— Благородная свободная женщина, и благородные господа, почтеннейшая публика, — объявил Бутс, — «Волшебная вуаль Ананго» была представлена Вам актёрами Бутса Бит-тарска, актёра, импресарио и экстраординарного антрепренёра! Мы благодарим Вас за Ваше участие!

Речь Бутса была встречена громом аплодисментов. Бутс, Чино и Лекчио, улыбаясь, кланялись, снова и снова. Бригелла, по знаку Бутса, опустилась на колени.

— Бина! — позвал Бутс, делая экспрессивный жест в сторону входа на подмостки.

И Бина, в одеждах свободной женщины, в которых играла эпизодическую роль Леди Типы, односельчанки Леди Фиби, появилась на сцене.

— Долой эти абсурдные препятствия, закрывающие Тебя от наших глаз, — весело скомандовал ей Бутс.

Девушка откинула свою вуаль и отбросив назад капюшон, освободила водопад своих тёмных волос. Она была изящной маленькой рабыней, но несравнимой по красоте с Бригеллой. По крайней мере, по моему мнению, оказавшись на прилавке невольничьего рынка, она не смогла бы принести большую прибыль, чем Бригелла. Я смог сравнить их ещё в Порт-Каре.

— Ну-ка, — строго сказал Бутс, её хозяин, и она сбросила свои одежды, с плеч, затем спустила их до талии.

У неё были маленькие, отлично сформированные, изящные груди. На шеё красовался стальной ошейник.

— Долой их, сейчас же, полностью, — прикрикнул Бутс, тыкая пальцем в одежды, которые она всё ещё скромно прижимала к бёдрам. — Вставай на колени.

Бина отпустила одежды, и те свалились горкой у её ног. Она встала на колени рядом с Бригеллой, лицом к зрителям. Бутс, лёгким пинком дал ей понять, что она должна держать колени широко разведёнными перед публикой. Было заметно, что девушка стеснялась сделать это. Возможно, она была рабыней, не столь долго, как Бригелла. Но теперь они обе стояли на коленях совершенно одинаково, спины прямо, ягодицы на пятках, подбородки высоко подняты, демонстрируя ошейники, совершенно голые, ноги широко расставлены — настоящие рабыни.

— Наша маленькая Бина! — указал Бутс на представленную в самом выгодном свете девушку. — Спасибо, благородная свободная женщина и благородные джентльмены! Запомните бедного Бутса и его труппу! Будьте щедры!

Несколько монет, главным образом медных, зазвенели по сцене. Сам я швырнул туда пару медных кругляшей с изображением тарна.

У меня хватало денег, как моих собственных, так и тех, что я прихватил из лагеря Леди Янины, прежде чем освободить её пленников и сжечь шатёр и повозку. Вот только не было у меня ни малейшего желания извещать всех на ярмарке о теперешнем весе моего кошелька. Одно дело, сделать это в своём городе, где моё финансовое положение и без того широко известно, и совсем другое, сделать это в чужом месте перед незнакомцами.

— Спасибо, почтеннейшая публика, блестящие покровители искусств, — проговорил Бутс. — Благодарим Вас!

Чино и Лекчио собрав монеты, вручили их Бутсу, который взял их и спрятал в одеждах, где у него, возможно, был потайной карман. Девушки, здесь на ярмарке, не стали ходить по толпе с медными чашами, скорее всего, потому что обе были заняты в пьесе. Но, даже тогда, когда они делали это в Порт-Каре, они, конечно, только держали чаши, прикасаться к монетам, а уж тем более тратить их они не имели права. Единственные исполнительницы, которые обычно сами собирают монеты, брошенные им для их владельцев, это танцовщицы, которые обычно выступают в одиночку, не считая музыкантов. Они подворачивают монеты в своём рабском шёлке, если им его разрешили, конечно. Учитывая особенность их шёлка, который обычно прозрачен, общую скудность их одежды, и прилюдность сбора ими монет, вероятность того, что они могли бы скрыть монету, даже если бы они посмели сделать это, крайне мала. Рабыне, как Вы видите, вообще запрещают даже прикасаться к монетам без разрешения. Это, конечно, не означает, что их нельзя послать в рынок, и дать монеты для покупок, и тому подобного. За пропавшую ранее монету, буде таковая найдена у рабыни, или в её конуре, она может быть подвергнута серьезному наказанию, вплоть до скармливания слину.

