— Для меня совершенно очевидно, что раз уж Вы не казнили её, — сказал Марсий, — то Вы не хотели видеть её сидящей на колу. При этом Вы послужили Форпосту Ара, независимо от того, какой именно Домашний Камень считаете своим. И по этой причине я сейчас стою рядом с вами, и могу, не считая себя виновным, в данный момент уклониться от своей очень неприятной, но ясной обязанности, в этом вопросе.

— Я не понимаю, — сказал я. — Извините.

— Но если нам удастся выжить, — продолжил он, — надеюсь, Вы понимаете, что мы должны попытаться арестовать заключенную и проследить, чтобы приговор, наложенный на неё, был приведён в исполнение, даже если это означает только груз на её лодыжках и заострённую оглоблю на пирсе.

— Косианцы! — заорал я, вскидывая щит к груди, встречая первый штурм.

Что было дальше помнится смутно. Щиты и мечи, звон стали о сталь, воинственные криками и площадная брань. Вшестером, я, Марсий, седой воин, и трое стражников пришедших в камеру, приняв на себя удар косианцев, врубившихся в наш жидкий строй с разбега и отбросивших нас на мостки, мы приняли на себя этот первый самый яростный натиск, изо всех сил пытаясь удержать проход, ведущий к пирсам.

Мы находились на длинном деревянном настиле мостков, выводивших к пирсам. Жестокая выдалась схватка. За нашими спинами, ярдах в пятнадцати позади, мостки были охвачены огнём. Часть мостков была подрублена с лодок и обрушились в воду. Большинство лодок в гавани сейчас принадлежали Форпосту Ара. Другие попытавшиеся атаковать нас с флангов, используя арбалеты, были встречены и отогнаны нашим «флотом». Первое время, проход на расстоянии дюжины ярдов от пристани, был прикрыт стрелками, базировавшимися на этих лодках, пока косианский командующий не прислал своих собственных арбалетчиков к проходу, чтобы держать их на дистанции. Четырнадцать раз косианцы атаковали нас. Во время пятого штурма Марсий и один из стражников были серьёзно ранены. В тот момент мостки позади нас ещё не были серьёзно повреждены, хотя огонь уже делал своё дело, и раненых смогли забрать, пробежав прямо через огонь и дым на причалы. К моему удивлению на их место встали два других крепких бойца Форпоста Ара. Оказалось, что мужчины в тылу соперничали друг с другом за право присоединиться к нам. Седьмая атака закончилась печально для двух других стражников, когда-то пришедших в камеру. Парни были изранены и истекли кровью настолько, что неспособны были стоять на ногах. Этих забрали рыбаки дежурившие под мостками на своих лодках, сразу высадив двух других, вставших в нами в один строй. Из первоначальной группы остались только я и седой воин. Плавники рассекали водную гладь, кружили вокруг лодок, лавировали между свай, уходили под настил, чтобы появиться в другой стороны. Временами, они все разом устремлялись в одну точку, туда откуда донёсся всплеск, куда упал тот или иной мужчина, потеряв равновесие, сброшенный в возникшей толчее, или окровавленный получив раны от наших мечей. Отчаянные крики, протянутые руки, дикие глаза. А потом всплеск, кровавая пена, воронки водоворотов и пузыри на поверхности. Ещё одна счастливая акула тянула свою добычу под воду. Иногда мы успевали заметить, как они тащили тело в тень под настилом, легко, разрезая воду движениями своих сильных вертикальных хвостов. Зачастую огромные рыбины устраивали драку за добычу, иногда прямо под проходом. В такие моменты мы могли ощутить дрожь настила, когда их мощные веретёнообразные тела врезались в сваи под нами. Я видел одного рыбака из Форпоста Ара, вставшего на ноги в своей лодке и с криком ненависти, ткнувшим пикой в одну из смутно различимых под водой фигур. Возможно, он даже повредил ей спину. Другой мужчина, человек Коса, потратил один болт, выпустив его в рыбину, вздумавшую исследовать его лодку. Акула дёрнулась, словно ужаленная, и мгновенно ушла в глубину, металлическое оперение болта исчезло под водой вместе со спинным плавником.

