В десять часов вечера открытая военная повозка с фонарями, высвечивающими лишь крупы лошадей, выехала из Кремля и направилась на северо-восток города. В повозке уместилась вся труппа мадам Авроры. Виалату согласился-таки снять шлем центуриона. Одна нога «Жанны д’Арк» высовывалась из дверцы. Себастьян сел рядом с форейтором. Старший интендант Боссе разрешил ему сопровождать его неожиданных протеже. Себастьян все время оборачивался, пытаясь в полумраке разглядеть силуэт мадмуазель Орнеллы, но этому чертовски мешала вездесущая мадам Аврора. Несмотря на ухабы и тряску, она стояла посреди повозки и командовала, как лучше проехать к дому итальянца-коммерсанта:

— Направо и давай вдоль базара.

Форейтор так и поехал. Но не прошло и минуты, как самоуверенная дама засомневалась:

— А может, через базар было бы ближе?.. Впрочем, погоди-погоди, что там за толпа?..

Повозка покатилась по узким улочкам с одноэтажными кирпичными домами. Оставшись, наконец, без офицеров, солдаты дали себе волю и, в надежде поживиться, тянули все подряд, ругаясь за бочонок меда или какую-нибудь женскую тряпку. То был Китай-город. Торговцы из Лан-Тхэу доставляли сюда товары со всей Азии. Они прибывали в Москву откуда-то из-за Амура, где кончается Россия и начинается Китай. По «шелковому пути» купцы добирались до Каспийского моря, а оттуда по Волге и Дону до Москвы. Торговали белыми бухарскими шелками, чеканной медной посудой, пряностями, мылом, брусками соли с розоватыми прожилками…

Гвардейцы мгновенно сметали с полок все без разбора. Их мундиры едва проглядывали из-под разноцветных отрезов шелковистого бархата, вместо киверов на головах красовались татарские шапочки с наушниками. Изделия из моржовых бивней исчезали в бездонных карманах шинелей и солдатских ранцах. Полосатой желто-фиолетовой тканью солдаты обматывались, словно плащами. Преображенные до неузнаваемости, мародеры группами покидали Китай-город, сгибаясь под тяжестью награбленного.

Проехать здесь было довольно сложно, повозка еле двигалась. Поездка явно затянулась, но Себастьян этому был только рад: ему подольше хотелось побыть рядом с мадмуазель Орнеллой, которая казалась ему воплощением земных и небесных добродетелей… И тут прогремел взрыв. Слева от них загорелась лавка. Люди с криком стали разбегаться кто куда. Форейтор хлестал лошадей. Те помчались рысью, задевая порой солдат, которые, как могли, уносили ноги из торгового квартала. Какой-то гренадер ловко вскочил на подножку повозки и возбужденно крикнул:

— Рвануло, как только вышибли дверь магазинчика! — он уже успел намотать на шею шелковый отрез, напялить поверх мундира куртку из волчьей кожи и теперь орал: — Вот увидите, конец нам будет в этом поганом городе!

— Не кричите, успокойтесь! — с непривычной для себя уверенностью сказал Себастьян. — Вы пугаете дам.

— Все дамы трусихи! Эх, стать бы мне птицей, сразу улетел бы отсюда!

— Горит и с той стороны, — сказала мадам Аврора, — скорее всего, за больницей Воспитательного дома на Солянке.

— Где, где? — переспросил Себастьян.

— На Солянке, на улице, где торгуют соленой рыбой, господин Себастьян.

Эти слова прозвучали из уст мадмуазель Орнеллы, и Себастьян начисто забыл о пожарах, которые теперь ничего для него не значили. В его ушах все звенел и звенел ее нежный певучий голос.

Капитан д’Эрбини расположился со своими драгунами в особняке графа Калицына. Мебели там было не много, но все выглядело вполне прилично. От хозяев ему досталась даже картина с купающимися нимфами, которую в суматохе сборов забыли снять. Изображенным на ней старомодным полноватым дамам капитан, конечно же, предпочел бы настоящих женщин. Однако, страдая от бессонницы, имея богатое воображение и соответствующие воспоминания, он мог мысленно заменить эти образы молодыми русскими девицами.

