Уложив Публию на спину подле крепления стержня, я тут же выбросил её из своей головы. В настоящий момент меня больше интересовало другое.

Я окинул взглядом приближающиеся башни, тысячи мужчин, заполонивших площадь перед стеной, лестницы, осадные машины различного назначения. Потом я оценил стены. Людей было слишком мало. Судя по всему, результат сражения был предрешён. Косианцы долго ждали этого дня.

Слева от меня, на флагштоке, словно вызов захватчикам, гордо развивалось порванное в нескольких местах знамя. Жёлтый знак «Ар» на красном фоне, ниже которого шла, жёлтая волнистая линия. Штандарт Форпоста Ара, символизировавший власть Ара на Воске. Боюсь, недолго ему осталось реять над стеной, подумал я.

Затем, я вытащил длинный стержень из его крепления, и с грохотом опустил его рядом с лежащей на спине, связанной фигурой. Девушка попыталась подняться, но её ноги по-прежнему были связаны, и она неуклюже завалилась на бок. Публия попыталась отползти, но я схватил её за ногу и подтянул к тому месту, где я хотел, чтобы она находилась.

— Пожалуйста, не надо! — заплакала Леди Клодия, протягивая ко мне руки, но я просто отпихнул её в сторону, чтобы не мешалась.

— Готова ли Ты признать себя рабыней? — спросил я, обращаясь к Публии.

Она заметалась, издавая дикие утвердительные звуки и энергично кивая головой упрятанной в мешке.

— Ты узнала мой голос, не так ли? — уточнил я.

Публия снова закивала. Похоже, первое, что она поняла наверняка, это то, что она прибыла на место казни на моем плече, а не на плече палача. Видимо надежда разгорелась в ней с новой силой. Ведь будь здесь палач, понятия не имеющий, кем она была на самом деле, и полагающий, что перед ним шпионка и предательница Леди Клодией, то он, скорее всего, просто загнал бы в неё кол, поставив его в крепление, ушёл бы, чтобы сняв маску, занять свой пост на стене. С другой стороны, я-то хорошо знал, кем была скрытая под тканью пленница. Кроме того, мои слова, должны дать ей некоторую надежду, что она, оказавшись в моих руках, могла бы иметь, по крайней мере, небольшой шанс на пощаду, хотя за него, возможно, придётся уплатить такую тревожащую её цену, как собственное признание своего унижения до категоричной и бескомпромиссной гореанской неволи.

Леди Клодия склонила голову и прикоснулась к моему плечу, демонстрируя мне свою благодарность. Я поднял Публию на колени.

— Ты — рабыня? — строго спросил я.

Девушка энергично закивала. Леди Клодия восхищённо захлопала в ладоши, хотя сама она уже давно знала, что она ничем не лучше.

— Ты просишь разрешения, — спросил я, — придать этому законность, произнеся соответствующую формулу самопорабощения?

Она снова закивала головой, и я, ослабив узел, стянул ткань на её лоб. Конечно, я помнил, что она была красива, но я не помнил, что настолько. Далее я ослабил узел завязок державших кляп, и вытянув промокший комок из её рта, позволил ему повиснуть на шее девушки. Теперь она смотрела на меня с благодарностью.

— Говори, — приказал я.

— Я — рабыня! — произнесла девушка.

— Она — рабыня! — негромко воскликнула Леди Клодия.

Пленница испуганно сжалась, взволнованно задрожала, вдруг осознав себя беспомощной рабыней.

— Теперь, Ты — рабыня, Публия, — сказала Леди Клодия, с любопытством разглядывая её.

— Она больше не Публия, — заметил я. — Её ещё никак не назвали.

Рабыня испуганно уставилась на меня. Она ещё успела вскрикнуть, когда я принялся возвращать на место кляп. Потом она снова могла только мычать и стонать, когда я завязывал на её затылке узел.

— Что Вы делаете? — удивлённо спросила Леди Клодия.

Глядя в дикие глаза рабыни, умоляюще смотревшие на меня, я снова натянул ткань на место, скрывая её смазливую мордашку, и закрепил завязки у неё на шее.

— Что Вы делаете? — повторила Леди Клодия уже громче и требовательнее.

— Она, находясь в твоём обличии, помогла нам зайти неузнанными, настолько далеко, насколько смогла, — пожал я плечами. — Таким образом, принесла нам всю пользу, на которую была способна. Больше мы в ней не нуждаемся.