— Эй, мужлан! — позвала свободная женщина.

— Да, благородная леди? — поклонился Бутс, выступая вперед.

— Твои пьесы оскорбительны для свободных женщин! — крикнула она. — Я за всю прежнюю жизнь не чувствовала себя столь оскорблённой, как сегодня!

— А Вы видели наши спектакли? — поинтересовался Бутс. — У нас их больше пятидесяти.

— Нет, — признала она. — Все я не видела!

— Увы, мы не можем исполнить их все из-за того, что у меня труппа не полная, — вздохнул Бутс. — Я не укомплектован в настоящее время. К сожалению, у меня нет золотой куртизанки. Репертуар, конечно, часто меняется. Иногда мы прекращаем временно, а то и надолго играть старые пьесы, когда мы чувствуем, что они устарели и больше не интересны зрителям, и тогда сочиняем новые пьесы. Мы импровизируем на разных идеях и темах, а затем, выступление за выступлением, добиваемся идеальной игры. Безусловно, многое зависит от находчивости исполнителей, ибо наше искусство всегда отрыто для новшеств, постоянному пересмотру, импровизациям, и так далее. Нужно всегда уметь извлекать выгоду из таких нюансов как местный колорит, недавние происшествия, текущая политическая ситуация, популярные личности или хорошо известные фигуры, предубеждения региона, и тому подобные мелочи. Намёки на местную действительность всегда популярны. Иногда, конечно, это может привести к проблеме, так что с этим надо быть осторожным, чтобы оскорбив того, кого не стоило, не оказаться на колу. Вы кажетесь очень умной. Возможно, Вы могли бы помочь нам.

— Значит, Ты думаешь, что все свободные женщины ничем не лучше рабынь! — выкрикнула она.

— Я бы предположил, что все женщины привлекательны, — осторожно сказал Бутс.

— О! — задохнулась она от ярости.

— Вот возьмите себя, — заметил он. — Как бы Вы выглядели, будучи раздетой, в ошейнике и под плетью? Вы думаете, что вели бы себя совсем по-другому, не так, как любая другая рабыня? Неужели Вы никогда не замирали, чтобы подумать об этом? Разве, Вы никогда не задавались вопросом, возможно в тайне, о том, смогли бы Вы доказать то, что оказались бы весьма даже неплохой рабыней?

— Я — свободная женщина, — сказала она ледяным тоном.

— Простите меня, Леди, — сказал Бутс.

— Ещё до наступления сумерек, можешь быть в этом уверен, — заявила она, — я представлю жалобу судьям. А завтра в полдень, Ты уже будешь сворачивать свой балаган, поскольку Тебе запретят выступить на ярмарке.

— Окажите нам милосердие, Леди, — взмолился Бутс, — мы — маленькая бродячая бедная труппа, и находимся в отчаянной нужде. Я даже был вынужден продать мою золотую куртизанку, чтобы свести концы с концами!

— Мне нет до этого никакого дела, — усмехнулась она, — можешь хоть всех своих шлюх продать!

— Ярмарка Ен-Кара — самая крупная из всех ярмарок, — постарался убедить её Бутс. — Она бывает всего один раз в год. Это очень важно для нас! Мы нуждаемся в каждом бит-тарске, который мы можем заработать здесь.

— У меня нет желания оказывать Тебе милосердие, — тоном, которым можно было бы заморозить воду, бросила она. — А ещё, я прослежу, чтобы вас всех оштрафовали и публично высекли. И если Ты не покинешь территорию ярмарки до завтрашнего вечера, я лично прослежу, чтобы твою труппа разогнали, а всё имущество, фургоны, одежду и даже шлюх конфисковали!

— Вы хотите видеть меня разорённым? — в отчаянии спросил Бутс антрепренёр.

— Да! — зло выплюнула она.

— Спасибо, добрая леди, — ядовито поблагодарил Бутс Бит-тарск.

Женщина повернулась на пятках, на миг взметнув одежды, и подняв облачко пыли, покинула нас. Сандалии на ней были позолоченные. Бутс Бит-тарск и я сам с интересом посмотрели ей в след, обращая особое внимание на её лодыжки. Я нашёл их весьма неплохими, и я предполагаю, что Бутс со мной бы согласился, что они отлично бы выглядели в кандалах.

— Всё, кажется, теперь я разорён окончательно, — сказал мне Бутс Бит-тарск.