— Мы выступали на главной площади, — похвастал Бутс Бит-тарск, — однажды даже во внутреннем дворе самого дворца.

— Позволишь мне присоединяться к вашей компании? — спросил я.

— Значит, Вы просто интересуетесь получением доступа в Брундизиум, — уточнил Бутс.

— Возможно, — кивнул я.

— Где я могу заполучить на свою цепь эту женщину, — спросил он, — ту, что Вы полагаете, может подойти на роль «золотой куртизанки»?

— Среди сотни свежих рабынь Самоса из Порт-Кара, — сообщил я, — она прикована на платформах Shu-27 в юго-западной части Павильона Красоты.

— Имя у неё есть? — уточнил Бутс.

— Прежде было, но не теперь, — усмехнулся я. — Но кличку ей давали, или, по крайней мере, домашнее имя, в доме Самоса, в Порт-Каре.

— Какую именно? — спросил Бутс.

— Ровэна, — ответил я.

— Спасибо, — сказал Бутс. — Вы были очень любезны.

— Так что относительно моего предложения? — спросил я.

— Какого предложения? — уточнил он.

— О моём присоединении к твоей труппе, — напомнил я.

— Всего то? — прищурился Бутс.

— Да, — кивнул я.

— Да не вопрос, — улыбнулся он.

— О-о-а-а! — кричала она, вцепившись в меня, извиваясь и беспомощно прижимая своё порабощенное тело к моему. — Да-а-а! Нет, не отпускайте меня! Не отвергайте меня! Прошу Вас. Держите меня! Держите меня! Пожалуйста!

Её кожа цвета слоновой кости обжигала. Всё её тело было покрыто потом. Даже её прежде длинные светлые волосы, сейчас слегка подрезанные, и наполовину закрывавшие лицо женщины, были мокрыми. Её вздрагивающее тело, подобно географической карте было покрыто красными пятнами, часть из которых оставил я сам. Остальные, были результатом прилива крови бушевавшей в её теле, и переполнившей капилляры у поверхности её кожи. Могло показаться, что она светится красным, как будто, внутри её уязвимого, податливого, страстного нежного тела, бушуют некие тайные огни, зажжённые мной, свидетельствуя о её волнении и возбуждении. Она отчаянно сжимала вокруг меня свои руки.

— Что же Вы делаете со мной! — кричала женщина. — Что мужчины могут сделать со мной! Я люблю это! Пожалуйста, Господин, не останавливайтесь!

Запрокинутая голова. Приоткрытые губы. Закрытые глаза.

— О-охммм! — задыхалась она. — Да-а-а! O-о-а-а! Да-а-а! Да! О! О! Да, Господи-и-ин! Да Господин! Ещё-о-о, я прошу-у-у Вас всем моим сердцем! Я умоляю Вас не останавливаться! О, Господин! Да, Господин! Да, Господин!

Послышалось отчаянное бренчание цепи прикованной к её щиколотке.

— О-о-охмм, Господи-и-ин! Да, Господин! — стонала она.

Цепь была около ярда длиной, и соединяла ножной браслет, плотно охватывавший щиколотку женщины, с длинным тяжёлым колом, вбитым глубоко в землю. Лишь около пяти дюймов этого кола осталось над поверхностью. Он торчал где-то в ярде и налево от входа в маленькую, полосатую палатку.

Девушка была полностью обнажена. Всё, что на ней было это, то самое кольцо на лодыжке и ошейник. Обычно рабыня лежит на циновке, расстеленной на траве, прикрытая одеялом, и ждёт внутри того, кто откинет полотно на входе в палатку. Это будет тот, кто внёс установленную рабовладельцем плату за её использование.

Мы находились уже приблизительно в двухстах пасангах к западу от территории ярмарки, на краю лесов Клеарчуса, рядом со старой западной дорогой.

— О-о-оххмм, да-а-а, — вскрикивала она, прижимаясь ко мне.

Ошейник, красовавшийся на её горле, был совершенно простым и заурядным. Выгравированная надпись гласила: «Если Вы нашли меня, верните Бутсу Бит-тарску. Награда». Бутс использовал для всех смоих рабынь одинаковые ошейники.

— А-а-и-и-ий! — внезапно зашлась она в крике, от моего лёгкого прикосновения.

Я видел, что она уже была готова к большему. Женщина вплотную подошла к состоянию рабского возбуждения, и смотрела на меня совершенно шалыми глазами.

— Да, — сказал я. — Ещё сильнее.

