— Все тогда с ума п’сх’дили, у к’го на Земле семья ‘сталась. Тогда-то я первого мужа п’теряла.

— А?

Маскианский акцент Тил усиливается — она с головой погружается в воспоминания.

— Тут тесно, а он пр’стор л’бил. Мечтат’лем б’л и все про св’боду сказ’вал. С’мью м’ю оч’ровал, в жены м’ня взял. П’том про м’ня не д’мал ‘же, про Землю все мысли б’ли. А как вы нас от Земли отрезали, он сник и руки оп’стил, и ник’го уж п’ред с’бой не в’дел.

И м’ня п’ред с’бой уж не в’дел. В’дел свою др’гую ж’ну — ту, что с Земли. Стал л’мать все, кр’шить, и лагерь пр’говор в’нес и его в пустыню пр’гнал. А он одного х’тел — д’мой в’рнуться.

Оказывается, не только форы способны на крутые решения.

Мне хочется возразить: разве маскианцы не перестали оплачивать кабельную связь и не отказались платить налоги? Но я прикусываю язык. Жизни моих товарищей висят на волоске. Не лучшее время для ссор с Тил.

Не говоря друг другу ни слова, мы пробираемся вперед по туннелю. Проходит несколько минут, прежде чем мы замечаем впереди мерцание одинокой лампы-звездочки, свисающей с потолка на тонком, почти невидимом шнуре. Ее свет заметно ярче, чем у остальных. Следующие пятьдесят метров мы также преодолеваем в молчании. Тишину нарушает только наше дыхание да шарканье ног по камню. Жаль, что здесь нет Тека с его суперзрением. Впрочем, мне и так удается заметить в стене люк, который Тил проглядела. Прошла мимо по коридору как ни в чем не бывало. Видно, она все еще во власти воспоминаний.

Вернувшись, Тил вытаскивает из кармана платиновую монету и принимается шарить руками по стене вокруг люка. Нащупывает небольшую панель, отодвигает ее в сторону. Под ней — экран и ряд кнопок. Тил кладет монету у панели и вводит код. Щелчок. Вдвоем мы отодвигаем крышку люка. Перед нами большой квадратный зал, каждая из стен — метров двадцать в длину. С потолка свисают сотни ламп, яркий свет бьет по глазам, но через несколько секунд мы привыкаем к нему и замечаем средних размеров электрическую панель и металлический колпак источника отопления рядом. Интересно, чем отапливается пещера? Горячая вода из недр шахты? Ядерная энергия? Отработанная материя? Последнее маловероятно, эта технология пока доступна только землянам. Так же, как и…

Тил действует четко, словно по инструкции. В течение нескольких минут она переходит от одной станции к другой, и те оживают от ее прикосновения. Трансформаторы, аккумуляторы, топливные элементы начинают трещать, гудеть и жужжать на все лады. Лампы-звездочки вспыхивают еще ярче, разгоняя тьму в зале, но коридоры по-прежнему погружены во мрак, лишь кое-где в стенах из железа и никеля поблескивают кристальные прожилки.

— Гидр’станция ‘справно на нижних эт’жах р’ботает, — замечает Тил.

— Мы можем запереть южные ворота?

— Н’верное.

— Ты знаешь, как?

— Центр упр’вления н’йти.

— Я думал, мы его уже нашли.

— Это с’верная п’дстанция для мастерских, что нав’рху. Еще южная и восточная имеются. П’дстанция для нижних этажей и для средних. И ц’нтральный пульт упр’вления.

Я замечаю, что лицо Тил все еще блестит от слез. Это место много значит для нее, ведь тут работал ее отец. Сотрудничал с форами. А потом рассказал дочери все, что знал.

Или не все?

— Ты знаешь, где находится центральный пульт?

Ее большие серо-зеленые глаза вспыхивают, она оглядывает комнату, высматривает что-то за моей спиной.

— Н’верное.

С этими словами Тил устремляется в широкий туннель, из которого мы пришли, доходит до развилки, поворачивает налево.

— Нам т’да.

Жизнь или смерть моих товарищей напрямую зависит от успеха наших поисков. Зря я не рассказал им про форов. По моим прикидкам у нас осталось не больше десяти минут. Если все получится, если никто не вставит нам палки в колеса, то мы, быть может, еще посражаемся. Скажем свое слово на этой войне.

