. относительно некоторых странностей властителя, при всем к нему, властителю, уважении. Дело в том, что его никто никогда не видел. Властитель никого не принимает, властитель живет в полнейшем уединении, некоторые богословы и политики подозревают, что никакого властителя не существует, что властитель – фикция, выдумка капитана дворцовой охраны, а может быть, ее создатель – народ. На вопрос А., как же это руководит страной властитель, о котором даже не известно наверняка, существует ли он, старик отвечает, что сам он еще никогда не получал распоряжений от властителя, но другие утверждали, мол, им передавал приказы властителя капитан дворцовой охраны, а капитан, по словам этих же людей, опять-таки знать не знал, кто собственно отдал тот или иной приказ, сам властитель или кто-нибудь рангом пониже, штат дворцовой администрации неисчислим. Но как раз это удручает: властитель осуществляет свою тиранскую власть, пользуясь тем, что никто не знает, существует властитель или никакого властителя нет. Однако он, глава церкви, понимает, что по-другому быть не может, и тут даже революция ничего не изменит, ибо незримость властителя есть олицетворение сущности святой пустоты, входящей в шестиединство Божие. Приведенный речами теолога в полнейшую растерянность, А. удаляется в свои покои. По обычаю страны, здесь тоже нет мебели – лишь драгоценные ковры и мягкие подушки на полу, комнату освещает высокая свеча. А. засыпает крепким сном, но глубокой ночью испуганно вздрагивает и открывает глаза – кто-то жарко дышит ему в лицо – огромный черный дог, совсем как тот, от которого А. убегал в детстве, глаза дога в отблесках свечи сверкают как ограненные самоцветы, дог рычит, вот-вот набросится, но вдруг, отвернувшись от А., одним прыжком выскакивает за дверь. А. поднимает тревогу, юные теологи обшаривают каждый закоулок во дворце церковного владыки, но без толку, главный вход и другие двери заперты.

На следующий день А. гуляет по столице, и ему кажется, что в одном из переулков он замечает громадного лакея, который когда-то выгнал его из парка того дворца, куда по вечерам приходила его мать. В какой-то другой день по улице мимо А. проходит глухонемая старуха, когда-то бывшая в их доме прислугой, но может быть, А. обознался, так же как с догом и громадным лакеем, во всяком случае, он ни в чем не уверен. Он идет следом за старухой, та поднимается ко дворцу правителя по крутой лестнице и вдруг исчезает. А. возвращается, во дворце церковного владыки его ждет капитан дворцовой охраны, рослый офицер с умными глазами и почти европейским лицом. Капитану все известно о планах оппозиции, ему донесли тайные осведомители. Он пренебрежительно отзывается о церковном иерархе, называет его, теолога, суеверным мистиком, затем говорит, дескать, властитель вовсе не является воплощением шестиединого Бога, или как там гласит это нелепое учение, на самом деле он человек совершенно бессовестный и скрывается за непомерно раздутым административным аппаратом, ведь только во дворце властителя двести писарей и все они безнадежно коррумпированы, это сущий пережиток Средневековья. Пора выкурить осиное гнездо, нужно действовать! Двадцать лет назад возникло это безобразное положение, увы, сам он, капитан, тогда был слишком молод, так что ему неизвестно ничего достоверно. Но он знает, что однажды откуда-то явился чужестранец, в лохмотьях, пешком, который, как оказалось, по счастливой случайности владел местным языком, вот народ и поверил, что он-то и есть властитель, о котором говорили пророки, этот чужак завладел столицей, без труда, так как в стране царила великая анархия, дикий беспорядок, война всех против всех. Поэтому население приветствовало новый строгий порядок, видя в нем исполнение обетования шестиединого Бога; всё то же вечное надувательство, которому верят все слои населения. Однако и этот новый порядок выродился и стал чудовищной диктатурой, при которой произвола ничуть не меньше, чем было прежде, при анархии, и требует он не меньше жертв, никто не чувствует себя в безопасности, каждого могут арестовать и приговорить к смерти, даже его, капитана охраны. Правитель несомненно сумасшедший, а может быть, он пленник своей администрации, она же никого к нему не допускает, держит его в изоляции. Все свои надежды народ возлагает на мятежника, который уже прибыл, народ видит в нем посланника Божия, как двадцать лет назад – в нынешнем властителе, народ-то, он же религиозен. А. ошеломлен. Наконец он говорит, что не слышал о прибытии какого-то мятежника. Капитан смеется, кланяется, все это – молча. Политики собираются во дворце церковного владыки и, увидев капитана, в изумлении умолкают. Но капитан заявляет, что он с политиками заодно, и говорит, откладывать путч нельзя, нужно все устроить сегодня же на рассвете, дворцовую охрану он проинформировал, она готова действовать. Поскольку мятежник уже прибыл и своим мудрым посредничеством устранил все противоречия в народе и среди политиков, медлить нет смысла. Не важно, послан ли мятежник шестиединым Богом лично, в чем убежден народ, или он человек как все, но пожелавший использовать единственную возможность вернуть народу свободу, в чем он, капитан дворцовой охраны, уверен. Не имеет значения, что мятежник сам о себе думает, важно, решающе важно одно: мятежник представляет политическую реальность, которую надо использовать, ведь речь идет о свержении ненавистного властителя. А. вдруг осознает, что мятежником все считают его. Он безуспешно пытается разъяснить недоразумение. Никто ему не верит, все усмехаются, он никого не может убедить, что произошло недоразумение. А. знает язык страны, А. и есть давно ожидаемый мятежник, Мессия. В полночь политики и капитан уходят. Церковный владыка, притихший, опечаленный, подходит к А. «Ты – мятежник, – говорит богослов, – не пытайся это отрицать. Прими свою судьбу, теперь уже никто не в силах помочь тебе». Старец поднимает руку благословляющим жестом и покидает А., скрывшись в своих личных покоях.