В промежутках между атаками, мы, хватая воздух широко открытыми ртами, приседали позади щитов, ставя их на настил прохода. Думаю, нет нужды объяснять как устаёт рука в течение долгих енов держать на весу перед собой тяжесть щита, раз за разом получая удары по нему. Нет ничего удивительного в том, что воины зачастую тренируются с утяжелёнными щитами. В первые аны боя самой частой причиной ранений, а то и смерти, особенно среди молодых воинов, является безрассудство, и нежелание использовать щит для своей защиты. Зато в последний ан даже более частой причиной поражения, что достаточно интересно, является простая неспособность удерживать, направлять и маневрировать щитом. Возникает дикое желание опустить его, ослабить боль ноющих мускулов. Это, наряду с общей усталостью, и усталостью руки машущей мечом в частности, приводит к снижению внимания, замедлению реакции и как следствие, к фатальным последствиям. Впрочем, те же самые проблемы, конечно, преследуют и противника. Когда эти факторы принимаются во внимание, и в частности то, что зачастую сражение может длится не один ан, а иногда возобновляется на следующий день и не только, легче понять некоторые события, которые в противном случае могли бы показаться аномалиями в этом виде войны, например, большие промежутки между атаками, перестроения шеренг, случайные, на первый взгляд необъяснимые перемирия, которые могут произойти по взаимному согласию сторон то тут, то там в разных местах сражения, когда мужчины останавливаются, глядя друг на друга, а иногда даже разговаривают, и большую важность разумного распределения и применения резервов.

Для тех, кто интересуется такими вопросами, можно было бы заметить, что именно такие факторы, как эти сыграли свою роль в постепенном переходе от фаланги к каре в гореанском военном искусстве. Дело даже не в том, что каре тактически более гибкое построение, способное к применению на пересечённой местности, но также и в том, что они облегчают замену бойцов на линиях соприкосновения, и позволяют быстро вливать свежие силы в критические моменты боя. Успехи многих генералов, по моему мнению, являются в значительной степени результатом разумного использования их резервов.

Основываясь на моём изучении различных компаний Дитриха из Тарнбурга по комментариям Миниция и по «Дневникам», которые приписываются военному историку Карлу Коммению из Аргентума, хотя об этом полководце часто думают с точки зрения таких новшеств, как косая атака и использование осадных машин в поле, могу сказать, что по моему мнению, он просто мастер использования резервов. Некоторые, кстати, утверждают, что Коммений когда-то сам был наёмником. Не знаю, правда это или нет, но его дневники, если они действительно — его, заставляют думать, что историк не был новичком на поле боя. Ни за что не поверю что все ситуации в них описанные, зачастую с малейшими деталями, основаны просто на рассказах других. Например, его описания сражений при Ровере и Каргаше, намекают на точность, подлинность и проницательность очевидца событий. Например, мне кажется, что обычный солдат, скорее всего, не обратил бы внимания на такую деталь, как медвежья болезнь, случающаяся в бою у испуганного тарлариона. Солдат просто знает о таких вещах и даже считает их само собой разумеющимися, и вряд ли станет включать их в свои описания сражений. Кроме того, многие задаются вопросом, откуда у простого ученого появилась похожая на крепость вилла населённая многочисленными великолепными рабынями. Очень сильно подозреваю, что возможно когда-то он не был незнаком с распределением трофеев.

— Они отступают, — прохрипел мужчина, присевший около меня.

— Им просто больше нет смысла атаковать здесь, — объяснил другой.

Мы обернулись и устало посмотрели назад. Большая часть прохода теперь отсутствовала или горела. Большие пролёты мостков, встав на попа, торчали из воды, другие плавали по поверхности, причём некоторые падая перевернулись, и теперь выставляли из под воды неровные обрубки свай.

— А мы всё-таки удержали проход, — удовлетворённо заметил воин.