Полен пересмотрел все шкафы, не оставил без внимания ни одну банку, но нашел лишь сушеные фрукты да какое-то коричневое засахаренное варенье. Капитан протянул стакан, и слуга налил ему березового вина, которое он выпил одним глотком.

— Это совсем не похоже на наше шампанское, — заметил д’Эрбини, поглаживая усы.

Он сменил военную форму на ярко-красный атласный халат с подкладкой на лисьем меху. Капитан нехотя закусил вино ложечкой варенья. Тем временем Полен приготовил постель, аккуратно разостлав скатерти вместо простыней. В это время со двора донесся лай цепных псов, привязанных перед домом.

— Надо было свернуть шею этим горлопанам! Полен, иди посмотри!

Слуга выглянул в окно и сообщил, что какие-то гражданские болтают с часовыми.

— Ступай вниз и узнай, что там такое!

Капитан налил себе полный стакан и посмотрелся в зеркало, висевшее над столом. Сегодня вечером в этом московском наряде, без каски, со стаканом в руке он определенно себе нравился. «За мое здоровье!» — подмигнул он своему отражению.

Скромное убранство этих просторных комнат чем-то напомнило ему детство, проведенное в замке неподалеку от Руана, а точнее, в отцовском поместье д’Эрбини. К обеду в доме любили собираться гости: соседи, семейный священник, разорившиеся дворяне. Зимними вечерами все садились у единственного действующего камина. Д’Эрбини очень рано поступил на военную службу в Национальную гвардию, где и постигал все тонкости военного дела. Он не на словах, а на деле знал, что такое убивать, ходить в атаку и получать медали. Он столько раз уходил от смерти, что воспринимал это как должное. Однажды он всадил саблю в живот человеку только за то, что тот дерзко посмотрел на него. В другой раз он жестоко избил таможенника, который хотел взять с него плату за въезд в Париж. А тот случай в Вожираре, когда между драгунами и стрелками в кабаке завязалась смертельная драка…

В комнату вбежал Полен:

— Месье, месье….

— Стоять! Скотина!

— Там бродячие комедианты. Просятся приютить.

— Нет у меня места для цыган. Понял?

— Это французы, месье. Они жили в зеленом домике напротив, который разграбили наши молодцы…

— Пусть спят на земле! Очень полезно для позвоночника. Таких людей надо ставить на место.

— Я думал…

— Разве я плачу тебе за то, чтобы ты думал, тупица?

— Там есть молодые женщины…

— Красивые?

— Пожалуй, да…

— Веди их сюда! Посмотрим, — капитан подкрутил усы, — может, это судьба.

Едва он успел окропить себя одеколоном, который остался от графини, как явилась «судьба». Она вошла вместе с громогласной мадам Авророй, которая толкала перед собой драгуна, сердито колотя его в спину крепко сжатыми кулаками. Размахивая шалью, она тут же набросилась на капитана:

— Вы командир этих негодяев?

Д’Эрбини не успел открыть рот, чтобы ответить актрисе, как на него посыпалось:

— Объясните мне, почему вместо ремня я вижу на брюхе этого типа свою шаль? — Она с силой ударила растерявшегося драгуна в живот. — Я знаю, это ваши солдаты все разворовали в нашем доме, где мы жили два месяца! Я требую…

— Замолчите, — сказал капитан, вставая с кресла, — вы ничего не можете требовать. Весь город принадлежит нам. Эй, ты! Что ты там вытворяешь?

Виалату положил свой шлем центуриона на столик и стал примерять каску д’Эрбини, но она оказалась ему слишком велика.

— Не трогать мои вещи! — закричал капитан.

— А с нашими вещами вы как поступаете? — горячилась мадам Аврора, которую вовсе не смутил окрик офицера.

— Между прочим, — заговорил Виалату, — у нас есть выход на императора. Один из его секретарей лично доставил нас сюда.

— Весьма любезный молодой человек… в отличие от некоторых, — с явной насмешкой процедила рыжая особа, привыкшая к ролям субреток.

Капитан смягчился, взглянув на юную актрису, которая показалась ему легкой добычей.

— Ладно… Солдат ведь тоже можно понять… К тому же мы соотечественники… Как-нибудь договоримся. Здесь всем хватит места. Полен! Позаботься о наших новых друзьях! А для вас, мадмуазель, я предоставляю свою комнату, где опочивал сам граф.