— Что Вы имеете в виду? — прошептала Клодия.

Я наклонился и поднял стальной заострённый стержень.

— Нет! — вскрикнула женщина, умоляюще глядя на меня.

Я прижал остриё к внутренней поверхности бедра рабыни, и она, застонав, запрокинула голову.

— Вы знали, что она объявит себя рабыней! — крикнула Клодия.

— Она — рабыня, — кивнул я. — Это было понятно сразу.

— Я — не меньше рабыня, чем она! — заявила Клодия.

— Верно, — согласился я.

— И теперь, — закричала она, — после того, как Вы вырвали из неё признание того, что она была рабыней, и она сама произнесла формулу, порабощающую её, Вы готовы, даже не в достоинстве свободной женщины, а в страдании и унижении простой рабыни, посадить её на кол!

— А разве Ты не знаешь, что эта рабыня, когда она была ещё свободной женщиной, прямо таки жаждала увидеть тебя насаженной вот на этот стержень? — осведомился я.

— Это не важно! — крикнула женщина. — Это ничего не значит!

— Люди в Форпосте Ара, — напомнил я, — ожидают увидеть её на колу. Если её там не будет, то я не думаю, что мы уйдём очень далеко. Когда мы покинем эту платформу, они должны думать, что мы выполнили свою работу. Потом нам останется только найти укромное место, чтобы я мог избавиться от маски, а тебе можно будет остаться в этих тряпках и вуаль.

— Нет! — упрямо замотала головой Клодия.

— Это наша единственная надежда на спасение, — объяснил я, — Ты сдашься косианцам, а я, возможно, сумею смешаться с ними.

— Вы — храбрый мужчина, — сказала она. — Я восхищаюсь вами. Вы были суровы со мной. Вы были добры ко мне. Вы рискнули многим ради меня. Да, я хочу сбежать отсюда. Я понимаю ваши доводы. Но если на колу должно быть чьё-то тело, то пусть это будет моё тело. Это я а не она виновна в измене. Так что именно я, а не она должна быть казнена.

— Но, Ты — свободная женщина, — заметил я. — А она всего лишь рабыня.

— Но Вы-то прекрасно знаете, — усмехнулась она, — что на самом деле, она не больше, если не меньше рабыня, чем я. Уж я-то, пока мы были в камере, дала вам достаточно доказательств, что самая подходящая судьба для меня, это посвятить себя самоотверженной любви и служению мужчинам!

— Ты жалеешь её, потому что Ты сама не лучше рабыни, — заметил я.

— Я пожалела бы её, если бы она была свободной женщиной, — призналась женщина, — и я жалею её теперь ещё больше, потому что знаю, что она — рабыня.

— Это потому, что Ты сама — рабыня, — пожал я плечами.

— Возможно, — всхлипнула она. — Я не знаю.

Хорошо, что на мне была маска, и она не видела, как я улыбнулся. Рабыни, как известно, куда более склонны к любви и состраданию, чем свободные женщины. Вероятно, всё дело в том, что они — гораздо больше женщины, чем их свободные сёстры.

— Тем не менее, мы должны подвесить её на колу, — сказал я, в шутку.

Внезапно Леди Клодия бросалась вперёд, прикрыв рабыню своим телам, словно в попытке защитить её от меня. Признаться, это был трогательный жест, правда, и немного глупый. При желании, мне ничего не стоило отбросить её на дюжину футов, или, аккуратным тычком в солнечное сплетение, немедленно сделать её беспомощной и мечтающей только об одном, пропихнуть в себя глоток воздуха. В случае необходимости я мог просто связать её, наглядно продемонстрировав бессмысленность сопротивления.

— Ты готова защищать её даже ценой своей жизни, не так ли? — осведомился я.

— Да! — крикнула она сквозь слёзы.

— Даже, несмотря на то, что она — возможно, твой самый заклятый враг? — уточнил я.

— Это не имеет никакого значения, — всхлипнула Клодия.

— В тебе невероятно глубокие чувства и эмоции, — заметил я. — Уверен, Ты могла бы стать превосходной рабыней.

Женщина озадаченно уставилась на меня. Её вуаль была мокрой от слёз.

— Ну, мы должны подвесить эту рабыню на колу, — объявил я, снимая с себя пояс с ножнами.