Она начала извиться и трястись.

— Сейчас мы начнём снова, — сказал я.

— Неужели я смогу ещё хоть что-то почувствовать? — всхлипнула женщина.

— Ты даже ещё не испытала рабского оргазма во всей его полноте, — усмехнулся я.

К этому времени, хорошо изучив её чувственные места, я провел её по той грани, которая давала ей возможность ощутить, но ещё не испытать новый горизонт. Я держал её там, на самом краю, некоторое время, ровно столько, сколько это нравилось мне, иногда разрешая ей остыть немного, но тут же, стоило мне того пожелать, с жестокостью рабовладельца, почти как если бы подзывая её командой, которой она не могла отказать, возвращал женщину обратно на грань, где, почти в безумии, она дрожала и умоляла дать ей избавление.

— Ещё нет, — вновь отказал я ей.

— Да, Господин, — заплакала она.

Решать мог только я! Она была полностью в моей власти. Она была рабыней.

— В любом случае, — сказал я Бутсу несколькими днями ранее, — позволь мне показать Тебе девушку.

— Это было бы весьма любезно с Вашей стороны, — заметил он.

— Кто знает, — пожал я плечами, — вдруг Ты передумаешь.

— Ни за что, — сказал он.

Мы с Бутсом прошли в область, где у агентов Самоса хранилась сотня девушек, присланных из Порт-Кара для продажи их во время Ярмарки Ена-Кара. Я на всякий случай уточнил их местоположение днём ранее. Это было в юго-западной части Павильона Красоты, а точнее на платформах Shu-27. Все девушки стояли на четвереньках на длинных, узких платформах, параллельно друг дружке, лицом к покупателям. Каждая была прикована за шею короткой цепью к кольцу, закреплённому в толстой доске перед ней. Переговариваться между собой им запретили. Агенты Самоса, с плетями в руках, тут и там прохаживались среди них.

— Вот эта девушка, — показал я Бутсу, — повезло, её ещё не продали.

На её ошейнике проволокой был прикреплён белый диск — «Бронь». Некоторые из ошейников, которые прежде держали женщин на соседних полках, уже были пусты.

— Вы! — выдохнула она.

Дело было чуть раньше, в районе полудня, когда я впервые увидел её на платформе.

— Ты помнишь меня? — несколько удивился я.

— Девушка никогда не забывает мужчину, который нанёс ей первый удар плетью, — улыбнулась она.

— Как идут продажи? — поинтересовался я у неё.

— Я, правда, не знаю, Господин, — ответила она, — нас всех держат в отдельных рабских ящиках, и обычно выпускают только для упражнений или показа на рабских прилавках. Я сама впервые выставлена для демонстрации только этим утром.

— Я видел несколько пустых ошейников на других прилавках, — заметил я.

— Тогда, возможно, торги идут неплохо, — предположила она. — Я не осмеливаюсь крутить головой, чтобы посмотреть. Одна девушка была жутко избита за это всего ан назад.

Конечно, по количеству пустых ошейников решать о ходе торгов не стоило. Если пустых ошейников нет вовсе, тогда клиенты могут подумать, что никто больше не заинтересовался представленным живым товаром, а значит с девками что-то не так, и возможно, лучше пойти прицениться в другом месте. Если же оставить всего несколько девушек, и множество пустых ошейников, потенциальный покупатель может получить впечатление, возможно ошибочное, что ничего особого интересного уже не осталось, самое лучшее уже разобрано. Идеальное настроение, которое требовалось внушить клиенту, это чтобы он думал, что у Вас есть изумительные рабыни для продажи, и слишком многие люди интересуются и покупают здесь, и быстро разбирают товар. Вот в этом случае, он начинает хотеть, едва увидев девушку, схватить её прежде, чем это сделает кто-то другой. Если Вы видите женщину, прикованную цепью к прилавку за ошейник, а через некоторое время уже обнаруживаете пустой ошейник, не будет нелогичным предположение, что её только что продали.

Иногда женщина, которая была продана, некоторое время остаётся на платформе, возможно, пока её новый хозяин осматривает остальной товар, но она отмечается тем или иным способом, как проданная. Есть несколько способов, как это может быть сделано. Например, ей на голову могут надеть белый мешок с красной надписью «Продано», или ей на ошейник крепят красную же бирку с тем же словом «Продано». А бывает, что на ней просто, жировым карандашом пишут слово «Продано», обычно, в соответствии с традицией, на её левой груди.