Тил тоже занимает мои мысли. Нужно будет разузнать побольше о маскианцах, ее соплеменниках, если, конечно, она все еще относит себя к Зеленому лагерю, или как там они называются. Мужчины и женщины из клана Зеленых. А может, просто марсиане. Романтика. Надо познакомиться с их историей, культурой, языком.

Может, тогда я смогу лучше понять Тил.

Теперь, когда свет лампочек стал ярче, мне удается рассмотреть незамеченную нами прежде низенькую дверь, валяющуюся на полу табличку и ряд вырубленных в камне ступеней. Коридор с гладкими стенами ведет наверх, мы проходим по нему метров пятнадцать и попадаем в комнату, один конец которой отгорожен и запечатан черной пластиковой обшивкой. Тил начинает отдирать пластик. Дело идет не очень, поэтому я прихожу на помощь. Через несколько минут мы наконец расправляемся с обшивкой. За ней — еще одно окно, закрытое железными ставнями. Внизу — видавшая виды и занесенная пылью панель управления с голографическим экраном, в верхнюю часть которого вмонтированы миниатюрные проекторы.

На северной смотровой вышке мы с Тил уже побывали, теперь нашли южную. А заодно и центр управления.

Тил садится на жесткий пластмассовый стул, я стою у нее за спиной. Похоже, большинство предметов из этой комнаты были напечатаны на том здоровенном принтере, который мы нашли сегодня. Первоначально колонисты пользовались мебелью и вещами, привезенными с Земли, но постепенно научились изготовлять все необходимое самостоятельно. Главное — найти «чернила» для объемного принтера: растворители, полимеры, металлические или керамические порошки, а уж тогда можно штамповать все, что душе угодно. Оружие в том числе.

Где взять материал для заправки? Привезти с Земли или добыть и очистить от примесей здесь, на Марсе.

Семь минут. Я представляю, как к штольне подъезжают багги с мужчинами-форами на борту. Хотя, может, женщины там тоже есть. Интересно, сколько мне потребуется времени, чтобы пробраться к своим? Может, стартовать прямо сейчас, не дожидаясь, пока Тил все подключит и активирует? Будет ли у нас преимущество, если я успею рассказать товарищам все, что узнал?

Тил смотрит на меня, делает глубокий вдох и откидывает крышку на блоке с цифрами. Аккуратно прикладывает к клавиатуре монету и вводит код.

Мы оба подпрыгиваем от неожиданности, когда включается центр управления. Вспыхивают и жалобно гудят проекторы, просыпаясь от многолетней спячки. Сенсорная панель распознает наши лица, наши глаза. Параллельно идет настройка проекторов — на экран выводятся цветные узоры. Пару раз перед нами проскакивают даже какие-то размытые картинки. А вот и первые данные с камер. Увеличенные трехмерные изображения занимают весь экран и демонстрируют, что происходит за пределами штольни.

В середине панели расположен плоский квадрат, Тил заносит над ним руку и приближает одну из картинок. Пара движений пальцами, и изображение увеличивается. Камера показывает в режиме реального времени — так я полагаю — юго-восточный склон штольни, то есть плечи и спину тонущего великана. Тил переключается на другие внешние камеры, затем, покосившись на меня, на внутренние. На экране мигают десятки миниатюрных изображений — залы и коридоры штольни. По команде Тил они вырастают, становятся ярче и подробнее. Одна картинка особенно привлекает внимание — кристальный склон, поблескивающий в свете звездных ламп. Внезапно изображение гаснет. Что стряслось? Камера сломалась? Сработала система безопасности? Или Тил нарочно стерла картинку?

Перед нами разворачивается сложная система коридоров, туннелей, залов и шахт. Камеры оживают одна за другой, и картина постепенно дополняется. Штольня — масштабное сооружение, и судя по всему, большинство помещений не было повреждено во время потопа.

Монеты, камеры, шифры — у форов пунктик на безопасности, не иначе. Видно, они всерьез опасались чужаков, раз приняли такие меры предосторожности. Вот только кого им бояться? Космодесантников? Антагов? Маловероятно — наводнение произошло задолго до начала войны.

Теперь карта заполнена целиком. Я узнаю некоторые залы на верхних этажах: вот тут мы шли, а здесь мы стоим сейчас. Но незнакомых туннелей и комнат намного больше, и все они помечены зеленым. И даже это — лишь капля в море, ведь есть еще нижние этажи, которые, судя по карте, расположены очень глубоко. Эти комнаты выделены в основном синим и красным.